— Что? — опешила. Уставилась на него и не могла поверить — это мне говорит он? — Ты сейчас серьезно? — Гриша молчаливо смотрел. Значит, не шутил. — Мне не о чем с ним разговаривать, — нервно бросила, чувствуя, как холод пробирает до костей. Обхватила себя руками и подошла к окну.
В противовес моему состоянию улица нежилась в солнечных лучах, возможно, последних теплых в этом году. Природа готовилась к зиме, но сегодня расщедрилась и решила порадовать нас теплом. Редкие, для такого часа, прохожие наслаждались погодой, а я мерзла и не могла никак согреться.
На душе, словно в укор солнцу, бушевал ураган.
— Вам надо поговорить, — Гриша встал рядом, — он придет ближе к обеду.
— А ты не подумал, что я могу не хотеть с ним разговаривать, нет? — развернулась к мужчине, скрещивая руки на груди, будто это могло спасти от произнесенных ранее слов и от встречи с прошлым одним махом.
— Это по делу, Юль. О вашем прошлом я не заставляю говорить, хотя по- хорошему, вам давно пора в этом разобраться.
— А вот это точно не надо…
— Рано или поздно вам все равно придется об этом поговорить, — бескомпромиссно заявил мне друг.
Спор на этом не закончился, отнюдь, но и не продлился долго. Ребятня все- таки проснулась и меня затянуло, словно воронкой, в повседневные дела, а за ними и время летело со скоростью ветра. Завтрак, прогулка, в такую погоду- грех сидеть дома, и вот уже пора обедать и укладывать Алису спать.
Сколько бы не старалась отвлечься, мысли попрыгунчиком скакали от резвящихся на детской площадке племянников, до одного небезызвестного мужчины из прошлого, который ходит сейчас, где-то в этом городе, в который я убежала от него.
Оттягивай, не оттягивай, встреча неизбежна. Гриша с какого-то перепугу решил, что она нужна, ну а мне просто необходим был покой — обычная серая бытовуха, от которой все так ноют: работа-дом, без передряг и эмоциональных качелей.
И вот он — час икс: Алиса спала, Миша и Маша залипали в мультиках, а я стояла на кухне у окна и прислушивалась к тому, что происходило у меня за спиной. Слышу, как Гриша прошел к входной двери и щелкнул замками. Тихий обмен репликами и едва слышные шаги в направлении кухни заставили сжаться в комочек.
Саша пришел не один, скорее всего с Давидом и тем мужчиной, с которым был первый раз. Даже среди множества звуков, я без труда смогла бы различить его шаги. Я не планировала, но каким-то невероятным образом все мои органы чувств настроились на него, отказываясь слушать доводы разума.
Мужчины прошли в кухню и все вокруг сузилось до одного маленького пятна на стекле, которое я разглядывала пристальнее, чем экспонаты в музее.
В груди разгоралось настоящее пекло — всех вод мирового океана не хватило бы его потушить. Смесь горечи, от потери и обиды, от недоверия, кислотой обожгло внутренности. Прижала ладонь к груди, где за ребрами разрастался болезненный комок и тяжело вдохнула, всеми силами проталкивая такой необходимый кислород в легкие.
— Привет, Юль, — плетью по нервам прозвучал его голос.
Набрала в грудь побольше воздуха и обернулась. Если этот разговор должен состояться, так тому и быть — поговорим.
Глава 43
Мерные постукивания чайной ложечки о стенки кружки только сгущали напряжение, которое витало на кухне.
Бам, бам, бам…
Я засела в углу между столом и стеной, на противоположной стороне от собравшихся, и невольно сжалась на стуле. Некогда удобная сидушка, с мягкой подушечкой, которые я выбирала среди десятков пестрого разнообразия, сейчас приносили дискомфорт и я никак не могла усесться удобнее. Ерзала и смотрела, как веревочка пакетика заварки закручивается вокруг ложечки.
Гриша выступал в роли этакого парламентера между мной и мужчинами. Гостеприимно усадил всех за стол, приготовил чай-кофе, достал конфеты, печенье, которые готовила сегодня для племянников, словом делал все то, что должна делать хозяйка в доме, но не могла. Я пыталась взять себя в руки, включить невозмутимость — ведь точно знаю, что ничего не делала, но страх вылился в мандраж, пробирающий до костей и заставляющий руки трястись нервной дрожью. Обвинение в шпионаже — это все, начиная от штрафа и пинком на выход с черным билетом, до реального срока. И к этому сложно относиться невозмутимо, тяжело не реагировать и не беспокоиться, когда дело касается твоей жизни, будущего, всего.
— Юля, я думаю сахар уже растворился, — Гриша аккуратно поймал мое запястье и отобрал ложечку.
— Почему здесь нет адвоката? — вскинула взгляд на мужчину, хватаясь за рукав его кофты.
Он первый, за последние минут десять, на кого я посмотрела. Окно, пол, стол, кружка — куда угодно, лишь бы не на Сашу. Уверена, глаза-предатели кинулись бы первым выискивать именно его.
— Он вам не понадобится Юля, — уверенно, без заминки, так, что Гриша не успел даже рта раскрыть, ответил на мой вопрос Геннадий Юрьевич, — позвольте прояснить, вас никто не обвиняет. Более того, мы уверены, что это сделали не вы.
Повернулась на голос. Мужчина сидел расслабленно откинувшись на стуле и даже улыбался одними уголками губ, по-доброму, без тени издевки, злости или пренебрежения. Не сдержалась, мазнула взглядом по Давиду и Саше — а ведь так старалась этого не делать — и увидела у них аналогичные выражения на лицах.
И что это значит? Что значит, знают, что сделала это не я? А что тогда все это было? В кабинете у Маркуши они ничего подобного не говорили.
— И почему же это не я? У меня было время и возможность, — противоречила сама себе. Не понимала, что со мной происходит, вроде нужно радоваться, но не получалось. — Да и я уже такое делала, почему бы не повторить? — не удержалась, выпалила мысль, ядом крутящуюся в голове с момента, как снова увидела Сашу в кабинете нового шефа.
Саша выдержал мой колючий взгляд, который я бросила на него, только губы поджал, переставая улыбаться:
— Это не ты. Не сейчас, не три года назад. Я знаю.
От его глубокого голоса по телу побежали предательские мурашки.
Нервно хохотнула, качая головой — три года назад бы услышать эти слова. Вместо его холодного взгляда, в котором бегущей строкой было написано “предательница”, увидеть бы то, что я вижу сейчас: грусть, теплоту, нежность. И сидеть бы вот так за столом, обсуждая, что же на самом деле произошло. Тогда, а не сейчас. И все бы было по другому. Сейчас, ничего кроме горечи не чувствовала. Ни радости от того, что он мне верит, ни облегчения, от того, что знает о моей невиновности — ничего.
— О прошлом вы поговорите позже, — прервал наши гляделки Геннадий Юрьевич.
— Не о чем говорить, — бросила резко в ответ.
Тогда, три года назад, было сказано достаточно. Сейчас уже слова все излишне. Да и что они дадут? Ничего.
— Юль, давай ты меня отпустишь, мы все сядем и спокойно поговорим. — это уже Гриша аккуратно отцеплял мои пальце от своей кофты.
Только сейчас поняла, что держала его все это время. Друг отошел от меня лишь на пару секунд, закинул чайную ложку в раковину и вернулся обратно, устраиваясь рядом со мной. Поймал мои беспокойно стучащие по коленке пальцы и сжал в своей большой руке. Стало легче — выдохнула. Видела, как губы Саши дернулись в горькой усмешке.
— Юля, — его голос звучал глухо, — мы с самого начала знали “кто?”, “зачем?” и “как?”. Увы, тот, кто это сделал, решил подставить тебя и нам пришлось принять условия его игры, иначе он просто бы сбежал. Как только вещественные доказательства на него будут собраны, правда будет обнародована. Ты ничего не делала и мы это докажем, дай только время…
Удивительный орган сердце. Каждую минуту каждого дня работает без отдыха, стойко переживая каждый катаклизм, который происходит с его хозяином. Мое сегодня работало на износ — больше часа, пока сидели и обсуждали все в мельчайших подробностях, билось тахикардией и только, когда уже уходили, замерло, замедлилось и даже будто стало медленней гонять кровь пенам, после хлопка двери.
