Через несколько дней ко мне пришел охранник. Я передала ребенка няне и мы уединились в кабинете мужа. Почти всю охрану я распустила, но несколько человек еще работали на нашу семью, занимаясь розыском Ивана.
– Опять никаких следов?
– Кое-что мы нашли, – по выражению лица я догадалась, что мне не понравится продолжение. – Ситуация выглядит подозрительно и нехорошо. По всей видимости, Иван жив, госпожа Кац. Мы получили данные от сотового оператора. Еще до перестрелки он покинул парковку клуба и, судя по сигналу, выдвинулся к выезду на междугороднюю трассу, а телефон выбросил через несколько километров.
– И что это значит? – напряглась я. – Не мог же он просто сбежать!
– Помните, когда мы брали Бестужева в Северном, он смог уйти из квартиры?
Я нахмурилась, еще тогда это показалось мне странным. Охрана стояла плотно вокруг дома Жанны, а ее муж все равно улизнул.
– Думаю, это произошло не без помощи Ивана. Я выяснил, что когда-то они ходили в одну спортивную школу. Им было лет по двенадцать, но теоретически они могли быть знакомы. Иван мог его выпустить.
– Твою мать, – прошептала я. – И это не проверяли?
– Так глубоко нет. Они всего год там занимались. Бестужев жил у бабушки, затем переехал к отцу…
У меня перед глазами встала его биография. Я ведь читала об этом: о бабушке, и о переезде.
– Они могли дружить.
– Не исключено. Не похоже, что Иван был в сговоре. Настораживает вот что. Когда ваш муж шел туда с Антоном, у них был план. Меня, к сожалению, не посвятили. Смотрите, Иван сразу же уехал с парковки, стоило им войти в клуб. Думаю, он предупредил обо всем Бестужева и свалил. Из-за этого и началась пальба…
С каждым словом становилось труднее дышать. Господи, я так надеялась… А этот урод просто сбежал, всех подставив. Руки онемели настолько, что я едва взяла зазвонивший телефон. Взглянула на номер – незнакомый, и ответила, лелея в душе надежду, которая бывает у всех, ктождет –вдруг это…
– Госпожа Кац? – женский голос был звонким и настолько неприятным, что пронзал насквозь. – Пришли результаты ДНК-экспертизы. В какое время вы сможете подъехать?
Глава 53
– Скажите сейчас, – попросила я.
Женщина молчала. В ушах, как набат, стучали удары сердца. Она не имела права говорить по телефону, но я молила ответить, понимая, что не доеду, умру от разрыва сердца в пути.
Голос в трубке поменялся.
– Вы одна? – неожиданно спросила женщина.
– Нет…
– Это заведующая лабораторией. Госпожа Кац, к сожалению, – голос начал таять от звона в ушах. – Экспертиза подтвердила, что это отец ребенка…
Эмиль.
Экспертиза подтвердила, что это Эмиль.
Трубка вывалилась из рук, ударилась об стол и свалилась в ковер. Женщина что-то прокричала – я ничего не слышала. Ко мне подбежал охранник, пытался привести в себя, но я на него не смотрела.
Из глаз хлынули соленые потоки, которые даже слезами не назвать.
– Эмиль…
Я закрыла лицо ладонями, раскачиваясь в кресле. Я никогда не желала ему зла. Не хотела, чтобы с ним что-то случилось. Даже когда Эмиль бил меня, вел себя, как последняя сволочь, и я не верила в общее будущее. Главным в нас оставалось то, что наши души соприкоснулись и навсегда слились друг с другом. Наши общие шрамы.
Это не та любовь, о которой мечтают и долго молят небеса.
Я такой любви никому не желаю.
Но мы стали одним целым, пока смерть не разделила нас. Когда-то я думала, что не перенесу смерти Эмиля, но все оказалось хуже. Я осталась жива. И каждая секунда превращалась в бесконечную пытку.
Если до этого я держалась – пока надежда была, то теперь мир стал бесцветным. Вокруг все жило, двигалось, что-то происходило, а я пряталась в себе и без интереса смотрела на мир.
Когда Феликс попытался поговорить со мной, я не отреагировала.
– Дина, ты слышишь? Я всё сделаю сам… Ты скажи, из чего будет памятник или тебе все равно?
Похороны. Они собираются хоронить Эмиля.
А я все еще ждала, что он войдет в дверь, чтобы утешить меня.
Накануне похорон со мной случилась безобразная истерика. Ночью я вдруг залилась слезами, начала орать и перебудила дом. Мне дали успокоительных, отвели в комнату, не понимая, что я схожу с ума, потому что внутри все рвется на части от осознания, что жду я напрасно. Он не вернется. Даже не помню, как жила эти дни, что происходило. Минуты и часы превратились в нескладную мозаику.
В день похорон шел снег с дождем – это я хорошо помню.
Я думала, буду выть и кидаться на гроб. Ждала этого, несмотря на то, что взяла ребенка попрощаться с отцом. Не верила себе.
Но чем плакать, как кричать, если сердце вырезали из груди и бросили в гроб к нему? Все, что могла, я выплакала. Это было так больно, словно не слезы – душа вытекала. Будто плачешь колючей проволокой. Внутри наступила бесконечная пустота. Правда в том, что когда умирает твоя любовь, ты умираешь вместе с ней. Отныне ты живой мертвец. Ты к себе не вернешься. Остается смотреть в прекрасное прошлое и выть от бессилия, несправедливости, боли… У кого что осталось.
Я не помню, кто еще был. Вокруг гроба стояли люди, но я смотрела Эмилю в лицо. Я знала, что его хотели хоронить в закрытом гробу, но Феликс уговорил их, иначе, как он сказал, «вдова не поверит, ей это нужно». Эмиля хорошо загримировали. Но лицо чужое, слишком сильно он пострадал после выстрела. Желтоватое, страшное.
Я отрешенно смотрела, как гроб накрывают крышкой и опускают в могилу. И только сейчас осознала, что держу красную розу, шуба мокрая от смеси воды и снега, соболий мех топорщится на плечах, а под ногами разъезжается рыжая глина. Смотрю – и не верю. Словно фильм смотрю о чужой жизни. Пошлый криминальный фильм о смерти и любви.
Эмиль, любимый… Прощай.
Я разжала ладонь и об гроб ударила горсть ледяной, комковатой земли.
Смотрела, как зарывают мою любовь. Няня унесла ребенка в машину, а я смотрела на холмик, положив туда розу. Все, что от него осталось. Дождь со снегом били по цветам, шипели на горящих вокруг могилы свечах.
Когда умирает человек, любовь к нему остается. Это чувство всего сильней. Сильнее смерти.
Остается и…
Отравляет остаток жизни.
Горьким комком встает в горле. Везде его ищешь, своего любимого. До конца жизни светловолосые мужчины будут напоминать мне Эмиля. До конца жизни буду тихо плакать, никогда не стану счастливой… Пока не смирюсь, не плюну на себя и свою любовь, и не утешусь в таком же светлоголовом сыне, за него молиться буду… Эмиль, не уходи.
Я ради тебя жила…
Ради тебя всё вынесла. Зачем мне всё одной, что я с этим делать буду? Я заныла сквозь зубы. Страшный звук. Стон смертельно больного, приговоренного: безнадежный, полный животной боли.
Я видела себя со стороны: худую женщину в темной шубе, которая качается перед свежезарытой могилой, заваленной цветами, как посмертным саваном.
Перед могилой мужа.
– Пойдемте в машину, госпожа Кац, – я позволила охраннику увести себя к черному джипу.
Снег с дождем ложились на изумрудную траву, пробившуюся вдоль тропинки. Странное зрелище… но на юге так бывает.
Меня усадили на заднее сиденье, няня передала ребенка. Сын – мой маленький Эмиль, не понимал, что происходит, голубовато-серые глаза серьезно смотрели на меня из мехового конверта.
Барабанная дробь дождя на лобовом стекле звучала обыденно и равнодушно. Как после этого жить? Мой единственный, любимый мужчина ушел, жестоко убитый, и этому чертовому миру наплевать. И врагов нет – с собой забрал, иначе я бы вычислила всех до одного и уничтожила, как бешеных собак.
– Как вы? – няня, добрая девушка, искренне смотрела мне в лицо. Им всем меня жаль. Я с изумлением поняла, что чувствую себя старше на пятьдесят лет: измученной, больной, ни во что не верящей.
Как я могу быть? Что ей ответить?
– Я хочу к нему.
Люди не сразу понимают и принимают правду. Сначала она тебя оглушает, затем лишает остатков разума. Я вернулась на кладбище ночью: не смогла поверить в его смерть. Что он там, под землей, а я еще здесь, дышу, плачу, живу.
