искать правых и виноватых. Я, может, и мечтала понравиться каждому из вас, но, – с моих губ сорвалась грустная усмешка. – Разве это такой большой грех? Я не лезла в ваше грязное белье, не распространяла о вас слухи. Так почему вы думаете, что имеете право говорить обо мне или о ком-то еще гадости?
– Полина… – прошептала Тоня. В аудитории повисла тишина.
– Видимо, потому что твоя жизнь для них более интересна, – знакомый голос вдруг прозвучал где-то рядом. Он был таким холодным, словно лед, что заставил понизиться градус тепла в аудитории. Я вздрогнула, ощущая, как ноги под столом начало потряхивать. Сердце сжалось в тугой комочек, кажется, я перестала дышать. Осторожно повернула голову, и наши взгляды встретились: мой – растерянный и его – полыхающий огнем.
– Проваливай, Васек, – прорычал Максим, жестом показывая, что не готов терпеть рядом с нашей партой посторонних.
– А… я это… – замялся Вася.
– Я два раза не повторяю, – стальным тоном проговорил Ледовский. И парень резко подскочил, схватив стул, и буквально пулей умчался к последним рядам. Тоня тоже взяла свои вещи, переезжая к Оле.
Удивительно, но атмосфера в кабинете поменялась в один момент: больше не звучало никаких перешептываний, смешков, не было брезгливых взглядов, устремленных в мою сторону. Ребята уткнулись в тетрадки, словно боялись оступиться и провалиться в студеную воду. Вот она – репутация негласного лидера.
– И долго… – осмелилась задать вопрос я, сложив руки перед собой. – Ты собираешься здесь сидеть?
– Долго, – ответил Максим, не глядя на меня.
В кабинет вошла преподаватель по конфликтологии, цокая маленькими каблучками-шпильками. Их звук разносился эхом по всей аудитории до тех пор, пока тучная дама в очках на пол лица, с химической завивкой из времен Советского союза не уселась на стул. Она неспешно выкладывала из кожаной сумки, размером с целый чемоданчик для путешествий, разные тетради и методички. У Клары Тимофеевны в институте не иначе подпольный бизнес по продаже собственных книг, которые по сути никто не читает. Однако покупают, ведь без них дамочка не пускает на пары. Такие вот забавные правила.
Закончив с приготовлениями, женщина обвела взглядом кабинет и отчего-то остановилась на нашей парте. Я сглотнула, не особо радуясь ее вниманию.
– Максим, – бордовые губы растянулись в лучезарной улыбке, во взгляде мелькнул блеск, что бывает у молодых девушек при виде красивых парней. Я аж чертыхнулась от таких изменений. Клара на наших мальчишек никогда не заглядывалась.
– Какими судьбами на моей паре? Неужели перепутали кабинет? – она поправила очки, что немного съехали по носу.
– Обижаете, – голос Макса сделался мягким, ласковым. Он коротко улыбнулся, будто подбирал нужный ключик. – Нам, старшим курсам, не хватает ваших пар. Вы же не будете против, если я поприсутствую?
– Что за подхалим, – усмехнулась Тимофеевна. Наверное, от ее столь открытой реплики обомлели все, не только я. – Этот мир стал невыносим.
– Бесспорно. С тех пор как лесть стали называть участливостью.
– Ого, – женщина продолжала улыбаться, а я продолжала не понимать, почему она до сих пор не выгнала незваного гостя. – Сами пришли к этому, господин Ледовский?
– Что вы, это всего лишь Шекспир, которого мы как-то обсуждали с вами на паре. Так я… остаюсь?
Все замерли, явно в ожидании вердикта. У Клары Тимофеевны в голове жили самые непредсказуемые тараканы. Я была уверена, сейчас она выгонит Макса, а потом еще и отыграется на нас, за испорченное настроение. Однако…
– Переходим к теме нашего занятия, – произнесла педагог, отводя, наконец, взгляд от нашей парты.
До конца пары мы с Максом и словом не перекинулись, сидели как обычные соседи. Только я что-то записывала, а он молча смотрел прямо, иногда оглядывал аудиторию, а иногда даже отвечал на вопросы Тимофеевны, чем вводил эту странную дамочку в экстаз. И если до этого я не задумывалась на тему начитанности своего, хотя был ли он теперь моим, парня, сейчас узнала – Ледовский запросто мог поддержать многие темы. Он лихо отвечал на паре, рассуждая и цитируя различных философов.
Пожалуй, многим стоило бы поучиться ораторскому искусству у этого умника. И несмотря на мою обиду, что никуда не делась, я мысленно даже восхитилась Максимом, он был очень сообразительным.
Когда занятие подошло к концу, Клара Тимофеевна попрощалась со всеми, настоятельно рекомендуя читать больше ее книг, в частности последнюю методичку, которая была написана языком диссертации. Ребята засобирались, я тоже покидала вещи в рюкзак, поднялась из-за стола и двинулась к дверям.
С одной стороны, мне хотелось поговорить с Максом, а с другой, пугала правда. Пусть она была мне итак известна, но когда слышишь ее от человека, смотрящего тебе в глаза, воспринимать всяко сложней. Однако в коридоре Ледовский меня нагнал сам, схватил за локоть. Пришлось остановиться.
– Что? – спросила я, вздохнув. Мимо нас проходили студенты, любопытных взглядов становилось больше.
– Давай отойдем?
– Зачем? – я старалась держаться холодно, хотя мысленно уже согласилась на разговор.
– Чтобы, если ты решишь врезать мне между ног, это было не так унизительно, – в голосе Максима звучала легкость, но казалось, он за ней скрывал серьезность происходящего.
– Хорошо, хотя я не планировала врезать тебе между ног.
– Что ж, это уже большой плюс в переговорах, – и вновь шуточный ответ. Мне было непонятно, почему Ледовский пытается сгладить углы, ведь именно так я видела его поведение. Однако ни сил, ни желания сопротивляться и искать логику в поведении парня у меня не было. Поэтому молча развернулась и поплелась к концу коридора, там был закуток, рядом с подоконником. Не самое тихое место, конечно, но зато лишних глаз нет.
Максим последовал за мной незримой тенью, которая явно заставляла недругов помалкивать. Еще раз подметила про себя, что репутация человека порой опережает его самого.
Когда мы подошли к подоконнику, я резко развернулась и взглянула уверенным взглядом. Сейчас он все расскажет, сейчас поставит жирную точку в наших отношениях. Эта мысль, подобно кислоте, обжигала легкие. И почему люди за один миг могут стать целой Вселенной для тебя? Как так получается, что наши орбиты соприкасаются слишком быстро, а после, когда человек уходит, гаснут все звезды?! Кажется, мне никогда не понять природу человеческого сердца.
– У меня не очень много времени, – я заговорила первой. – Следующая пара – физра, нужно еще переодеться.
– Может, это прозвучит бредово, – сказал Максим. Теперь и он смотрел на меня слишком пристально, от чего перехватывало дыхание. Я вновь ощутила покалывание на губах, так, если бы он прямо сейчас планировал меня поцеловать.
– Максим…
– Я этого не делал.
– А? – всего
