его рубашки, я это осознала.
Клянусь, что в последний раз.
Смотрю вперед.
На то, как мелькают укутанные в снежную шубу, высаженные по обочинам деревья. На бледное небо и на линию горизонта, где оно встречается с черным полотном дороги. Чувствую покой и тихое счастье, что мы куда-то едем, и что ехать еще долго, и впереди нас ждет отпуск.
И что я сижу впереди, а не с Витой на заднем сиденье, которую обожаю, но при этом именно сейчас ощущаю себя не только матерью, но еще и женщиной. Прекрасной женщиной, на которую смотрели сотни людей, и которой муж привез самый шикарный букет. Боже, бедный дизайнер, бедный Макс. Поворачиваюсь к насупленному мужу и спрашиваю вполголоса:
— Тебе меня жалко? Только честно.
Он чуть хмурится, произносит:
— Ты знаешь, я испытываю странное удовольствие, когда тебе хорошо. Но у меня мало понимания, как это делать. Ты часто отстраненная и печальная. Как, например, сейчас. Хотя я душу едва не заложил, чтобы выбить этот домик, брони расписаны до марта.
Прыскаю. Он продолжает:
— На подиуме ты была точно счастлива.
— И сейчас.
— Уверена?
— Абсолютно.
На телефон падает сообщение, я вижу кругленькую сумму, которую прислали за работу. Показываю Максу.
— Ого, — тянет он. — Еще немного, и я ухожу на пенсию.
Смеюсь!
— Обалдеть, да? Невероятная сумма. Макс, спасибо за Ивана. Он грубый такой, но объясняет всё четко.
— Да причем здесь Иван. Это ты рыдала в колючем платье.
Потираю грудь и бока — приняла душ, но действительно до сих пор все чешется. Еще и проволокой поцарапали.
— Притом, что меня запихали на крутой показ.
— Все твои дни рождения будут веселыми, — обещает он.
— Я знаю, — говорю быстро. Стреляю в него глазами.
Потом мы оба смотрим вдаль, на дорогу. Няня с Витой посапывают на заднем сиденье, негромко играет музыка.
Я не раз слышала фразу, что за каждой сильной женщиной стоит один козел, который испортил ей жизнь. По мне так более унизительную тупость придумать сложно. Если ты ноль внутри, если ничего из себя не представляешь, так понятно дело, что об тебя ноги вытрут и жизнь тебе испортят. Чего стоит твоя жизнь? Чего стоишь ты сама? Ни-че-го. Ноль не притянет успех. Не притянет прекрасного человека. Ноль — это пустота.
Я думаю, что за каждой сильной и счастливой женщиной стоит кто-то, кто ее поддержал. Показал примером, что границы существуют лишь в голове. Кто вдохновил, пусть даже нелюбовью, работать и расти. Кто был недосягаем и стал целью.
За каждой счастливой женщиной стоит мечта.
Невозможно заставить мужчину полюбить себя, но стремясь стать лучше, в сухом остатке ты получаешь себя новую. А потом, наверное, уже и неважно, любит он или нет. Потом ты нравишься самой себе. И твоя жизнь становится прекрасной.
Я смотрю на Максима, когда в фойе гостиницы он подает документы. Глаз с него не свожу. Кем бы ни была. Чего бы ни достигла. Он — так и останется мечтой.
Приносят шампанское, и Максим вручает мне бокал. Чокаемся и делаем по глотку. Вита на руках у няни обалдело глазеет по сторонам — здесь уже вовсю готовятся к новому году, украсили елку, натянули гирлянды. На улице восхитительные инсталляции и ледяные скульптуры. Уютно и сказочно.
Мы любуемся дочерью, а потом с тем же выражением смотрим друг на друга.
Макс осушает бокал и просит принести еще.
— Всё. Отпуск, — оправдывается. — Никаких дел.
— Никаких дел, — поддерживаю я, делая еще глоточек.
Подхожу к огромному витражному окну и смотрю на прекрасную природу. Снег здесь настолько белый, что слепит даже вечером в свете фонарей. Не перестаю любоваться.
Чувствую себя спокойной и удовлетворенной. Я в том месте, в котором бы сейчас хотела быть. На данный момент я сделала максимум. Это приятное чувство.
Муж забирает едва тронутый бокал и допивает. Поторапливает:
— Идем заселяться?
Мы договорились, что сегодняшний вечер Вита проведет с няней. Они неплохо ладят. А мы… пойдем на свидание. Отмечать показ, мою бешеную зарплату и начало первого общего отпуска!
Макс
— Тише! — шипит Аня.
— Сама тише!
Она прикладывает палец к губам и громко шипит, я отзеркаливаю действие, делая также, еще и глаза вытаращиваю в ее стиле — достаточно выпил для пантомимы. Она сгибается пополам от смеха. Хохочу сам. Блядь, весело.
— Вроде тихо, да? Спят, — агрессивно шепчет.
— Ш-ш-ш, — тяну я. — Все спят, не кричи.
— Я не кричу. Сам ты кричишь! Ай! Я кричу.
Мы снова пьяно смеемся, а потом на полминуты застываем, прислушиваясь, что совершенно лишнее — если бы Вита не спала, мы были бы в курсе еще на подходе.
— Спит. Эта няня — нечто, — восторженно хвалит Аня, жестикулирует. Полтора бокала, и девицы в хлам.
Ей было весело в ресторане, но она всё равно уговорила дойти до домика и послушать, всё ли нормально.
Я выпил намного-намного больше. К себе Аню притягиваю, но она ловко выскальзывает. Обхватывает мою руку и тянет к выходу.
— Идем, идем, иде-е-ем, — манит. Улыбается хитро, крутится на месте и вновь тянет за собой. — Танцевать. Прекрати упираться, ты не старый.
Стреляет глазами.
— Или старый? — приоткрывает комично-испуганно рот.
Охреневаю. Молчу. Пялюсь.
А внутри такое несогласие! Потому что в ресторане под громкую музыку и откровенное шоу для взрослых мне тоже было нескучно. Рядом с женой.
Эй! Слов подобрать не могу, чтобы обозначить возмущение.
Хватаю за талию строптивую, притягиваю к себе спиной. Рывком, вплотную. Все автоматически выходит. Быстро. Пахом к округлым ягодицам прижимаюсь. Девка — секс. Толчок бедрами, еще один, Аня прогибается и чувственно дрожит. Откликается. Предвкушение жжет нутро похотью, отдается тяжелой болью в паху. Жаждой, нетерпением.
Моя же. Моя.
Сглатываю, наклоняюсь и прижимаюсь ртом к сладкой девичьей шее. Вдыхаю запах, веду языком с каким-то голодным, наивысшим удовольствием. Юная, нежная, отзывчивая. Моя очередь ловить дрожь. Аппетитный фрукт.
Я закрываю глаза и отпускаю себя. Позволяю себе хотеть ее.
Позволяю хотеть эту малышку, которой нет и двадцати.
Блядь.
Я просто отпускаю себя.
Беру ее за руку и тащу в спальню на первом этаже. Тут кровать огромная, камин растопленный. Перед ним ковер пушистый, окна в пол, а за ними ночь, снег, деревья.
Замыкаю дверь. Подхватываю Аню под бедра, а она вырывается, отбегает.
— Я хочу танцевать. Ману, я хочу с тобой танцевать! — крутится.
— Сейчас пойдем. Малыш. Окей? Штаны лопаются.
— Ты потом не захочешь, — грозит пальцем. — Кончишь не захочешь больше меня сегодня! А я хочу, чтобы хотел!
— Да ептвою мать, снимай колготки.
Она
