— Так! — сказал он строгим голосом. — Ребенок! Ты время видел? Быстро в кровать!
— А я? — спросила весело, подхватив пустые коробки и бутылки, чтобы отнести на кухню и по пути потеревшись о его плечо.
— И ты в кровать, — шепнул Илья, обнимая ладонями мое лицо и целуя. — Но на тебя у меня особые планы…
В спальне он расстегивал запонки, снимал галстук, часы, ремень — и с каждым статусным предметом становился все мягче и живее, снова превращаясь в светлого, немного колючего мальчишку, повзрослевшую версию Матвея.
— Вы, смотрю, спелись с Мотькой, — заметил он со странной интонацией.
— Ага, — довольно кивнула я. — Это был отличный день!
— Ясно…
— Ты что? — я подошла к Илье и помогла расстегнуть пуговицы на рубашке. — Ревнуешь к нему?
— Да нет… — он выдохнул, когда рубашка сползла с плеч, и я провела по ним ладонями, смахивая напряжение. — Наоборот, я рад, Рит.
— Мммм… Правда? — я взяла его за руки и потянула к кровати. — Ты не очень радостно выглядишь.
— Просто очень устал. Но я правда рад. Про новый год я даже думать боялся.
— Хм… — я-то не успела о нем задуматься, но ведь и правда! — И с кем бы ты его встречал?
Илья сел на кровать и притянул меня к себе. Мои пальцы тут же привычно запутались в его волосах, разрушая деловую прическу.
— С тобой, конечно.
Глаза у него были честные-честные.
Я мурлыкнула:
— Это ты говоришь потому, что твои руки сейчас в очень непристойном месте?
— Это я говорю, потому что люблю тебя, — он замер на мгновение, глядя мне в глаза, перед тем, как опрокинуть на постель и наброситься с рычанием.
Хорошо, что теперь никому не придется выбирать.
*****
Воскресное утро подарило мне такой огромный осколок счастья, какого я не получала уже очень давно. Мы завтракали все вместе на кухне — кофе от Ильи, блинчики от меня и «фирменное» варенье от Матвея — несколько сортов, смешанные в одной розетке. Вкус у него был специфический, но никто не возражал. Скупое декабрьское солнце выделило нам несколько лучей в честь такого события, и я сидела на стуле, подобрав под себя ноги, обнимала ладонями чашку и смотрела на две одинаковые светлые макушки и чувствовала что-то странное.
Словно меня, как Писклю, подобрали на улице, отмыли и ненадолго впустили в чужое солнечное счастье. Чтобы можно было ощутить, каково это. Позволить себе помечтать о том, как бы это был в идеальном мире, где Матвей был бы моим ребенком.
Или Андрей вырос бы в такого же несносного и наглого товарища. И я бы с удовольствием ела это дурацкое варенье, отмечая, как удачно он подобрал пропорции, стараясь не кривиться при этом.
Как бы оно все было — будь оно моим?
Илья косился на меня, но ничего не спрашивал. А я ушла в ванную и немного, совсем чуть-чуть похныкала о несправедливости мира. В конце концов, надо было потренироваться перед следующими сезонами «Доктора Кто», которые мы снова целый день смотрели с Матвеем — там было, где порыдать.
Илья вернулся даже не так поздно, как накануне, и посмотрел с нами пару серий, прежде чем уволочь меня, заявив сыну, что эту женщину он добывал себе, а Матвей был против.
— Кстати, не откроешь ли мне тайну… — я решила расставить все точки над i. — Почему твои, как он выразился, «накачанные» подружки проходили все препятствия до знакомства с ним, а мне отказали?
— Знаешь анекдот? — вздохнул Илья и рассказал: — «Здесь можно курить? — Нет. — А тогда откуда все эти окурки? — От тех, кто не спрашивает».
— То есть, их ты просто приводил, а про меня спросил?
— И получил по полной программе…
— То есть, это я виновата?
— Нет, ты что! — кажется, он испугался. Вот что с человеком хороший скандал делает. — Благодаря тебе мы обсудили много очень важных вещей. И все в конце концов сложилось ведь, да?
— Ну да… — неуверенно отозвалась я, думая, сколько бы продолжалась наша подвешенная ситуация, если бы не случайность.
Но уже через несколько минут все тяжелые мысли вылетели у меня из головы. Соболев умел быть убедительным, когда было нужно.
В понедельник я отправилась на работу — докладывать начальству о своих феерических успехах в продаже рекламы. Заодно и отметили наступающий новый год всем отделом. Так хорошо отметили, что, вызвав такси, я по привычке назвала свой домашний адрес и очень удивилась, когда меня высадили у родного подъезда.
Ну раз уж приехала и еще не развеялся кураж от шампанского и салатиков, я решила заодно и прибраться. Сгребла весь мусор, запихала в черные мешки заодно и все, чего могли касаться лапы грабителей, выставила испорченный матрас в коридор — не забыть заказать новый, когда привезут, пусть заодно и этот заберут. У меня не было никаких иллюзий на тему работы интернет-магазинов перед Новым годом, я сама, вон, ударно поработала, до сих пор шампанское взрывается пузырьками в голове.
Телефонный звонок застал меня на самом пике энтузиазма, когда я драила кухню, в которой больше грязи осталось от полиции, чем от воров.
— Ты где? — обеспокоенно спросил Соболев. — Я тебя потерял!
— Ой… — я чуть не села мимо табуретки. — Забыла тебе сказать. Я дома… то есть, у себя дома, не у тебя дома. Я хотела к тебе, но потом запуталась и оказалась… Короче, не спрашивай.
— Хорошо, что хоть ты развлекаешься, — тяжело вздохнул он. — Мне тут еще пахать и пахать… Слушай, раз ты все равно там, давай к тебе Мотька придет? У них в школе тоже какой-то праздник, но он уже заскучал. Я вас обоих сразу тогда и заберу… часа через два. Или три.
— Ну давай… — в сомнениях проговорила я, разглядывая разгромленную квартиру.
Видимо, Мотька заскучал просто смертельно, потому что звонок в дверь раздался через десять минут, а ему еще надо было успеть поговорить с отцом и одеться!
— Могла бы сама меня забрать, — заявил мелкий нахал. — Вдруг я бы потерялся по пути?
То есть, сам пока мелкий, а вот нахал уже как взрослый.
— По пути от школы, где из окон видно подъезд? — уточнила я. — Между прочим, я одна по этой дороге ходила с первого класса!
Матвей мгновенно разделся, но протиснуться в комнату не сумел — я очень качественно завалила дверь матрасом и мусором. Пришлось идти на кухню, где я уже почти закончила и поставила чайник. Энтузиазм выветривался вместе с парами алкоголя и к этому моменту я уже серьезно жалела, что начала это все.
— Да, удобно, когда к дому близко. У нас рядом только какая-то экспериментальная, с раздельным обучением и усиленным патриотизмом. Линейки по утрам, обязательная форма…
— А, так тебя в нашу перевели ради того, чтобы в форме не ходить? — поддела я.
— Нет, на самом деле, — не повелся на мой стеб Матвей. — Я давно просил забрать меня из старой, которая рядом с нашим прежним домом. Там…
— Я понимаю, — быстро сказала я. Каково ему ходить теми же маршрутами, но не иметь возможности вернуться домой?
— Ну и… Мама здесь училась. И папа. Прикольно, учителя мне про них все время рассказывают.
— Что же? — я заинтересовалась.
Любопытно было бы послушать про себя. Но про Варю и Илью тоже ничего.
— Ну как всегда, — он скривил рожицу. — Мама так хорошо училась, папа был таким неординарным, а ты почему-то не можешь два месяца проект сдать, что-то такое.
— Думаю, если ты попросишь их показать аттестаты, очень удивишься.
Припоминаю, что ни один из них надеждой и опорой для учителей не был.
— Ну, знаешь, они стараются вести себя как в голливудских фильмах. Рассказывать мне о маме только хорошее. И папа тоже. А мне было бы интересно услышать про нее настоящую, — признался он. Помолчал и добавил, когда я уже решила, что пронесло: — Расскажи.
— Что рассказать?.. — я отложила губку, которой терла подоконник, навечно, кажется, окрашенный порошком для снятия отпечатков и села на табуретку. Щелкнула кнопкой чайника.
— Какой она была? Ну, без розовых соплей. Вы же ссорились наверняка? Как она тебя бесила?
— Интересный запрос… — я задумалась. Что я могла сказать о Варе до того, как услышала о том, что она умерла и до того, как узнала, что у нее с Соболевым есть сын?
