с плотно сжатыми губами и быстро бьющуюся венку на виске. В данный момент он меня ненавидит. Меня, мое любопытство и своего будущего тестя, то есть половину семьи Канарейкиных.
Да…Рома Дроздов точно обрадуется моему стремительному исчезновению из его жизни. Раз и навсегда. Билет на самолет добивает меня окончательно. Всхлипываю через раз и отсылаю копию письма Алле.
Возвращаюсь в комнату к дочери и быстрым движением, чтобы малышка не заметила, что мама рыдает как белуга, смахиваю слезы. Зоя увлечена мультиком и прыжками на одной ноге. Сидеть на месте она совершенно не умеет.
Сейчас я и рада, что ее детское внимание сконцентрировано на чем-то еще кроме мамы.
— Хватит сопли на кулак наматывать. Пацан сейчас переварит информацию и назад к тебе прискачет, — безапелляционно говорит папа, появляясь на пороге нашей комнаты.
Смотрит на мое красное от слез лицо, хмуря брови. Руки сложил в карманы домашних полинялых тренников с вытянутыми коленками.
Сейчас я очень сильно на него злюсь, а его домашний вид и легкая небритость сбивают меня с гневных мыслей. Он мой любимый папа, лучший дед для Зои, которого только можно представить. Он никогда меня не подводил, всегда защищал и легко соглашался на любую авантюру, в том числе оплатить фиктивную свадьбу.
— Зачем ты его вызвал на кухню, как на допрос? Что ты ему сказал? — взрываюсь. — Я попросила просто разузнать…
— Я и разузнал. Если бы, что-то предпринял Рома от нас не на своей машине уезжал. А так, подумает немного, ему не помешает. Отца у них нет, мать давно их не воспитывает, как надо. Вроде взрослые мужики, ремнем по жопе уже не отходить, — спокойно говорит папа, раскачиваясь с пятки на носок и обратно.
Ему весело. Он опять чувствует себя всесильным и на коне, как когда-то на службе.
— Ты должен был сначала рассказать мне.
— Неа. Это он должен был рассказать тебе. Однако почему-то до сих пор не рассказал. Семью нужно строить на доверии и взаимном уважении, а не на мешке с презервативами.
— Папа! — пищу возмущенно и закрываю уши Зои.
Даже слезы на щеках высыхают от возмущения, а затем приливают к глазам с новой силой. Когда я вспоминаю прожигающий взгляд Ромы, его злое лицо и побелевшие костяшки пальцев, сжимающие дверную ручку.
Если я напишу ему сообщение он мне ответит? Или я уже у него в черном списке.
— Что «папа»? Правду говорю. Возможно, был немного резок с Романом, на свадьбе принесу изменения.
— Какая свадьба? Какая семья? Он пулей выскочил из нашей квартиры, — лицо по-детски кривится, губы подрагивают. — На него уголовку завели! Родитель пожимает плечами и поджимает губы. Он что улыбается там?
— Как заведут, так и закроют. Иногда полезно, подумать о своем завтра, когда внезапно оно оказывается под угрозой.
— Хватит философских речей. Не хочу сегодня ничего слушать, — выдыхаю капризно, словно маленькая.
Поймав за руку Зою, сажаю ее рядом с собой, как щитом прикрываюсь. Она немного возится рядом, явно возмущенная, но потом стихает и замирает. Отворачиваюсь к окну, с мерно покачивающимися шторками на ветру. Взгляд цепляет разбросанные по полу детские рисунки.
Дура я.
С утра мерила свадебное платье, еще и выпендривалась, а к обеду осталась без жениха. Еще и билет этот…Завершает полную картинку под названием «полный провал плана Лены Канарейкиной, как тайно выйти замуж и остаться самой умной». Я осталась никакой.
— Дроздов человек слова. Он парень неплохой и все хоть раз в жизни оступаются. Он тебя любит.
Сердце подпрыгивает к горлу, и я возвращаю свой блуждающий по комнате взгляд к отцу. Мне хочется спросить у него откуда он знает? Рома ему сказал? Или он подключил свою интуицию и наработанные годами навыки? Прочитал жесты? Покопался у него в голове? Подключил к детектору лжи?
Вдруг он где-то припрятан у нас на кухне? Ну мало ли…о чем они та разговаривали целых полчаса?
— Не смеши меня, папа. Где любовь, а где я с Ромой Дроздовым? — улыбаюсь грустно.
— О, милая, — добродушно улыбается папа и сделав шаг, ласково проводит по моим волосам, прямо как в детстве. — Твой старик кое-что понимает, поверь мне.
— Не хочу. Знаешь почему? Потому что, если поверю, это вознесёт меня очень высоко. Оттуда будет чертовски больно падать назад.
— Ну-ну, — решает отложить спор папа. — Хочешь возьму Зою на прогулку?
— Нет. Я хочу побыть с ней.
Папа понимающе кивает и выходит за дверь, тихо прикрывая ее за собой.
Обнимаю дочь и прижимаюсь щекой к ее макушке. Мультики пора выключать и переключить ее внимание на что-то еще, но я решаю еще немного пострадать.
Над моим большим светлым чувством, развернувшим палаточный лагерь у меня в сердце, нависла огромная грозовая туча, собирается ураган, в далеке сверкают молнии и набирает обороты смерч. Все плохо. Я опять страдаю.
Даже хуже, чем тогда, почти три года назад. Мне казалось больнее быть не может. Любовь к Куликову была просто цветочками, вот сейчас я пожинаю настоящие плоды.
Хотя, по сути, еще ничего не произошло.
Только вот я уже морально раздавлена и опустошена.
Может написать ему? Хватаю телефон, там несколько сообщений от Аллы и ее же пропущенный. Реакция на билет.
Дроздов еще «бесится» значит. Может полетел на крыльях утешаться к своей Филатовой? Или в объятиях еще какой длинноногой модели? Проведет пару тройку фотосессий и забудет меня.
Поскуливаю.
Плевать на работу в Дубае. Лишь бы Рома вернулся, взял меня за руку и поцеловал. Щелкнул по моему любопытному носу и сказал, что ни в чем меня не винит. Потому что я ничего и не сделала!
Это же не я подожгла собственную студию! В чем мой проступок? В том, что я хотела ему помочь? Узнать, как обстоят дела? Потому что он мне ничего не рассказывает.
Только умеет мастерски вывести на верность, так что у меня внутренности в жгуты сворачиваются.
Целоваться он тоже умеет мастерски.
А вот сейчас я начинаю злиться. По щелчку переключаюсь!
