К тому времени, как мы добираемся до его машины, я вся дрожу от возбуждения. Он не забыл. В голове проносятся все возможные варианты этой ночи. Романтическая прогулка по пляжу в Бухте, приватный ужин в отдельной комнате роскошного ресторана. Он наверняка сделал исключение и для моей просьбы не дарить подарки. Но мое настроение резко портится, когда я оборачиваюсь и не вижу красиво упакованной коробки на заднем сиденье.
В бардачке тоже ничего нет.
Раф заводит машину и смотрит на меня.
— Что-то ищешь?
Мои губы шевелятся прежде, чем я успеваю их остановить.
— Сегодня День святого Валентина, — выпаливаю я.
Он опирается локтем на центральную консоль, пряча ухмылку.
— Правда? Тогда, полагаю, бургер за мой счет.
Мои щеки горят. Они всегда за твой счет, придурок. Но я не произношу вслух, а вместо этого сжимаю челюсть и смотрю на падающий снег, танцующий в свете фар. Удивительно, но мое раздражение тает быстрее, чем лед на нагретом стекле машины. Может быть, это из-за того, что большой палец Рафа вырисовывает круги на моем бедре, или из-за того, что он не забывает принести мне дополнительный кетчуп, когда забирает наш заказ из закусочной.
Тепло наполняет мой желудок и разливается наружу, согревая мое сердце. Вот чего я хочу. Не подарки или деньги, а именно это. Этот комфорт, эта стабильность, эта любовь. Это все, что этот мужчина дает мне, каждый божий день без исключения. Я внезапно настолько наполняюсь этим, что к тому времени, когда мы поднимаемся на холм к церкви, на моем лице появляется слащавая улыбка.
Раф в замешательстве встречается со мной взглядом.
— Какого хрена ты так на меня смотришь, Куинни? — он окидывает взглядом горизонт, как будто ищет еще один рекламный щит с его лицом. — Что ты замышляешь?
— Ничего, — я прикусываю губу. По какой-то причине слово «любовь» задержалось, и теперь оно вертится у меня на кончике языка. Я изо всех сил стараюсь не дать ему вырваться наружу.
Глаза Рафа подозрительно сужаются, и я чувствую желание бросить ему хотя бы кость, поэтому накрываю его руку своей и подношу костяшки пальцев к своим губам.
— Я просто счастлива, вот и все.
Выражение его лица смягчается. Он наблюдает, как я трусь ртом о его руку, и издает тихий одобрительный звук.
— Хочешь узнать секрет? — шепчет он, разгибая ладонь на моей щеке и проводя большим пальцем по нижней губе. Дрожь возбуждения пробегает по мне: каждый раз, когда он задает мне этот вопрос, мне всегда нравится то, что за ним следует.
Я киваю.
— Я не забыл, что сегодня День Святого Валентина, — его рука скользит по моему боку и сжимает бедро. — Иди сюда.
Я хмурюсь.
— Куда?
Он наклоняется, отодвигает свое кресло до упора назад и похлопывает себя по бедру.
— Вот сюда. И не говори, что здесь нет места. Если тут было пространство, чтобы трясти своей задницей у меня перед носом, то есть место и для того, чтобы посидеть у меня на коленях.
С легкой дрожью, которую всегда испытываю, когда собираюсь войти в пространство Рафа, я отстегиваю ремень безопасности и позволяю ему усадить меня к себе на колени, а затем прерывисто вздыхаю, сопротивляясь желанию прижаться к его груди и вдыхать его успокаивающий аромат.
Он легонько целует меня в висок, тянется к карману боковой двери и кидает что-то мне на колени. Это весит как пачка денег, но когда я смотрю вниз, то вижу, что это идеально завернутый прямоугольник.
— Что это?
Его грудь прижимается к моей спине.
— Узнаешь, когда откроешь.
Я вытираю вспотевшие ладони о бедра и осторожно дергаю за ленточку. Раф нетерпеливо фыркает.
— Боже, Пенни, это не бомба, просто открой её.
— Ладно, ладно.
Я снимаю обертку и прищуриваюсь. Это какая-то книга. Когда Раф протягивает руку, чтобы включить свет, по машине распространяется оранжевое сияние, и я понимаю, что это не какая-либо книга.
Она в горчично-желтом кожаном переплете с тиснением названия на обложке.
Пенелопа Прайс Для Чайников.
У меня перехватывает дыхание.
— Что это?
Раф не отвечает, вместо этого он берет мою руку и осторожно открывает книгу на первой странице. Я читаю то, что напечатано на плотной кремовой бумаге:
Пенелопа Прайс в цифрах
Рост: Доходит до третьей пуговицы моей рубашки. На каблуках до второй пуговицы
Вес: Идеальный
Возраст: Стараюсь не думать об этом
Псевдоним: Куинни, Маленькая засранка, Негодница, Хорошая девочка (примечание: это редкость, она никогда не бывает хорошей)
Я давлюсь смехом, в уголках моих глаз жжёт от слёз. Следующая страница озаглавлена: Если Пенни пропадёт без вести. Под ней отпечаток моего пальца, маленькая прядь рыжих волос и кусочек ткани с отпечатком поцелуя. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это салфетка, которую я оставила в его ванной в самый первый раз, когда он позволил мне ею воспользоваться.
— Ты сохранил её? — бормочу я, проводя по ней пальцем.
Он тихонько смеется и кладет подбородок мне на плечо.
— Тебя больше волнует салфетка, чем то, откуда у меня прядь твоих волос?
Когда я снова смеюсь, это звучит как странное всхлипывание.
— Да, это тоже чертовски странно, — взвизгиваю я.
На следующей странице — все мои любимые вещи. Рецепты мартини с маракуйей и завтрака, который он готовил мне каждое утро на яхте. Мой обычный заказ из закусочной, фильмы, которые я люблю, песни, которые я слушаю на повторе. Некоторые из них он узнал, слушая мои монологи на линии Анонимных грешников, другие — просто слушая меня.
Я перелистываю страницу за страницей. Мои увлечения и мечты. Мои избитые выражения, мой стиль одежды. Когда я дохожу до последней страницы, слезы текут по моим щекам.
— Почему? — это все, что я способна произнести.
Раф поворачивает меня к себе и целует слезинку, прежде чем она скатывается с моего подбородка.
— Ты знаешь ответ, — шепчет он мне в подбородок.
Потому что он любит меня.
И у меня нет никаких сомнений в том, что я тоже его люблю.
— Посмотри на меня, — затуманенными глазами я встречаюсь с его мягким зеленым взглядом. — Теперь я твоя горячая линия, Куинни. Все твои обыденные мысли, все твои бредни — мои. Я хочу их все, какими бы банальными они ни были. Ты меня понимаешь?
Я могу только кивнуть.
— Хорошо, — бормочет он, тяжело сглатывая и хмурясь при виде слезы, катящейся по моему лицу. — А теперь перестань плакать. Мне это не нравится.
Не говоря больше ни слова, я наклоняюсь вперед и касаюсь губами его, принимая его следующий вздох за свой собственный. А потом прижимаюсь к его рту и скольжу языком внутрь. Он захватывает его зубами и притягивает меня ближе, проводя рукой по спине и сжимая затылок, чтобы удержать меня на месте.
Я останусь здесь навсегда — я знаю это. Скованная его цепями, блаженствующая в его клетке. Мне все равно, он может запереть меня и выбросить ключ в Тихий океан.
Я в ловушке Рафаэля Висконти и никогда не захочу освободиться.
Один месяц спустя
Яхта, покачивающаяся на утренних волнах, приводит меня в сознание, но именно приятная боль между бедрами заставляет меня открыть глаза и улыбнуться.
Я переворачиваюсь на бок и приподнимаюсь на локте, наблюдая за спящим Рафом. Он, как всегда, лежит на спине, одна татуированная рука исчезает под моей подушкой. Губы приоткрыты, темные ресницы трепещут. Я изучаю ровный пульс на его гладко выбритой шее и задаюсь вопросом, о чем он мечтает. Было бы нарциссизмом надеяться, что обо мне?
Я протягиваю руку и провожу по своей непослушной косе. Знаю, что он думает обо мне, по крайней мере, когда бодрствует. Иначе зачем ему учиться заплетать волосы для меня? Конечно, это безнадежно, но мысль о том, что он тренируется, греет мне сердце.
