Очередь к стойке регистрации подвинулась, Матвей перекатил две битком набитые сумки.
Притихшая, с красными глазами, с припухшим носом, Лидия Родионовна суетилась рядом с сыном.
– Матюша, – донесся до Августы ее голос, – ты куда сложил варенье?
– В сумку, мам.
– Ты в багаж ее сдашь?
– Ну конечно.
– А несессер и носки не забыл?
– Не забыл, мам.
Августа сбавила шаг, тихо пристроилась к очереди, передвинула сумку чуть вперед и теперь стояла в шаге от Матвея, любуясь им.
В ветровке, в джинсах и кроссовках, с ноутбуком на одном плече и зачехленной гитарой на другом, он смотрелся завзятым путешественником, гражданином мира, духовным братом Конюхова и Визбора.
Из глубин памяти выплыло: «Крылья расправил искатель разлук – самолет, и потихонечку пятится трап от крыла…»
Внезапно до Августы дошло: этот гибрид Конюхова и Висбора сделал для них с Данькой больше, чем кто бы то ни было за всю их жизнь.
Невесть откуда возникшее желание обвиться вокруг Матвея, устроить голову у него на груди и замереть навсегда было пугающе острым.
– Опять перевес, – сокрушалась Лидия Родионовна, – переплачивать придется.
– Ничего страшного, не привыкать, – отозвался Матвей. Передвинув сумки, он снял с плеча гитару и внезапно поднял глаза прямо на Августу.
С лица сошла озабоченность, в глазах вспыхнула осторожная радость.
– Ты? – растерянно спросил Матвей, прощупывая взглядом Августу. – Что, тоже летишь?
Она медленно покачала головой:
– Наоборот – прилетела.
– Не понял?
Лидию Родионовну поразила метаморфоза, приключившаяся с сыном: только что ее мальчик, ее нежный Матюша нуждался в ней, в ее заботе и внимании, а тут в один момент сбросил перья и обернулся соколом, взрослым мужчиной. А зрачки – зрачки вообще не поддавались описанию. Того и гляди, покинут отведенные границы.
– Я приехала, чтобы извиниться перед тобой. Псих твой Шутихин, – помолчав, добавила Августа, – законченный.
– Если честно, я тоже так думал, – сдал друга с потрохами Мотя, – нашел дома записку и жутко разозлился. Но если бы не Витасик, не было бы каскадеров, не было бы каскадеров – никто бы не увидел, как тебя суют в машину два шкафа в масках, о тебе бы вообще никто ничего не знал. Даньки нет, даже поднять тревогу было некому. А ребята запомнили номера, и по ним удалось установить, куда тебя увезли. Дальше было дело техники.
– А ты всегда ждешь, что кто-то за тебя разрулит твои проблемы? – неожиданно сменила тему Августа.
– Так ведь это он мне их устроил, – надулся Матвей.
– Тебе приятно так думать?
Взгляд Августы сделался странно-задумчивым, как у глубоководной рыбы с телескопическим зрением. Северное море куда-то пропало, его место заняла черная бездна.
Снова пора было двигать сумки – они уже задерживали очередь, но Матвей словно забыл, где он и зачем.
– Я ничего не понимаю, – решила вмешаться Лидия Родионовна. – Матюша, ты летишь или не летишь?
Безумие. Это безумие, сказал себе Матвей. Перед его мысленным взором замаячили контуры заснеженных вершин Сихотэ-Алиня. Невесть откуда в голове закрутилось: «Милая моя, солнышко лесное…»
– Я лечу? – Взгляд у Матвея стал тяжелым.
– Лидия Родионовна, он не летит, – немного помедлив, совсем чуточку, чтобы Матвей не зазнавался, ответила Ава. Она не сводила с ясного сокола телескопических глаз.
– Совсем? – осторожно поинтересовался Матвей.
– Совсем, – кивнула она.
– Н-да. Против науки не попрешь, – глубокомысленно изрекла Лидия Родионовна.
Сын с коварной разлучницей соседкой уставились на нее с недоумением.
– Что смотрите? – коротко вздохнула Лидия. – Авушка, бери гитару. Матюша, я возьму эту сумку, а ты эту.
– Мам, – мягко осадил ее повзрослевший сын, – если можешь, возьми ноутбук. Устя возьмет гитару, а сумки я сам понесу – они тяжелые.
– Одну возьмешь ты, другую я понесу, – проворчал возникший откуда-то Шутихин, – тундра ты незаасфальтированная.
– Сам дурак, – огрызнулся Матвей.
Пройдошливый журналюга принял стойку и побоксировал Матвея в плечо.
– От дурака слышу, – радостно осклабился он.
