— Почему? Разве…
Он поборол летаргию, сковывавшую его.
— Нина. Она… здесь. Не выходи из дома. Обещай… мне.
— Обещаю.
— Проверь двери… — Веки его сомкнулись. — Окна… осторожно… будь осторожна…
— Буду.
— Мой плащ, — прошептал он совсем угасшим голосом. — Его нужно…
— Мне взять его, Габриель? Сара ощутила ужас, когда он вдруг резко обмяк в ее объятиях. Он выглядел не как спящий. Тело его стало тяжелым, застывшим, безжизненным.
Успокаивая себя, говоря, что беспокоиться не о чем, Сара встала с постели, но ее пронизала дрожь, когда она посмотрела на него сверху вниз.
«А что, если он больше не проснется?»
Она потянулась за своей одеждой и тут увидела его плащ. Сняв его со стула, она подержала плащ в руках, а затем расстелила над Габриелем. Это было невыносимо — видеть, как он распластан, недвижим, бездыханен. Взяв свою одежду, Сара поспешила уйти.
Морис уже поднялся, и вид у него был такой, словно он дремал лишь несколько минут: темная щетина выступила на скулах, одежда была в беспорядке, как будто он спал в ней, без конца ворочаясь с боку на бок.
— Ты спала с ним. — Это было обвинение, а не вопрос.
Щеки ее заполыхали румянцем, говоря все яснее слов.
— Я пойму, если ты не захочешь остаться, — сказала Сара, не глядя ему в глаза. — Я плохо обошлась с тобой и прошу простить меня.
— Я останусь, — лаконично ответил Морис, а затем криво усмехнулся. — Боюсь, у меня просто нет выбора.
— О чем ты?
Морис ткнул пальцем в сторону ее спальни.
— Он приказал мне присматривать за тобой, но я бы все равно остался. Я люблю тебя, Сара-Джейн, и с этим уже ничего не поделаешь.
— Морис, прости меня…
Он сделал небрежный жест рукой:
— Найдется здесь что-нибудь поесть?
Сара кивнула, радуясь возможности покинуть комнату. Насколько легче сложилась бы ее судьба, полюби она Мориса. Их совместная жизнь была бы идеальной. Свою любовь они разделяли бы с любовью к балету, музыке, искусству. У них были бы прекрасная семья, дети, дом посреди парка, все, что она захотела бы, но у нее не было бы Габриеля, А без него она не хочет ни танцевать, ни жить. Она не желает детей от другого, не желает дома, который должна будет разделить с другим.
Она хотела Габриеля и готова была пожертвовать всем, лишь бы провести с ним оставшиеся ей годы и дни.
Было воскресенье, и день тянулся медленно. Она имела обыкновение ходить к обедне в церковь, но помнила, что обещала Габриелю не покидать квартиры.
Морис сидел перед камином, уткнувшись в книгу.
Сара успокоилась на кухне, готовя большой обед, хотя у нее и не было аппетита. Какая может быть еда с Морисом, надувшимся в гостиной, и Габриелем, лежавшим, подобно мертвецу, в ее спальне? Кроме того, в памяти ее постоянно присутствовала Нина с ее угрозами.
Голова у нее раскалывалась от жара плиты и беспокойных мыслей. Открыв заднюю дверь кухни, она выглянула наружу. Осенний воздух так приятно освежал разгоряченное лицо. Она уставилась на солнце, которого Габриель не видел уже три с половиной сотни лет.
Габриель.
Затаив дыхание, она закрыла глаза, предвкушая ночь и его объятия, и вдруг чуть не задохнулась, ощутив на своем плече чужую руку. Мысленно отругав себя за излишнюю мнительность, она обернулась, надеясь увидеть Мориса.
Но это был не Морис. Страх пронзил ее. Она открыла было рот, чтобы закричать, но огромная рука взяла ее за горло, задушив крик.
Запах горелой пищи разбудил Мориса. Он встал и, не заметив, как книжка соскользнула с его коленей, отправился на кухню.
— Сара-Джейн, что это за…
Слова замерли у него в горле. Кухня была полна чада, задняя дверь оказалась распахнутой. Подхватив полотенце, он открыл плиту и вытащил горшок, полный обугленного мяса.
— Сара-Джейн?
С дурными предчувствиями он пошел к раскрытой двери и выглянул наружу.
— Сара?
Спустившись по лестнице, Морис вышел в небольшой садик, разбитый позади дома, но и здесь не было никаких признаков Сары.
Вернувшись в дом, он проверил спальню для гостей, надеясь, что она могла заснуть там, но комната была пуста.
Помедлив, он открыл дверь ее спальни и заглянул внутрь. Габриель лежал на постели, накрытый черным плащом, словно покойник.
Закрыв дверь, Морис вернулся в прихожую и проверил входную дверь, которая оказалась прочно закрытой изнутри.
«Так где же она?» С безнадежным стоном он опустился на диван, уронив голову на руки. «Где она?»
И что сделает Габриель, проснувшись и увидев, что ее нет?
Он пробудился в сумерках и сразу вспомнил о Саре. Странно, но у него было такое чувство, будто ее нет в доме.
— Морис! — Это был крик гнева и примитивного страха.
Голос его завибрировал в стенах, заставив задрожать стекла на окнах, и Морис почувствовал себя обреченным.
На дрожащих ногах он двинулся к спальне и, задержав дыхание, открыл дверь.
Габриель сидел, опираясь на спинку кровати.
— Где она? — проревел он. Морис встряхнул головой:
— Я не знаю.
— Дьявол тебя побери, я ведь велел тебе смотреть за ней!
— Я… Она была на кухне, готовила… Я заснул… когда очнулся, ее нигде не было.
Габриель уставился на Делакруа. Уже несколько дней он не пробовал крови и теперь ощутил в ней настоятельную потребность.
— Иди ко мне.
Морис благоразумно отступил назад:
— Нет.
— Если мне придется просить во второй раз, ты будешь очень жалеть.
Онемевшими ногами Морис приблизился к постели, стараясь не смотреть на Габриеля, но взгляд вампира прожигал его насквозь. Это был жадный, голодный взгляд.
Очень медленно Габриель свесил ноги с постели, не отрывая глаз от Мориса.
— Сядь здесь, рядом со мной.
Морис пытался сопротивляться, но уже не чувствовал своей воли. Словно загипнотизированный он присел рядом с вампиром. Сердце его билось так сильно и гулко, как будто перед лицом смерти. И тут он увидел кроваво-красный блеск в глазах Габриеля, услышал злобный смех, срывавшийся с его губ. Да, так и есть, это его смерть.
«Думал ли ты когда-либо, что можешь пригодиться кому-нибудь на ужин?»
Мориса чуть не вывернуло при воспоминании об этих словах, произнесенных однажды Габриелем.
— Ты хочешь убить меня? — в голосе Мориса не было страха, только спокойное предчувствие неотвратимого.
— Нет, но мне нужна кровь, Делакруа. Я не ел уже несколько дней, и у меня нет теперь времени рыскать по улицам, высматривая ужин.
— И я стану… — Морис проглотил комок в горле при чудовищной мысли, что он может сделаться вампиром, казавшейся ему намного страшнее смерти.
— Нет.
Морис вздрогнул, когда руки Габриеля вцепились в его плечи, удерживая на месте. Глаза вампира, казалось, смотрели ему в душу. Страх, неведомый прежде, заполнил его, и в этот момент острый клык вонзился ему в шею. Он ощущал, как вытягивается кровь из его вены, и слышал сглатывания Габриеля. Отвращение охватило его, он чувствовал себя больным.
