У тебя сейчас такой срок, что ты ещё попадаешь на мини. Он, конечно, платный, но, зато, и быстрый и последствий от него практически не бывает. А протянешь ещё хотя бы неделю – будет поздно на вакуум, только хирургический, а это уже совсем другая история, другие осложнения. Вплоть до бесплодия в будущем. Поэтому, знаешь – не знаешь, а решать надо быстро. Ну или рожай уже, и тогда давай на учёт вставать.
Маринка попросила ещё время подумать. До понедельника. Врач только пожала плечами, ей, в общем-то, было без разницы.
В воскресенье Оксана случайно нашла второй неиспользованный тест.
– Это не мой! – на автомате соврала Маринка, чувствуя, как от ужаса немеет язык. – Это девчонка с курса купила, а положить некуда было, она ко мне сунула и забыла. Завтра отдам.
– Ну вот и отлично, – Оксана протянула ей тест, и её рука едва заметно дрожала. – Тогда подружке мы купим новый, а этот сделаешь ты.
Маринка обмерла.
– Оксан...
– Сейчас же! – обхватив себя руками, прикрикнула она.
Потом сидели рядом на бортике ванны и молчали.
– Ладно, чего уж теперь, – наконец обречённо вздохнула Оксана. – Ребёнок, так ребёнок. Отец, я так понимаю, Данила?
– Оксан, не надо, пожалуйста! – вцепилась в неё Маринка. – Не говори ему! Мы сами разберёмся!
– Ты уже разобралась. Хватит! И это ещё папа не знает...
Вечер того же дня прошёл спокойно. Ну как спокойно – отец был в хорошем настроении, благодушен и ласков. Думая, что Маринка не видит, как влюблённый подросток шутливо заигрывал с Оксаной. А вот она только вымученно улыбалась и молчала. Она явно собиралась духом, чтобы сказать, и это было непросто. Маринке тоже было жутко стыдно и страшно.
На следующий день Кир не выдержал её участившихся за последнее время отмазок и попыток держаться от него в стороне и прямо в институтском коридоре потребовал объяснений. Повздорили. Маринка не выдержала напряжения и разревелась. Тут же помирились, но прохладная отчуждённость осталась.
Маринка видела – Кирилл сходит с ума, он не понимает, что происходит. Ей было и жалко его, и отчаянно перед ним стыдно, и страшно его потерять. И в то же время, не хотелось сейчас быть с ним рядом – на это уходило слишком много моральных сил.
Но если не сейчас, то когда?! Как только всё вскроется, папа точно даст отбой по Китаю, даже если сделать аборт. Надо было сразу решаться, до того, как Оксана узнала. Сейчас бы вообще проблем не было. Ни у кого. А уж сама она как-нибудь пришла бы в себя. Потом. Со временем.
В довершение всего, за институтскими воротами обнаружился Данила на жигулёнке.
Сколько она его не видела? Ну, недели полторы, наверное. Столкнулись в тот раз мельком, даже не буркнув друг другу «привет», но и тогда у Маринки всё внутри замерло. А в этот раз и вовсе – оборвалось. Опустила взгляд, с трудом глотая ком в горле, чувствуя, как от бешеного пульса кружится голова и заливается краской лицо. Язык словно прилип к нёбу, и совершенно не осталось сил противиться руке Кирилла, настойчиво увлекающей её к машине.
Только уселась сзади – Кира, как назло, отозвал кто-то из парней. Он отошёл, и Данила тут же демонстративно сложил руки на руле и уткнулся в них лицом. В салоне повисло тяжёлое, душное молчание. Невыносимое. Маринка, зажав вспотевшие ладони между колен, отвернулась к окну.
Прошло минут пять, Данила размеренно сопел, будто и вправду дремал, а её так и тянуло посмотреть на него! Казалось, почему-то, что от одного только мимолётного взгляда на крепкие плечи под выцветшей от пота футболкой, станет тепло. Помнила это тепло и неожиданно остро почувствовала, что нуждается сейчас именно в нём.
Но не могла больше решиться даже на взгляд. Да и не было там на самом деле ничего тёплого, одна только злая уверенность в её шлюховатости и странная, жестокая потребность доказывать это снова и снова. Даже вспоминать больно, не то, что снова нарываться.
Наконец, вернулся Кир, плюхнулся на переднее пассажирское. Данила поднял голову и, протяжно зевнув, растёр лицо.
– Ээ, братан, – рассмеялся Кир, – да ты, похода, опять всю ночь на куражах отжигал?
– А хрен ли мне не поотжигать? – сонно усмехнулся он. – Я, в отличие от тебя, репей бесхозный, у меня в каждом скворечнике по курочке. Только и успевай топтать.
– Я не поеду! – решительно выскочила из машины Маринка.
– Марин! – бросился за ней Кирилл. – Ты чего?
– Я не могу с ним ездить, я тебе сто раз говорила! Я там десять минут посидела, а у меня уже голова кружится, и это он ещё даже газовать не начал!
– Да ладно тебе, окно можно открыть! Ну перестань, Марин!
– Нет, я сказала. Хочешь, езжай, а я на электричке лучше.
В итоге, они оба поехали на электричке – в натянутом молчании, каждый в своих мыслях.
– Кирилл, – замедлила Маринка шаг, когда уже почти подошли к её дому, – а вот если я, например, не поеду в Китай, ну не смогу, например, ты всё равно поедешь?
– Да чего ты не сможешь-то? Всё же на мази!
– Ну просто. Если вдруг. Поедешь?
– Что-то странные какие-то вопросы, кис, – приобнял он её.
Маринка зябко подобрала плечи.
– Просто ответь!
Кирилл помолчал и убрал руку.
– А почему я не должен ехать? Где ты сейчас ещё такие бабки заработаешь? Нигде. Если только в криминал податься. Но я не хочу в криминал, я танцевать хочу.
– Ну понятно...
– Что понятно?
– Ничего. Ладно, всё. Пока!
Дома ждал мандец. Но очень такой непривычный, и от того ещё более тревожный: папа буянил сам по себе, закрывшись в комнате, а Оксана сидела на кухне и, машинально кивая на реплики Тёмушки, смотрела в одну точку. Создавалось ощущение, что она даже не дышит. У Маринки при взгляде на неё сердце упало.
– Оксан... – только и смогла виновато выдавить она, прижимаясь к косяку. – Оксан...
– Ничего, ничего... – не поднимая взгляда от невидимой точки, кивнула та. – Ничего. Ему просто надо осознать. Ты иди, лучше, пока, к себе. Пусть он сам... Пусть.
Ночью они о чём-то сдавленно спорили, Маринка слышала невнятные обрывки их взаимного раздражения через стену. Ближе к утру поднялась какая-то
