разговор, не прерви его Гомес.
— Морено, долго тебя ждать? — глупые мысли натыкаются на тяжёлый голос Вика. В резиновых перчатках и со шваброй в руках он с напускной строгостью смотрит в мою сторону и недовольно качает головой.
— Ты выглядишь нелепо, Сальваторе! — хохочу, наплевав на его дурное настроение.
— Погоди минуты три, и мало чем будешь от меня отличаться. Шевелись, Рита, полы сами себя не вымоют!
— Ты говоришь, как мой дед! — продолжаю хихикать, вспоминая любимое выражение Анхеля про голодных овец. — Предупреждаю, Вик, на берегу: я никогда не мыла пол.
— Серьёзно? Это шутка? — на лице парня недоумение.
— Знаешь, не приходилось, — пожимаю плечами. — Дома, в Мадриде, у нас была домработница. А у Анхеля полами занимается Марта.
— А ты что делаешь в это время? — в глазах Вика разочарование. И почему-то именно сейчас оно нестерпимо бесит: мне неприятно, что он считает меня неблагодарной белоручкой, которой все вокруг чего-то должны.
— А ты как думаешь? — старательно натягиваю резиновые перчатки и силюсь не смотреть в сторону парня. Да, Марта моет полы сама, а я в это время протираю пыль или чищу овощи. Зрение Мики давно не позволяет ей помогать по дому, а потому ее обязанности плавно перешли ко мне.
— Лежишь на диване или смотришь телевизор. Я угадал? — мне бы хотелось, чтобы слова Вика были шуткой, но его голос чересчур серьёзен. Как и поганое мнение на мой счёт.
— Всё верно: и то и другое. И при этом обычно ем чипсы, смахивая крошки на пол, — выхватываю из рук Вика швабру и, борясь со слезами, спешу вдоль коридора. Это всего лишь пол — разберусь.
— Морено, — басит мне в спину придурок. — Ведро!
Мыть чёртов пол оказалось не так уж и сложно. Медленно, но верно, у меня получилось приручить швабру и даже немного возгордиться собой.
Дабы не пересекаться больше с Сальваторе, мы образно раздели школу на равные части, и каждый чистил свою территорию. Пока наши швабры не сошлись в холле, у главного входа.
— Не всё потеряно, Морено! — голосит Вик, заметив меня в противоположном углу помещения. — Ещё есть шанс сделать из тебя человека!
— У меня отличный учитель! — ворчу в ответ, замечая, что парень домыл свой участок намного раньше, и сейчас подпирает стену, скрестив на груди руки. — Вот это скорость, Вик! Мыть полы — твоё призвание! Далеко пойдёшь! Густаво пора начинать переживать за своё место!
— Язва! — шипит исподлобья.
— Клоун! — бросаю в ответ.
— Вон тут ещё грязь! — указательным пальцем нагло тычет немного левее от меня. — Лучше работай, Рита! Лучше!
— Как же ты мне надоел, Вик! Вечно злой, недовольный, грубый! — и всё же прохожусь тряпкой, по упущенному из вида кусочку линолеума. — Смотрю на тебя порой и совершенно не понимаю Мику. Что она в тебе нашла?
— Ну, конечно, Толедо лучше, — хмыкает Вик, бросая камень в мой огород. — Идеальный парень, верно?
Мне совершенно нечего ему ответить. В другой раз я обязательно встала бы на защиту Дани, но не теперь…
— Такой идеальный, что с отъездом Мики забыл, где ты живёшь! — продолжает вбивать ржавый гвоздь в самое сердце. — Или у вас эти, как их там, свободные отношения?
— Я всё, — домыв последний клочек, хватаю швабру и ведро и несусь прочь. Жестокость Сальваторе не знает границ, но уподобляться ему не хочу.
— Правда глаза режет? — вызывающе бросает, когда прохожу мимо него. — Ну так, на неё не обижаются, Рита!
— Хочешь правды? — замираю напротив. Внутри всё кипит. Сальваторе мастерски выводит меня из себя каждый раз. Что ж, пусть пожинает плоды! — Ты обвиняешь Толедо, а на себя давно в зеркало смотрел?
— О чём ты, Морено? — голова набок, в глазах насмешка. Вик уверен в себе на все сто, вот только кое о чём позабыл.
— У нас с Дани, может, и не всё гладко, ну так он мне ничего не обещал! — чеканю, глядя в глаза Сальваторе. — А ты, Вик? Говоришь «люблю» Мике, а сам скрываешь, что целовал меня! Вот прямо здесь! В этом самом холле. Давай скажи мне, что тебе духу хватило ей в этом признаться!
— Зачем? — Вик отталкивается от стены, напряжённо выпрямляясь: шутки кончились. — Этот поцелуй совершенно ничего не значил. Для меня так точно! Я уже и не помню о нём. Да и тебе, Рита, не помешает забыть! Или никак не можешь?
Откуда у Сальваторе этот дурацкий талант — бить словами в самое сердце?
— У меня с этим нет проблем! Твой поцелуй давно стёрся стараниями Дани! — притворно улыбаюсь, хотя и чувствую себя паршиво. Ни черта я не забыла! Разве такое забывается?
— Врёшь! — рявкает Вик.
— Что тебя так заводит, Сальваторе? Что Дани и в этом оказался круче тебя?
Мы оба опять на взводе. И с каждым новым словом откатываемся назад в своих отношениях. Мотаю головой. Я не хочу воевать. Убеждаю, что должна быть умнее, мудрее, и просто уступить, промолчать, выдержать эти три дня и не нарваться на новое наказание.
— Не неси чушь!
Вижу, что Вик взбудоражен не на шутку: ещё немного и плотину прорвёт. Мне надо просто уйти: спуститься в подсобку, убрать швабру и ведро, а потом бежать домой. Но этот невыносимый взгляд напротив, который, кажется, видит меня насквозь, напряжённые скулы Сальваторе и шумное дыхание, не отпускают: Вик сделал мне больно, снова, так чем я хуже?
— Не можешь быть честным с Микой, так хоть себе научись не лгать, а уж потом, так и быть, обвиняй других!
С шумом и брызгами на пол приземляется ведро с остатками воды, а после туда же летит швабра и мои перчатки. С меня хватит!
— На твоей половине тоже грязно! — возвращаю Сальваторе его же слова и, развернувшись на пятках, бегу прочь.
— Ты права, Рита, — сизой тучей нагоняют его слова. — Я подонок, который врёт самому себе, Мике, тебе — всем! Мой мир — иллюзия! В моей душе — кавардак! Вот только эта правда никому не нужна!
— Жить во лжи или нет — это исключительно твой выбор, Вик! — не
