Арсеньев так увлекся, что на какое-то мгновение забыл о цели этой встречи. Встряхнувшись, он попытался улыбнуться самой располагающей улыбкой, той, которая открывает доступ к любой информации.
– Я могу закурить? – Полина выжидающе посмотрела на Алексея Викторовича.
– Конечно. – Арсеньев потянулся в сторону, что-то щелкнуло. Брови Воробьевой взметнулись вверх. – Это очиститель воздуха.
Воробьева достала из сумочки пачку сигарет, но поняла, что руки так дрожат, что она не сможет воспользоваться зажигалкой. Начальству не обязательно знать, насколько у нее расшатаны нервы. Тем более что ее предложение должно исходить от уверенной и полной сил женщины.
– Так вы утверждали, что обладаете важной информацией о последнем романе Дмитрия Павловича… – начал Арсеньев, прерывая повисшую паузу.
– Вы все еще заинтересованы в нем?
– В романе? Разумеется. Вы ведь знаете планы издательства. Там черным по белому указан срок сдачи очередного романа Дмитрия Павловича. Никто не мог и предположить подобного развития событий. – Арсеньев повторял ее мысли. – Это несправедливо. Уходят лучшие и так нелепо…
– В раскрутку его романа вложено немало средств.
– Да. К сожалению, скоро нам предстоит подсчитывать убытки.
– Не придется, Алексей Викторович.
– Можно конкретнее?
– Через две, максимум три недели я привезу законченный роман. Тот, о котором вы договаривались с Шаховым. Тот, которого вы так ждете.
– Значит, он все-таки успел его дописать?! – Арсеньев хлопнул себя по бедрам, но, поймав насмешливый взгляд Полины, смутился. – Что? Что не так?
– Важно, что роман существует и будет готов к сдаче в нужные сроки.
– Вы просто ангел-спаситель, – улыбнулся Арсеньев. – Я не задаю вопросов.
– Спасибо. Это очень деликатно с вашей стороны.
– Хотя меня с самого начала интересовало, откуда именно у вас оказалась та, самая первая рукопись Шахова?
– Прошло много времени. Ответ перестал быть актуальным. – Воробьева не собиралась раскрывать душу перед человеком, признающим лишь одну силу – власть денег. Он никогда не поймет ее ощущений и того, что толкнуло ее сегодня к заключению столь важной для нее сделки. – Осталось обсудить условия предоставления рукописи…
– Вы собираетесь ставить мне условия? – Алексей Викторович нехорошо усмехнулся. – В вашем положении я вел бы себя скромнее.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду то, что следствие поставило под вопрос вашу причастность к происшедшему на загородной трассе. Вы же не станете отрицать, что в тот вечер Дмитрий Павлович возвращался от вас? В его крови было обнаружено снотворное. Оно же оказалось в его кармане, а на самом блистере – отпечатки ваших пальцев. Вы ему таблетки, он вам – дискету с романом на вычитку?
– Вы перестали быть деликатным раньше, чем я предполагала.
– К черту вежливость и все эти интеллигентские штучки! – Арсеньев нервно закурил. Он выпускал мощные струи дыма, периодически делая это через нос. Он стал похож на разъяренного быка, который вот-вот сорвется с привязи. – У меня достаточно связей, чтобы знать, куда ведут нити следствия. Вас вот-вот посадят. Вы ведь не рассчитывали оказаться за решеткой, Полина Сергеевна?
– И в мыслях не было.
– Напрасно. Я на вашем месте не был бы настолько уверен. В этой связи ваши условия, какими бы они ни были, теряют смысл. – Арсеньев поднялся, подошел к окну, повернувшись к Воробьевой спиной. Та поняла, что того разговора, на который она рассчитывала, не будет.
Кресло показалось ей слишком жестким, сидеть в нем было сущей пыткой. Алексей Викторович оглянулся на его скрип. Полина стояла, сжимая в руках сумочку. Арсеньев остановил свой взгляд на ней, предполагая, что вожделенная дискета с рукописью находится там. Ругая себя за несдержанность, он находил своим действиям единственное оправдание: никто не смеет диктовать ему условия. Самые востребованные авторы всегда делали и будут делать то, что требует он. И все-таки Арсеньев хотел знать, на что рассчитывала эта женщина.
– Хорошо. Чего вы хотите? – резко стряхивая пепел в хрустальную пепельницу, спросил он.
– Вы издаете последний роман Шахова, а через некоторое время я принесу еще один. Вы возьмете роман в работу. Он будет написан так, что у вас не возникнет проблем с его реализацией.
– Мне бы вашу уверенность.
– Не сомневайтесь. Это будет необычный роман. Он обречен на успех.
– Лучший из всего, что мы издавали? – с иронией спросил Арсеньев.
– Лучше не бывает, Алексей Викторович.
– Вы говорите с таким жаром, что у меня мурашки по телу бегут, а вот мои предостережения, похоже, оставили вас безучастной. Напрасно.
Полина оставила его слова без комментариев. Она сказала все, что хотела. Почти все. Последнее условие оставила на «потом». Она озвучит его, когда очередная книга Шахова разлетится за считанные дни, а ее собственный выстраданный роман будет готов. В ее голове давно созрел замысел романа, который взорвет читательский рынок. Она уже сделала наброски. Получается хорошо, убедительно, искренне. Погрузившись в работу над романом, она сможет пережить потерю любимого. А то, что директор несет чепуху по поводу ее причастности к гибели Дмитрия, – полный абсурд.
– Давайте так, Полина Сергеевна. Я выплачу вам единоразовое денежное вознаграждение, солидное вознаграждение. От вас мне нужна дискета с романом. Из рук в руки и гарантия, что написанное не попадет в другое издательство. – Арсеньев подошел к Полине. Ему нравилось, как она держится. – Согласны? Соглашайтесь. Не упрямьтесь. Я понимаю ваши чувства.
– Нет, не понимаете.
– Главное, что… в камере вам вряд ли разрешат пользоваться компьютером. Без него все усложнится, да и наше общение с вами – тоже.
– Я ни в чем не виновата, – твердо произнесла Воробьева, – и ваши намеки по меньшей мере оскорбительны!
– Да? У вас будет лет пятнадцать, чтобы доказать это, Полина Сергеевна.
– Вы еще будете просить прощение. – Она направилась к выходу. Взявшись за дверную ручку, оглянулась. – Жаль, что мы не смогли договориться. Я на самом деле хотела помочь родному издательству. Ведь мы – одна команда. Я так думала.
Оставшись один, Арсеньев не мог усидеть на месте. Он не заметил, как снова оказался у окна. Сверкнула молния, мгновенно полил дождь. Наверняка холодный. Его прозрачные нити нещадно стучали по стеклу под порывами сильного ветра. Внизу улица превратилась в странную поляну с цветами из раскрывшихся зонтиков. Пестрые, в пастельных тонах, с рисунком и без, они сновали в противоположных направлениях. Но взгляд Арсеньева был прикован к женщине, которая в такую стихию не пожелала воспользоваться зонтиком. Полы ее кардигана нещадно трепал ветер. Волосы казались взволнованным облаком, потерявшим способность двигаться. Оно замерло на месте, с каждой минутой превращаясь в тяжелые слипшиеся мокрые пряди волос. Полина стояла у края дороги, прижимая к груди сумочку.
