— Да? Так можно повторить, а ты попробуешь разобраться. Скажу тебе, как представитель естественной науки: эмпирический опыт — самый бесценный.
Курт прикладывал максимум усилий, чтобы говорить ровным тоном и выглядеть беспечным и веселым.
— Перестань… Почему-то мне кажется, что не стоит целоваться на скамье, где сочинялась «Евангелина».
— А о чем эта поэма?
— Она очень грустная — о разлученных влюбленных, соединившихся только после смерти. Нечто вроде «Ромео и Джульетты».
— Хорошо. Верю тебе безоговорочно: ты ведь почти медиум со своим чутьем на все потустороннее. Давай переместимся в другое место, — тем более уже темнеет. Здесь в самом деле, становится неуютно. Что-то мне не хочется увидеть призрак безутешной Евангелины и услышать ее стенания. Может, пойдем обратно?
Кивнув, Сандра принялась шарить ногами по траве в поисках туфель. Курт наклонился и, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие, сам осторожно обул ее миниатюрные теплые ножки. Над выпирающей косточкой он заметил небольшую царапину.
— Ты чуть-чуть поранилась, Санни. Наверное, об траву.
— Нет. Это хозяйский кот. Он беспредельно мерзкий, и бесстыжий. Держится так, словно все люди — пыль под его жирными лапами.
— Негодяй… А вообще-то я завидую животным. Они ведут себя естественно и свободно, у них не бывает комплексов, они не ограничены правилами хорошего тона. Едят, спят, любят друг друга, как хотят. И что самое интересное, они неизменно красивы в этой непосредственности. А нам все время приходится думать: какую позу принять, что надеть, как полюбезнее, улыбнуться, чтобы произвести наиболее выгодное впечатление.
— Издержки эволюции. А каким зверем ты хотел бы быть?
— Волком или лисом. А ты?
— Не знаю… Белой мышкой с синим бантиком на хвосте. Тебе не нравится быть рабом условностей?
— Условности — это норма, а норма привычна, мы с младенчества существуем внутри нее и дышим ею, как воздухом. Но ведь это нелепое рабство проявляется во всем. Если, например, мужчина начинает ухаживать за женщиной, оба знают, чем все закончится. Но они не перейдут к главному, пока не обменяются определенным набором ритуальных слов и не проведут ряд неизбежных церемоний.
Сандра остановилась и принялась вытряхивать из туфли попавший туда камешек.
— По-моему, в наших отношениях наблюдается переизбыток церемоний. Будь наша воля, мы бы перешли к главному еще в апреле. Сейчас мы идем к тебе?
Разумеется, он вел ее к себе: гостиница уже виднелась за деревьями. Но извечная прямолинейность, свойственная всем представительницам семейства Драгич, на сей раз, застала его врасплох: он замер с открытым ртом, развел руками, а потом, растерянно улыбнувшись, кивнул.
Уже у себя, в гостиничном номере, Курт вдруг понял, что предварительный обмен некоторым количеством слов воистину необходим существам, стоящим на высшей ступени эволюции: торопливо стаскивая с Сандры дешевые побрякушки и бросая их на журнальный столик, он, заикаясь от нетерпения, поинтересовался:
— Санни, ты понимаешь, почему я ни разу не позвонил тебе за эти два месяца?
— Да…
— Ты хоть веришь мне?
— Да…
— Я не хотел… создавать такую ситуацию… Но я влюбился в тебя сразу же, с первого взгляда… До судорог влюбился… Голову потерял, пошел ко дну камнем… Ты, не считаешь меня подлецом?
— Нет…
— Ты ведь не думаешь, что я просто… регулярно прибегаю к какому-то стандартному набору уловок?
— Нет… Курт, а ты знаешь, почему мы встретились в книжном магазинчике?
— Нет, — пробормотал Курт, расстегивая пуговицы на ее платье — к счастью, их было немного.
— Это не просто совпадение…
— Да, да, — приглушенно отозвался он, стаскивая с себя футболку.
— Ну, хорошо… Я скажу потом…
Она встала на кровати на колени — алебастровая, тонкая, похожая на пламенеющую свечку — и потянула его к себе.
— О каком совпадении ты хотела сказать? — спросил Курт около часа ночи. Сандра лежала щекой на его ладони, щекоча пальцы ресницами.
— Ты правильно делаешь, что завидуешь своему дорогому шефу Алану. У него действительно поразительная жена. Она позвонила мне неделю назад…
— Дорис? Тебе?! Вы же незнакомы!
— …Вот заодно и познакомились… и сказала, что нам с тобой просто необходимо встретиться, что нечего валять дурака, страдать из-за каких-то ложных комплексов и позволять времени безвозвратно ускользать. Она многое сказала — очень верно по существу. Потом она сообщила, что семнадцатого и восемнадцатого в Грейвенхерсте будет конференция, и она попросит мужа делегировать именно тебя, Курт. И неплохо бы и мне оказаться в городе в эти дни. Я позвонила приятельнице — я же помнила, когда у ее сына день рождения, — и она меня пригласила. Вот так.
— А если бы мы не встретились в том магазине?
— Встретились бы в другом месте. Я бы тебя нашла.
— Ну и ну… Я всегда называл Дорис настоящей феей. Чем же ее отблагодарить? А-а, знаю. Ты станешь учить ее девочку играть на пианино, когда та подрастет.
— Но ведь я живу в другом городе.
— Когда девочка подрастет, ты уже будешь жить в Эшфорде.
— Думаешь?
— А как же иначе? Ничего другого я не допущу. Более того: к тому времени ты уже освоишься, разузнаешь все местные сплетни. Дорис тебя и просветит. Вы наверняка подружитесь и будете на пару перемывать кости знакомым дамочкам… В конце концов, эшфордским детям тоже не мешает привить любовь к классической музыке. Разве нет?
— Радужная перспектива. Курт… Я все думаю… Почему так получилось? Мы просто рухнули — как с того обрыва со скамьей. Вдруг — ни с того, ни с сего, не благодаря, а вопреки… И все произошло настолько быстро, мы и опомниться не успели. Что с такой силой потащило нас друг к другу?
— Химия, — ответил Курт и поцеловал Сандру в лоб, — великая, неодолимая и непреложная. Впрочем, я всегда в нее верил.
День не задался с самого утра. Эшли всегда любила пятницы, сулившие долгий безмятежный вечер, плавно перетекающий в праздность уик-энда, но эта жаркая августовская пятница стояла особняком в ряду других, ничем себя не запятнавших. Когда Эшли припарковывалась на своем обычном месте около фармацевтической компании «Карвер-Зегерс фармасьютикл», она вдруг ощутила явственный толчок: попытка красного «ниссана» с ходу обогнуть ее кругленький индиговый «пежо» удалась не вполне. Эшли, трепетно относившаяся к внешнему виду своей игрушечки, моментально закипела и выскочила из автомобиля, готовая подвергнуть детальному рассмотрению степень профессионализма водителя «ниссана». Им оказался здоровенный детина, курносый и конопатый, с апельсиновыми волосами и бровями.