class="p1">Глажу стройные ноги, смещая ноги по внутренней стороне бедер ближе к промежности. Наблюдаю, как дрожит ее живот, когда, раздвинув половые губы, задеваю пальцами клитор.
– Хочу тебя слышать, поняла? – требую от нее шум, а не сдержанную тишину.
Довольно с нас тишины.
Она в ожидании замерев кивает и я, склонившись, принимаюсь вылизывать ее языком.
Раз за разом прохожусь по складкам, всасываю их в свой рот и играю не хуже Бетховена. Самар изгибается и рвет мои волосы к черту. Сжимает ноги так, что моя голова трещит в ее тисках, а еще стонет… Стонет так, что я сам готов кончить.
Когда она замирает, а после начинает сокращаться на моих пальцах и моем рту, я продолжаю аккуратно ее ласкать. А как только она немного отходит от оргазма, тяну за руки и усаживаю на свои бедра, аккуратно входя в нее до самого конца.
– М-м-м… я отвыкла от этого.
– Привыкай снова, мышка. «Этого» будет теперь много.
– Полегче, я беременна.
– Помню, много – не значит безрассудно трахать тебя.
– Хорошо, – отвечает, и сама начинает двигаться, целуя в губы, словно слизывая свои соки с них.
В кровати Самар сразу же засыпает. И я рад, что не стал говорить о визите к ее отцу этим вечером, оставив его только для нас и тех трех оргазмов, которые были, пока мы не превратились в «изюм».
Обнимаю ее сзади и сам проваливаюсь в сон. В то чувство, которое меня покинуло на этот проклятый месяц, пока ее не было в моей жизни.
Это тот самый момент, когда ты ощущаешь потерю на самом глубоком уровне. Мне кажется, я за этот месяц ни разу по-настоящему не высыпался, как этой ночью. В нашей кровати. В нашем доме. С ней одной…
Утром, не успев открыть глаза, тут же сжал руки, чтобы ощутить в них ее.
Она была рядом и стала пищать.
– Что такое? – не понял сразу.
– Ты меня задушишь, сумасшедший, – смеется в кашле.
– Черт, прости. Проверял, тут ты или нет.
– Тут я тут, отпусти же.
Ослабляю хватку ненамного.
– Давид, мне надо в туалет, я сейчас в кровать написаю.
– А, блин. Так бы и сказала.
– У меня по утрам еще и токсикоз, поэтому знаешь, лучше сразу выпускай, если начинаю брыкаться.
– Понял, исправлюсь.
Она возвращается, видимо, сразу умывшись, потому что я чувствую запах мятной пасты.
– Иди ко мне, – тяну на себя и вжимаю ее бедра в свои, дав понять, как сильно я ее хочу.
– Кажется, мне требуется небольшой перерыв, Давид, – смущенно признается.
– Блин, прости. Я вчера немного переборщил.
Глажу ее по волосам. Успокаивая мысленно свои развратные мысли.
– Если хочешь, я бы могла тебе минет сделать.
Слышу ее слова, произнесенные настолько невинно, словно она о конфетах спросила и начинаю ржать.
– Что?
– Ничего, – не могу никак успокоиться, а она, кажется, обижается.
Перехватываю ее и притягиваю обратно, чтобы не уползала.
– Куда собралась?
– Ну тебе же смешно. Если не хочешь так бы и…
– Не хочу? – ложусь на нее сверху и закидываю руки за голову, смотрю в глаза.
– Видимо, нет.
– Да я твой рот готов трахать весь день напролет, пока яйца не будут висеть как пустые шары. Так что никогда не думай о том, что я тебя не хочу, поняла меня? – двигаю бедрами и трусь членом по промежности, которая такая горячая и так манит меня погрузиться в нее глубоко и надолго.
– Поняла, – дышит срываясь.
– Молодец, а теперь вставай и выполняй то, что хотела.
Ложусь на спину, но ее определяю над собой развернув.
– Мне так неудобно.
– А мне удобно, – шлепаю по заднице и придвигаю ее ближе.
Удобно правило спать голыми, сразу готовы оба к сексу.
Спускаемся только к одиннадцати поесть.
Настя нескромно посматривает на Самар, которая ходит так, словно ей некомфортно. Ну и пусть. Мне не стыдно оттого, что моя жена удовлетворенная.
Остаемся одни, и я начинаю разговор, который вчера отложил.
– Мышка, надо кое-что обсудить.
– Что? – улыбаясь поднимает глаза, но тут же стирает ее, когда видит мое настроение.
– Твой отец у меня.
– Что?
– Да. Я его держу в одном месте и ждал, пока найду тебя, чтобы ты решила, что мне с ним делать.
Самар
И снова боль.
Так много, что хочется ее выдрать из себя гвоздодером.
Все время, что я с Давидом, забыть успела о многом. Казалось, что боли больше не будет и слез тоже.
Но я плачу. В эту секунду, вспоминая безжизненное мамино лицо. То как он стрелял, то как я уходила, оставляя ее на холодном полу одну…
Давид подошел ко мне и присел на корточки, обняв так, что его лицо упиралось в мой живот.
– Просто скажи, что мне делать и все. Я поеду, выполню любое твое желание, малышка, – он отодвинулся, и взяв двумя пальцами за подбородок, притянул к себе, чтобы поцеловать в губы.
Ответила на его требование и впустила влажный и горячий язык в свой рот. Так приятно быть рядом с ним. Все уходит далеко, оставляя нас…
Но зная, что мой отец жив, сейчас это не очень помогало. Нужно, чтобы мы остались наедине… Навсегда, иначе не будет покоя.
– Я хочу его увидеть, – решительно заявляю, как только поцелуй остается на моих губах влажным следом.
– Самар, – предупреждающе произносит мое имя, позволяя передумать.
– Нет, я так хочу. Там и приму решение.
– Уверена в этом?
– Да.
Пока ехали по городу, я все думала, зачем я это делаю. Что скажу ему? Что почувствую увидев?
Мне казалось, что будет просто.
Но я ошиблась. Потому что войдя в здание и спустившись в какой-то ужасный подвал, я заплакала.
Это была моя первая эмоция, глядя на окровавленного отца. Не потому, что мне было его жаль. Нет, совершенно.
Я вспоминала синяки на теле мамы. То, как она шугалась его, как это делала я. Как мы плакали и прятались от него. Как защищала она меня, уходя вечером к нему, а я лежала и плакала, зная, что он над ней издевается.
После слез, внутри проснулась жуткая ярость.
Давид стоял позади меня, буквально в шаге. Мужчина, что был мне отцом, сидел связанным на стуле. И он был избит.
Я надеялась лишь на то, что ему очень больно. Как было больно мне, и маме…
– Она ненавидела тебя, – заговорила, совладав с собой.
До этого он сидел с опущенной головой. Был в сознании, как сказал муж. Но видимо, думал, что это кто угодно к нему пришел, но не я.
Он поднял свою голову, и я увидела в его еле открытых, заплывших
