тобой вдвоем, – улыбаюсь и выливаю на сковороду первый оладушек.
– А со мной поделишься? – слышу позади голос мужа.
– А ты что не спишь? – улыбаюсь его сонному виду в одних штанах с растрепанными влажными волосами.
Подходит и, спустив с плеча футболку, оставляет поцелуй. И футболка его. Которая оказалась мне сейчас по всем параметрам впору. Правда, выходить во двор он мне так не позволяет. Там, видите ли, охрана.
– Без тебя не могу, – встает позади и дышит мной, зарывшись носом в волосы, а руки опускаются на живот, где наша малышка вовсю бултыхается, красуясь перед папочкой. – Такая активная.
– Ага. Вся в тебя, Мартынов.
– Это самое важное.
– Ну не в садовника же.
– Осталась бы матерью-одиночкой в таком случае. И почему именно про садовника сказала? Мне стоит о чем-то подумать?
– Оставь дедушку в покое. И не мешай, – толкаю его в живот локтем. – Сейчас все сгорит из-за тебя.
– А я-то причем. Я просто обнимаю тебя и пристаю немного.
– А в итоге будешь есть обугленные оладьи.
– Обожаю такие, – снова присасывается к моей шее.
– Да что ж за вампир такой… – не успеваю дальше и слова произнести, нас обоих перебивает Настя:
– А давай я закончу, а вы пока что можете чайку выпить, – улыбается и сразу перехватывает лопатку, а Давид тащит меня к столу.
Мы часто едим теперь на кухне, а не в огромной столовой. Там мне одиноко. Только когда у нас Оля и ее муж Андрей, мы туда перебираемся. И то за ужином и обедом.
– Спасибо, – благодарю и готовлю чай на всю компанию, потому что уверена в том, что сейчас и Карим выйдет. Мне кажется, он вообще порой не спит.
У нас с мужчиной был разговор после того, как он, подлечившись, вернулся в дом. Разговор о том, что ему можно уехать. Заняться своими делами, чем пожелает. Хотя внутри я знала, что ему нечем заниматься. Он одинок. И некуда ему идти совсем.
Он сказал, что обещание, данное моей маме, будет выполнять до самой смерти. Я ответила согласием и теперь он снова рядом, снова мой личный охранник и водитель.
Как я и говорила, мужчина присоединился к нам, и вкусно поев все разошлись по делам, а мы поднялись с Давидом наверх. Ему сразу же кто-то позвонил и он, застонав, поднял трубку.
– Да… И?.. Я понял. Скоро буду, – кладет телефон и недолго стоит задумавшись.
– В чем дело? – сразу подхожу к нему и обнимаю за плечи, разворачивая к себе.
– Да тут недавно прошел слух, что у нас в ментовке меняют власть. И новый прокурор нарисовался вчера. А сегодня, точнее, прямо сейчас, в моем баре, где в подвале казино, вдруг проверка организовалась, – кладет руки на талию и, медленно перебирая пальцами, поднимает ткань футболки вверх, пока полностью не снимает с меня.
Смотрит голодным и обожаемым взглядом на мое тело, гладя одной рукой живот, а второй сжимая грудь, которая сейчас стала совсем большой, правда, на ней стали видны растяжки, но как сказал Давид однажды: «Это все мое и даже растяжки».
Разворачивает к себе спиной и аккуратно давит, чтобы облокотилась руками на стол.
– Это может быть совпадением, – отвечаю голосом, срывающимся на глубокие вдохи, когда чувствую его дыхание на попе, а мужские пальцы на бедрах, стягивающих с меня трусики. – Потому что этот бар самый популярный в городе и ты это знаешь.
– Не спорю, – кусает в правую ягодицу, затем в левую, гладит половые губы, которые уже стали налиты возбуждением и предвкушением.
Врач нам, конечно, рекомендовала без жесткого секса и не очень частого. И пусть Давид предложил альтернативу, которую я, разумеется, поддержала, но порой. Мы он просто аккуратно и нежно балует меня. Потому что я люблю больше всего традиционный секс. А как именно он прекрасно знает. Потому что каждый раз, я наслаждаюсь оргазмом как впервые. Сладко и на грани, когда хочется провалиться в безумие, но удерживаешь себя на светлой стороне. Потому что он помогает. Готов окунуться с тобой, но остается якорем.
Медленные движения. Умелые прикосновения. Жаркие поцелуи и объятия самые крепкие.
Любовь, которую ощущаешь не только внутри, но и снаружи. Я окружена им. Поглощена навечно.
Он мой муж. Он мое начало и мой конец. Он продолжение меня, или же я его, но мы целое, неделимое.
Мы любим. Мы храним это самое важное близко к сердцу, глубоко внутри. Где никто не найдет никогда. Только мы знаем.
Давид скользит внутри уверенно. Выверяя каждый сантиметр. Миллиметр… четко и так красиво, волнующе.
Ноги подгибаются от извержения, которое уже так близко, но я стою. Прогибаясь под руками мужа все сильней.
– Люблю, – раздается его шепот позади. Словно и не мне говорит, а сам себе. В бреду напоминает или же озвучивает то, что чувствует. – Пиздец как…
Улыбаюсь и плачу от счастья, от нашего общего счастья.
Оргазм охватывает меня с головой, и я растекаюсь в его власти полностью.
Проходит сотни секунд, прежде чем я, совладав с собой, понимаю реальность. И уже лежу на кровати, а надо мной чуть склонившись лицо Давида.
– Неужели настолько хорошо, или симулировала? – глаза искрят азартом.
– Конечно, симулировала. Всегда так делаю. В конце, там кое-что не поняла. Что-то мутно так было, смазано. Да и вообще, хватку теряешь, дорогой, – обнимаю за шею и смеюсь в следующее мгновение, когда он кусает в ответ.
– Сучка такая. Да я бы оттрахал тебя раза три за это утро, чтобы вспомнила, кто я и как умею, вот только нельзя.
– Да-да, вечные отговорки, – намеренно злю и заливаюсь снова смехом.
– Ты ж нарываешься, а страдать будет она, – гладит попу. – И он, – обводит рот пальцем большим, впиваясь в губы своими грубо и сладко.
– Страдать? Это ж кем надо быть, чтобы страдать в твоих руках, когда ты вытворяешь со мной всякие шалости.
Еще немного целуемся и обнимаемся. Говорим о дочери, моем самочувствии, а затем идем вместе в душ.
– Береги себя, ради нас в первую очередь. Ты нам нужен, помнишь? – обнимаю его, отпуская снова в неизвестность. Главное, что вера в него все время жива.
– А как иначе, – улыбается и, поцеловав в висок, сжимая в руках, шепчет, что любит. Снова тихо, но я слышу и его слова придают сил, как и всегда.
– Ждем тебя вечером.
– Как всегда, – лбом ко лбу.
– Как всегда, – глаза в глаза.
Доходит до двери, и я не выдерживаю.
– Утри им всем носы, Мартынов. Пусть знают, кто ты такой.
– Ну раз ты просишь.
– Требую.
