На тех фотографиях, что у меня сохранились в ноутбуке, мы с сестрой везде улыбались. Тогда нам только подарили нашу фотокамеру, и мы щёлкали друг друга не переставая. Изучали разные режимы съёмки, поэтому часть фотографий размытые, нечёткие, либо вовсе кривые. Но они жизненные. Джуди всегда улыбалась больше меня. В ней словно было больше жизненной энергии. Словно она горела стремлениями. А я была более тихая, любящая ночью с фонариком читать под одеялом. Но мы были самыми верными друзьями друг для друга. Её больше замечали мальчики, чем меня. Но она не стремилась понравиться всем, просто была очень притягательной.
На сколько я знала у близнецов почти всегда так. Один будет более подвижным и неуправляемым, а второй словно его балансирует своей обволакивающей и успокаивающей энергией. Так было и у нас. Мы были двумя половинками одного целого. Мы были неразлучны. С самого рождения мы были друг у друга. Мы не представляли своей жизни без нашего с ней общения. Мечтали, что в будущем будем жить рядом. Мы не хотели расставаться, нам было хорошо вместе. Мы даже читали мысли друг друга иногда, до такой степени чувствовали настроение и эмоции.
Кто знает, если бы я тогда пошла с ней, то как бы всё повернулось. Может нас бы вдвоём убили? А может нас бы и вовсе не тронули? Эти вопросы преследовали меня всё это время. Я чувствовала себя виноватой в её смерти. Мне казалось, что если бы я была с ней, то ничего бы не произошло. Возможно, поэтому я ничего не предпринимала против избиений своего отца. Я получала по заслугам за то, что не уберегла свою сестру. Во всяком случае именно так я воспринимала его наказания. Некое возмездие что ли. Она умерла, я жива. Но в наказание я также мучилась, как и она перед смертью. Это справедливо. Ведь она моя лучшая половина. Я страдала в её честь.
Дверь в мою комнату внезапно открылась и вошёл отец.
— Джойс, к тебе доктор, — строго произнёс он, и все мои внутренности тут же скрутились в тугой узел.
Боже, нет!
Только не это!
Он не приводил доктора уже полтора года. Почему сейчас?! Я же не успела ещё на работу устроиться, чтобы осуществить свой план! Мне стало не по себе.
— Но, папа…
— Что такое, Джойс? — ухмыльнулся отец. Врач стоял позади отца и потупил взгляд. — Я буду за дверью, — отчеканил он и вышел.
Этот врач уже осматривал меня на предмет наличия девственности полтора года назад, потому что отцу показалось, что я стала задерживаться в школе. Видимо у некоторых представителей медицины это подпольная подработка вне рабочего времени.
В одно мгновение весь мой мир сжался до размеров игольного ушка. Сердце дубасило в груди, причиняя боль. Я знала, что последует за осмотром.
— Раздевайтесь ниже пояса и ложитесь на постель, — произнесла женщина, имя которой я даже не знала, закрыв за собой дверь.
— Послушайте, может мы обойдёмся без этой унизительной процедуры? — сделала попытку избежать очередного унижения.
— Не получится. Я обязана вас осмотреть, — строго ответила она и выжидающе посмотрела на меня.
Вздохнув, на трясущихся ногах подошла к своей постели и стянула штаны с нижним бельём. На улице вечерело, мою комнату освещала только тусклая лампа на столе. Часть синяков можно было заметить. Я никогда не обращалась за медицинской помощью после избиений. Даже после одного самого сильного. А потом отец стал бить не так самозабвенно, иногда мама давала мне какую-то мазь, чтобы синяки быстрее проходили. Ни один человек, кроме Трэвиса не видел весь масштаб моих страданий.
— Вы упали? — вдруг спросила женщина, заметив синяк на бедре.
— Нет, — уверенно ответила.
Когда она в прошлый раз осматривала меня, то синяки тоже были и отец её предупредил, что я «упала с велосипеда».
— Ясно. Раздвиньте ноги, — более мягким голосом ответила она.
Осмотрев меня, она скользнула взглядом по моему лицу. Что-то промелькнуло в её глазах, похожее на сожаление. Но в следующее мгновение вновь появилась маска холодного профессионализма и, стянув латексные перчатки, она поднялась и разрешила мне одеться.
Поспешно выйдя за дверь, оставила меня в моих безрадостных мыслях.
Сейчас я получу по заслугам. Впервые в жизни я отвечу за то, что действительно сделала. Не было больше смысла отсиживаться в своём убежище и чего-то ждать, перед смертью не надышишься. Сделав глубокий вдох, собралась выходить, как заметила загоревшийся экран мобильного телефона. Даже не глядя на него, я знала, что это ежевечернее сообщение от Трэвиса. Но мне не захотелось отвечать ему. Просто сил не было. Поэтому я спустилась вниз в кухню.
Доктор только вышла из дома, и отец повернулся ко мне. На его лице застыла маска отвращения.
— Ты больше никогда не выйдешь из дома, — зловеще процедил он, наступая на меня.
Мама вышла из родительской спальни и застыла с немым вопросом.
— Эбигейл, иди в свою комнату, — скомандовал ей отец.
Всё мое тело напряглось и сжалось. Мне казалось, я превратилась в кусок льда. Мне было нестерпимо больно от того, что происходило за закрытыми дверьми нашего дома. Это всё неправильно. Так быть не должно.
Когда, если не сейчас?!
— Я буду выходить из дома, — решительно заявила отцу, сжав кулаки.
— Что?! — взревел он. — Ты ещё перечишь мне?! Да как ты смеешь даже рот открывать?! Шлюха! Когда ты успела?! Кто он?!
— Это не имеет значения, — покачала головой, не собираясь отступать. Я хотела защищаться. Хотела драться и кусаться. — Я больше не могу так жить, папа.
— А ты больше и не будешь так жить! Ты будешь сидеть дома! Ничему жизнь тебя не учит! — выплюнул он, развернувшись в сторону комода, где он хранил свою дубинку.
— Это тебя жизнь ничему не учит, — повысила голос, понимая на какую тропу я ступила. — Да, я переспала с парнем, но как видишь осталась жива! Это всё твоё больное воображение рисует дикие сцены! Это всё твои страхи управляют тобой! Но ты же не такой на самом деле, папа! Очнись! Вернись к нам! Ты же совсем другой человек, я знаю! — с отчаянием в голосе защищалась я.
Отец медленно подошёл ко мне с дубинкой в руках, не сводя глаз с меня.
— Моё больное воображение?! Мои страхи?! Да что ты знаешь о жизни? Что ты можешь знать о людях?! Убийце твоей сестры было девятнадцать лет! Молодой отморозок, который не справился с приступом агрессии! Что ты можешь знать о намерениях и внутренних демонах окружающих людей?! Они опасные! На людях улыбаются, а за спиной держат нож! А ты наивная и доверчивая шлюха! Тебе джинсы подарили, и ты сразу ноги раздвинула?! Думаешь, я совсем тупой и не сообразил, что к чему?! Это он? — замахнулся дубинкой, сверля глазами полными ненависти. — Отвечай! Это он?! Этот парень с синими глазами?!
— Нет, — по какой-то причине решила соврать. Защитить или вернуть долг за его ложь, не знаю.
Мощная вспышка боли пронзила руку. Вскрикнув, я не сдавалась.
— То, что ты делаешь не убережёт меня! Ты сам стал опасным для меня! Но я твоя дочь! Живая дочь! Твои страхи безосновательны! Раскрой глаза! Я выросла! Я хочу жить, как все! Но находиться дома мне опаснее, чем на улице! Разве это нормально?! Ты бил меня всё это время ни за что! Просто, потому что тебе так хотелось! Просто, потому что ты свято верил в силу твоего наказания! Но, как видишь, в итоге это привело меня к другим умозаключениям! Я захотела впервые в жизни попробовать то, за что всегда получала. Захотела узнать из-за чего всегда хожу вся в синяках! — кричала ему в лицо изо всех сил.
Меня словно прорвало, я не могла успокоиться или говорить тихо. Я не могла дышать спокойно, лёгкие горели, голова кружилась от адреналина и страха, но я уверенно продолжала эту схватку. Меня загнали в угол, и я отчаянно сопротивлялась. Я буду кричать пока меня не услышат, как говорил Трэвис.
— Шлюха! — завопил отец и ударил по второй руке, затем по животу и бёдрам. Но я устояла, глотая слёзы. — Ты пожалеешь об этом решении! Ты ни черта не знаешь об этой жизни! А она несправедливая! Она забирает детей у родителей! А такие мудаки, как тот убийца, продолжают жить! Но я не отдам им свою вторую дочь! Ты будешь круглосуточно под моим присмотром!
