появляется миллион дел, которые по-хорошему надо было сделать раньше, но я не мог. Пока Анюта не родилась, даже пеленки ни одной не купил, и теперь просто заваливаю своих людей заданиями.
Я не захожу к Илане следующие несколько дней, пока она в больнице. Не могу просто. Во мне борются два демона, и я не знаю, какой победит в итоге. Она все еще дочь моего врага, который участвовал в убийстве моей жены и сына, однако теперь Илана мать моего ребенка и просто девочка, которую я обидел. На которой сорвал злость, пока настоящая сука Быков сидел и наслаждался моим сумасшествием.
Илана все еще думает, что это я ее отца порешил, а я…снова и снова вспоминаю, как наказывал ее. Как издевался над ней, будучи ослепленным желанием мести. Она ревела, а я делал ей больно. Специально. Назло ее отцу Озерову.
Мне хотелось мести, и я отомстил. Теперь у меня внучка Озерова на руках, вот только мне не тому надо было голову отрывать все это время. Не Озерову и его дочери немой, невинной, а больному ублюдку, которого я знал со студенческой скамьи.
В эту ночь я не сплю. Я принимаю самое сложное решение для себя. Девочки с фамилией Озерова в моем доме быть не может. Она все еще дочь моего врага. Олег нанимал убийц. Он соучастник. Организатор. Он тоже, сука виноват, но Илана…я не хочу больше делать ей больно, и мне похер, чья она там дочь.
Она моя девочка. Мать моего ребенка. Я должен был выкинуть ее сразу после родов. Планировал это с первого дня ее пребывания в моем доме.Уверен был, но не смог. Уже после первого УЗИ понял, что нихрена не смогу, и это меня убивало.
Блядь. Кого я обманываю. Я же как ненормальный хочу, чтобы Илана осталась в моем доме. Я ее больше никуда от себя не отпущу.
Устало провожу рукой по лицу. Черт. Есть только один выход из этого дерьма.
За день до выписки захожу к птичке. Не могу уже больше терпеть. Я жрать не могу. Спать не могу. Нихрена без нее не могу.
Как только в палату к ней захожу, сердце сжимается от увиденного. Илана держит на руках нашу крошку и кормит ее налитой и до безумия красивой грудью. От картины этой я просто пьянею. Ничего в жизни не видел сексуальнее этого.
Как только птичка меня замечает, реагирует сразу, но не так, как мне бы того хотелось. Сжимается тут же, Анютку к себе больше прижимает и…плакать начинает. На ее лице боль вселенская отражается. Мгновенно. Она плачет молча, но просто навзрыд.
Нихрена не понимаю ее реакцию. Я просто зашел. Вообще ее не трогал. Даже пальцем, блядь, не касался.
– Что случилось? С Анютой что-то?
Предчувствие чего-то хренового не дает сделать нормального вдоха. Илана лишь головой мотает, продолжая прижимать дочь к себе, которая намертво уже впилась в грудь мамы.
В глазах ее страх вселенский плескается, точно такой же, как и в прошлый раз был, когда я после операции ее с пола отдирал.
Как только ближе подхожу, птичка на кровати отползает. От меня подальше.
– Нет. Пожалуйста! Не надо…
– Что? Что не надо?
– Не делайте. Умоляю. Не поступайте так со мной.
– Блядь, гм… что не делайте? Девочка, ты можешь нормально объяснить?
Стараюсь говорить предельно тихо. Смотрю на нее жесты.
Анютка, кажется, уже наелась и уснула. Грудь мамину отпустила, отчего птичка быстро натягивает на себя одеяло. Малышку к себе прижимает и целует в маленькую головку.
На меня смотрит, и плачет еще больше. Крокодильими уже просто слезами.
– Не забирайте. Умоляю, пожалуйста, не забирайте мою дочь! Не отнимайте. Это жизнь моя. Я умру без нее. Пожалуйста.
Хочется орать. Выть волком на всю клинику, но я молчу. Мне больно, но знаю, что Илане больнее. В миллион раз. Вижу сам все. Хорошо вижу. Я в этом виноват. Я постарался сделать все, чтобы сейчас ее реакция была именно, блядь, такой.
Выставляю руки в успокаивающем жесте. Черт, ну что с ней делать? Знаю прекрасно, нельзя Илане сейчас волноваться. Совсем недавно появившееся молоко враз пропадет.
Боится она. Не за себя вовсе. А за ребенка. Черт.
– Не бойся. Никого я не забираю у тебя. Слышишь?
Неверяще качает головой. Черт, какого лешего я тогда ее так запугал? Она не верит мне. Ни единому моему слову.
– А отец? Можно мне на его похороны?
– Нет.
– Пожалуйста. Ну, хотя бы это! Вы же и так забрали его у меня. Дайте хоть попрощаться с ним!
Сдерживаюсь из последних сил. Одного только упоминание про Озерова кипятит мне мозг.
– Пойми уже, наконец, что я не убивал твоего отца. Настоящий убийца…Гм, тебе не о чем не надо думать. Просто отдыхай.
Замолкаю. Слишком много информации для ее ушей. Черт.
– Скажите правду. Я прошу вас. Пожалуйста.
Смотрит на меня в упор глазами своими зелеными.
– Кто это был? Пожалуйста, скажите, кто?
– Это был Андрей Быков. Он был заказчиком в смерти твоего отца, моей жены и сына. Я не убивал твоего отца, птичка. Это сделал Быков.
– Я не понимаю…За что?
– В случае твоего отца, вероятно, за бабки.
Вижу, как прикрывает рот ладонью. Глаза красные. Вымученные. Больно ей. И мне. Тоже.
– Почему этот человек убил вашу семью?
Невольно сжимаю кулаки. Хочет правду, будет ей правда.
– Андрей был влюблен в мою жену. Давно уже. Мстил. За мое счастье. Я узнал, что это Быков, когда тебя оперировали. Он работал через твоего отца.
Прозрачная слеза стекает по щеке птички. Ну сколько можно плакать. Не могу уже видеть ее слез.
Не удерживаюсь, и сажусь рядом, собираю ладонью ее слезы, но она дёргается от меня, как от огня. Боится. Не доверяет.
Убираю руку. Не хочу ее пугать. Внутри что-то сильно жжет. Поднимаюсь и отхожу от нее, но в последний момент чувствую короткое прикосновение к своей руке.
Перевожу взгляд и встречаюсь с чистыми зелеными глазами. Невыносимыми просто.
– Пожалуйста, отпустите нас. Я вернусь к дом к отцу.
Сглатываю. В горле почему-то дерет, но ее просьба мне не нравиться. Очень не нравится.
– Я никуда не отпущу свою дочь. Ты знаешь это. Дом твоего отца сгорел. У него осталась только куча долгов и озлобленных врагов. Тебе больше некуда возвращаться, Илана.
Расстроено поджимает губы. Вижу, как переживает. Сильно.
– Из-за вас мне некуда возвращаться! Не забирайте моего ребенка. Я больше ни о чем вас не попрошу. Никогда.
В ее блестящих
