меня вообще сегодня день откровений. Дар, я пришла к тебе, потому что не хотела оставаться одна. Если бы я позвонила друзьям и они увидели меня в таком состоянии, то… — Замолкаю, ощущая, как нижняя челюсть начинает подрагивать, и встряхиваю волосами, чтобы избавиться от подступающей паники. — Они бы сильно расстроились. Могли наделать глупостей, влезть в разборки.
— А я…
— А ты социопат. Я гуглила, у вас нет жалости или сочувствия, поэтому мы просто можем провести спокойный вечер без драм и истерик.
— Хм-м-м… — задумчиво тянет Дарий, обхватив пальцами подбородок. — А гугл не подсказал тебе, что социопат может убить человека, если видит в этом личную выгоду и найдет какой-то другой смысл? Например, месть за красивую девочку-соседку.
— Он уже свое получил, и я победила, — заявляю почти с гордостью.
Прямой и непоколебимый взгляд Дария крепко держит мое внимание. По обыкновению дыхание тяжелеет, а сердце стучит чуть быстрее.
«Ты только глянь какой! Я же говорил, он то, что нам нужно!» — восхищенно выпаливает внутренний редактор.
«То что нужно, чтобы вконец свести нас с ума?!» — отвечаю я.
— Катюш, я в тебе и не сомневаюсь, но это ничего не меняет.
— Ты ведь шутишь?
— Нет. — Тон смягчается, но это делает Дария еще больше похожим на безумца. — Одна из характеристик этого расстройства — импульсивность и неконтролируемые вспышки гнева.
— Но ты спокоен, — с нажимом говорю я.
Он склоняет голову, линия его челюсти приобретает заостренные черты:
— И какой из этого можно сделать вывод?
— Терапия помогает?
— Диссоциальное расстройство неизлечимо. Еще варианты?
— Тогда я… не знаю.
— Я не социопат.
Мысли путаются. Не понимаю, куда он клонит.
— Но ты сказал…
— Нет, не говорил, — перебивает он.
— Нет, сказал! — повторяю настойчиво. — Я хорошо помню, тогда в ресторане...
— Я сказал, что этот диагноз ставит моя двоюродная сестра, но не говорил, что он подтвержден.
Прижимаю пальцы к гудящим вискам и опускаю голову:
— Ты меня в конец запутал. Насколько ты псих?
— Не больше, чем ты.
— Серьезно? — усмехаюсь я. — Тогда у меня для тебя плохие новости.
— Я так не думаю.
Ну все, сдаюсь. Хочет правду? Пусть получает!
— Дар, я поставила точку, и не хочу больше это мусолить, — тараторю, едва задумываясь о том, что несу. — Не хочу говорить об этом. Вспоминать. Думать не хочу! Все закончилось. Я все закончила. Цена была не такой уж и высокой.
— Я тебя понял, но и ты должна кое-что понять.
— И что же? — с опаской спрашиваю я.
Дарий поднимается и обходит стол, останавливаясь рядом со мной. Убирает волосы с моей шеи и невесомо проводит пальцами по коже. Слезы срываются с ресниц, и я закрываю глаза, чтобы хоть как-то их удержать.
— Я сама виновата, — Пропитанный сожалением и болью шепот слетает с губ. — Я это заслужила.
— Чушь. — В его голосе звенит контроль, но за ним слышатся громовые залпы беснующихся эмоций.
— Пожалуйста, — тихо всхлипываю я, — не нужно ничего делать. Я тебя очень прошу, это ничего не изменит. Наоборот, может только добавить проблем.
— Катюш, я тебя услышал. — Он опускает ладонь на мою макушку. — Я к нему не подойду.
Бессилие размягчает мышцы, стараюсь держаться, но больше не могу. Заваливаюсь вбок в поисках опоры и поддержки, и Дарий с готовностью ловит меня, крепко прижимает к себе. Обнимаю его, мокрая щека касается мягкой ткани футболки. Прислушиваюсь к быстрому стуку сердца под ухом, и воображаю, что сейчас, пусть ненадолго, но оно бьется только для меня. Одергиваю сама себя, поймав в очередном полете мечтательности, и пытаюсь отстраниться, отрывисто оправдываясь:
— Прости, что заявилась. Я просто… просто не хотела быть сегодня одна. Мне уже лучше. Честно. Сейчас вымою за собой посуду и пойду домой.
— У меня есть посудомоечная машина, — отвечает Дарий ласково и обнимает меня крепче.
— Тогда…
— Тише, все хорошо, — говорит он приглушенно, и даже без гипнотического взгляда заклинание действует обезоруживающе быстро.
Сопротивление исчезает из тела, из мыслей, из души. Одной рукой Дарий перебирает мои волосы, второй нежно поглаживает спину.
— Ты умница, Катюш. И ты правильно сделала, что пришла ко мне. Скажи, пожалуйста, что еще у тебя болит, кроме шеи?
Грудь сдавливает так, что хочется кричать. Ну почему? Почему он это делает? Почему он такой? Я уже и не знаю, хороший или нет, но рядом с ним я чувствую себя…
«Необходимой. Небезразличной. Правильной. Честной», — подсказывает внутренний редактор. — «Мы дома, Катюш».
— Ничего не болит, — лгу наперекор себе, крепко зажмурившись. — Я в порядке, просто немного устала.
Губы Дария прижимаются к моим волосам, а объятия становятся такими трепетными, что меня едва ли не разрывает на части. Сжимаю в кулаках футболку, слезы текут по лицу непрерывным потоком, вскрывая, освобождая и отпуская. Дарий больше ничего не говорит, только баюкает меня до тех пор, пока я не начинаю тихо, но размеренно дышать. С приятным расслаблением отмечаю, что теснота в груди почти исчезла, тревожных мыслей нет, а внутренний редактор благоразумно помалкивает.
— Твоя футболка теперь в моих соплях, — слабо усмехаюсь я, беспрепятственно отстраняясь.
— Не страшно, — отвечает Дарий.
— Может, снимешь? Приставать не буду, честно-честно. Только посмотрю.
Дарий широко улыбается и качает головой:
— Ты очень сильная, Катюш.
— Боишься?
— Просто в ужасе.
— Тогда мне и правда лучше уйти.
— Ни в коем случае.
Затягиваю на поясе спортивных штанов шнурки и завязываю их в бант с длинными ушами. Я легко могла бы принять душ и в своей квартире, переодеться и вернуться к Дарию, но…
«Нет ничего более приятного, чем примерить одежду парня, который тебе нравится», — довольным тоном лопочет внутренний редактор.
Не могу сдержать улыбки и ныряю в ворот мягкого белого свитшота, вдыхая еле уловимый аромат парфюма вперемешку с запахом кондиционера для белья. Протираю ладонью запотевшее зеркало и поправляю волосы. Несмотря на все события сегодняшнего дня, сейчас я чувствую себя почти… счастливой? Наверное, так, и это странно. Правильно ли? Искренне? А может, очередной самообман? Шевеление мыслей сопровождается зудящей болью, и я разгоняю их все, шумно выдыхая. Не хочу думать и анализировать. По-моему, хотя бы один вечер отдыха я точно
