А это в ней говорят мои гены. Это я в ней сейчас проснулся, ведь я в гневе тоже теряю берега.
В комнату заходит Ада и широко распахивает дверь, намекая, что мне пора уйти.
— Воспитывать пришла? — ярость Лили перекидывается на Аду. — Скажешь, что такого нельзя желать?
— Нет, нельзя, — тихо отзывается Ада. — Мы должны быть выше этого.
— А я не хочу быть выше! Она украла у меня отца!
— Он позволил этому случиться. Моральные качества тети Ии, конечно, под вопросом, Лиля, но…
— Как ты могла всего этого не заметить?! — Лиля выдыхает через крепко сжатые губы. — Ты это допустила!
— Лиля, — встаю и мрачно смотрю на нее. — Мама…
— Тебе-то теперь какое дело? — Лиля язвительно перебивает меня.
— Матвей, оставь ее, — шепчет Ада, и я слышу в ее голосе едва уловимую дрожь.
— Да! Оставь меня! Брось меня! Я ведь тебе больше не нужна! У тебя будет новая дочь! Или сын! А, может, сразу двойня! Почему нет! Давайте сразу тройню! — кидается к книжным полкам и сбрасывает с них книги с криком.
Ада с тихой обреченностью наблюдает за ней, кидает на меня разочарованный взгляд:
— Уходи.
Решительно шагает к Лиле. та в истерике отталкивает ее, затем пытается вырваться из материнских объятий с криками и визгами, которые оглушают меня. И в голове ни одной мысли.
— Тише, Лиля, тише…
— Ты найдешь другого! — вопит Лиля. — Я буду не нужна и тебе!
— Какая глупость, — Ада прижимает ее к себе и оседает вместе с ней на пол. — Ты всегда будешь нужна мне.
Я хочу сказать, что Лиля всегда будет нужна нам, но я выхожу из комнаты, в которой когда-то собирал детскую кроватку. Тогда в лучах солнца рядом сидела Ада, гладила живот и с тихим напевом изучал инструкцию по сборке.
— Я люблю тебя, — тогда сказала она и с улыбкой протянула на раскрытой ладони болтик. — Больше жизни.
Теперь мне этих тихих слов не услышать и не увидеть этой солнечной улыбки. Останавливаюсь и оглядываюсь на Лилю, что в слезах выскакивает из комнаты. Смотрит на меня диким зверенышем, который укусит, если протяну руку.
— Прости меня, Лиля… Я не справился.
— Уходишь? — подбородок дрожит.
— Сейчас мне лучше оставить вас, — с трудом выдерживаю заплаканный взгляд.
Вытирает кулаком слезы, шмыгает и шепчет:
— И куда ты?
— Не знаю.
— К ней, да?
— Если к ней, то я ее прибью, — тихо отвечаю я. — Переночую в гостинице.
— А потом?
— Нам надо всем остыть, Лиля. Сейчас мы можем действительно устроить войну.
— Я не остыну, — опять всхлипывает, — и не надейся.
Делаю несколько тяжелых шагов, и Лиля шепчет:
— Нет… Я так не хочу, папа…
— Прости.
Ускоряю шаг, торопливо спускаюсь под ее вой, который вспарывает мои вены тонкими лезвиями. На крыльце задыхаюсь от боли, что расползается в груди черной паутиной.
Я уничтожил свою семью. И я знал, что к этому все придет. Знал и все равно позволил всему произойти.
И я не могу даже самому себе ответить, почему я решил подпустить к себе Ию. У меня не было к ней любви или тайной страсти, с которой бы я боролся. Она просто однажды пришла, а я ее не прогнал.
С каждой секундой я зверею. Я аж чувствую, как мой мозг покрывается ожогами лютой ненависти к Ие. К этой зеленоглазой змее, что отравила наш брак.
— Убью, мразина, — в голове в который раз щелкает, и я ухожу под волну бурлящей ярости. — Брюхо тебе вскрою.
Глава 8. Ведьма
— Разве можно кого-то так любить? — тихо спрашивает Матвей, сжимая мою руку.
Я и сама не верю в то, что любовь может быть такой. Топкой, всепроникающей и обволакивающей.
— Можно, — шепчу я, вглядываясь в голубые глаза Матвея.
Рассвет. Над озером, которое идет редкой рябью, ползет дымка, а в лесу позади нас щебечут ранние пташки. Скоро небо озарится розовым и оранжевым. Воздух звенит от свежести, на траве вспыхивают росинки.
Кладу руку на живот, и улыбаюсь.
— И ты всегда будешь любить?
— Мне кажется, я тебя всегда тебя любил, — Сжимает мою ладонь крепче. — Только увидел тебя, и всё. Пропал с концами.
— И я тоже, — едва слышно отвечаю я. — Одного взгляда хватило.
— Только Ия была там лишней, — едва заметно хмурится.
— Если бы не она, то я бы убежала, и нашего знакомства бы не случилось.
— Меня бы это не остановило. Вижу цель, не вижу препятствий, — Матвей смеется. — Никуда бы ты не делась.
— И ведь не денусь? — с надеждой спрашиваю я.
Душу касается холодный страх перед будущим, о котором мы ничего не знаем, но в следующую секунду он отступает.
— Нет, не денешься, — с тихой и игривой угрозой всматривается в глаза. — Я на тебя подсел, Ади.
— Ловлю на слове, — шепчу я в его губы. — Если убегу, то догонишь, да?
— Да, — его глаза теплые и уверенные. — Моя девочка.
По венам растекается вязкая патока слабости, и он меня целует. Нежно, глубоко и неторопливо, будто пытается запомнить этот поцелуй на рассвете у лесного озера. И я его тоже запомню. Когда мне будет грустно, то это теплое воспоминание меня согреет.
Замираю, когда чувствую в животе мягкий, но решительный толчок.
— Что? Ади? — глаза Матвея вспыхивают беспокойством.
Я хватаю его руку и прижимаю к животу. Новый толчок, и его глаза округляются. Зрачки расширяются.
— Здоровается, — мое сердце учащает бег.
— А тебе не больно? — с тревожным восторгом спрашивает Матвей и боится выдохнуть.
— Нет, не больно, — я улыбаюсь. — Очень странное ощущение, но не больно.
Матвей опускается на колени и прикладывает ухо к животу:
— Привет.
Новый толчок, но уже ленивый.
— Это папа.
Пропускаю волосы Матвея сквозь пальцы, вслушиваясь в чириканье птиц. Возможно, наши души прошли множество перерождений и вновь встретились, чтобы опять прожить жизнь вместе.
— Тебе очень повезло, — шепчет Матвей, — у тебя такая красивая мама.
— Да и папа тоже ничего, — смеюсь я.
— Короче, мы тут такие оба красивые очень ждем тебя, — его голос полон нежности и любви. — И уже тебя очень любим. Слышишь?
Новый толчок, и Матвей поднимает глаза:
— Мне было сказано, что нас тоже любят.
— Да ты что?
— Без вариантов.
Встает, притягивает меня к себе и хрипло шепчет:
— Люблю тебя. Как же я тебя люблю.
— Как? — хитро спрашиваю я, желая сладких подробностей.
— Бесконечно, Ади.
Тянется поцеловать, и из кустов выныривает Ия:
— Вот вы где!
В глазах Матвея пробегает легкое раздражение.
— Я там вам кофе сварила, — Оправляет футболку и встряхивает волосами, переступая через сухую узловатую корягу. — Зову. Зову, а вы молчите.
— Мы пораньше проснулись, и не стали тебя будить.
— Заглядываю в палатку, а вас нет, — собирает волосы в хвост. — Я аж испугалась. Вдруг медведь утащил?
— Какой тут может быть медведь, Ия? — снисходительно спрашивает Матвей. — Белки, максимум.
— Как там наша красотка, — Ия подплывает ко мне, касается живота и воркует. — Как ты, милая?
— А, может, мальчик, — поправляю запутанные волосы на затылке.
— Девочка, — Ия подмигивает мне и решительно шагает к воде. — Будет девочка, — оглядывается, — точно я тебе говорю. Я же уже говорила, что я из потомственных ведьм.
— Прекрати.
Смеется и стягивает футболку:
— Искупаемся?
Мне нравится цвет ее бикини. Бирюзовый. Яркий такой в предрассветной серости.
— Я, пожалуй, пас, — ежусь. — Вода холодная.
— Ты тоже струсишь? — переводит взгляд на Матвея. — Давай! Взбодримся!
— Струшу, — спокойно отвечает Матвей, зевает и шагает прочь, утягивая меня за собой. — За кофе спасибо, конечно, но мы сейчас на ромашке сидим.
— Какой ты зануда, Матвей.
Оглядываюсь и слабо улыбаюсь Ие, которая закатывает глаза, скидывая на мелкий влажный песок тонкие хлопковые штаны:
— Скучные вы.
— А мы тебя и не звали.
— Матвей, — шепчу я. — Ты чего?
