Его взгляд стал сосредоточенным.
– Оглядываясь назад, я полагаю, что не сразу распознал то значение, которым были наполнены и эта встреча, и продолжавшиеся контакты Макмаллена с Лиз. Наверное, он действительно любит ее какой-то странной любовью, но в то же время готов использовать ее в своих целях. Через Лиз он не прерывает связи и со мной. Он уверен, что, используя Лиз и ее болезнь, наконец сумеет меня раздавить. Целых двадцать пять лет он добивается этого. Воистину, месть тем более сладка, чем дольше ее готовишь.
Говоря это, он резко взмахнул рукой и отвернулся, снова уставившись в огонь. Глядя на его бледный, напряженный профиль, Джини подумала: «А все же я была права». Не исключено, что именно сейчас Хоторн раскрыл перед ней ту деталь, которой до сих пор недоставало в ее логических построениях. Макмаллен тщательно обходил эту деталь стороной. Однако суть того, что только что поведал Хоторн, сама Джини ранее уже высказывала Макмаллену в виде предположения. Последнее слово, разрушающее остатки сомнений, оставалось за ее отцом, и он не замедлил высказаться.
– Да будет тебе, Джини! – Отпив большой глоток бурбона, он поставил бокал рядом, громко хлопнув донышком о стол. – Не прикидывайся дурочкой. Здесь же ясно видна определенная логика. Этот парень долгое время носит в душе обиду. А тут моя книга выходит, да еще Лиз с ее болезнью и бредовыми фантазиями относительно Джона – во всем этом он увидел подходящую возможность осуществить свой давний замысел. Вот он и готовится к решающему броску. На сей раз, обращаясь в газету, он предусмотрительно заготовил совершенно иную историю: сексуальный скандал вокруг выдающейся личности, американского политика, у которого – уж ты, ради Бога, поверь мне – с этим все абсолютно чисто. И кто же клюет на эту наживку? Ты, Джини. Ты вместе с этим подонком Ламартином.
Он отвернулся, передернувшись от отвращения. Потом, невзирая на протесты Мэри, набулькал себе еще бокал бурбона. Джини ничего не успела ответить, когда отец разъяренно вскинул руки.
– Уж лучше ты, Джон, разговаривай с ней, – вскричал он. – Я уже сыт по горло. Может, тебе удастся втолковать ей, что к чему. А я сдаюсь. Я знаю, что означает это ослиное выражение у нее на лице: она меня и слушать не желает. Сам с ней говори.
– Хорошо. – Хоторн тоже поставил свой стакан с виски и встал вполоборота, чтобы лучше видеть Джини. – Я скажу. Не знаю точно, какую именно ложь Макмаллен пустил в ход на сей раз, однако имею на этот счет довольно ясное представление. Кстати, ему даже нет нужды выдумывать все эти истории, разве что приукрасить кое-что. Он получает их в готовом виде от Лиз. Потому что Лиз сгорает от ревности – Мэри была свидетелем этого. Ревность разрывает ей душу. Она воображает, что у меня полно других женщин, что все свободное время я провожу в любовных интрижках. Она видит моих любовниц во всех особах женского пола, с которыми мне приходится иметь дело по службе. И что бы я ни говорил, что бы ни делал, ничто не может разубедить ее. А Макмаллен только подливает масла в огонь, причем особую активность в этом деле, насколько мне известно, проявляет с лета прошлого года.
Внезапно его жестикуляция стала ожесточенной.
– Вот какой это человек! Он намерен воспользоваться болезнью моей жены, но я не намерен более терпеть. Все это ложь – ложь от начала до конца! Я люблю мою жену, а что касается Макмаллена, то это мой собственный грех, которому нет прощения. Если, конечно, не ставить мне в вину то, что я женился на Лиз. Через десять лет после того, как она отказала ему – и правильно сделала.
Хоторн резко оборвал свою взволнованную речь и заглянул Джини в глаза.
– Вот и все, – подытожил он. – Больше на эту тему я распространяться не буду. Меня просто тошнит от подобных откровений о Лиз и нашей с ней жизни. Так что решайте сами, Джини. Но если вы, несмотря на все то, что услышали сейчас от меня и Сэма, по-прежнему намерены продолжать в том же духе, то имейте в виду хотя бы одно: Лиз – на краю пропасти, и достаточно даже малейшего толчка, чтобы она туда шагнула. Вы хоть понимаете, что если все эти бредни будут опубликованы, она может вновь попытаться покончить с собой? Понимаете или нет? Давайте говорить без обиняков: ставка в этой игре – ее жизнь. Жизнь Лиз, а не моя репутация или мое будущее. Я уже дошел до точки, и меня подобные вещи больше не волнуют. Но меня беспокоит будущее моих сыновей. И судьба Лиз. – Его глаза цепко впились в лицо Джини. – Так что же вы скажете? Думается, я вправе рассчитывать на ваш ответ. Вы будете продолжать? Да или нет?
Вопрос был поставлен ребром, однако за его решительностью Джини расслышала мольбу. Она растерянно посмотрела на Хоторна. Сейчас в силе чувств, которые обуревали его, сомневаться не приходилось. Она ясно слышала, как задрожал его голос, когда он упомянул о детях, в глазах его по-прежнему читались боль и смертельная усталость. На какую-то долю секунды выражением лица он напомнил ей Паскаля. Иногда, говоря о своем разводе или вспоминая годы, проведенные с фотоаппаратом на полях сражений, тот выглядел точно так же. И к сердцу Джини подкатила горячая волна сострадания. Она могла поклясться, что Хоторн заметил это. Лицо его изменилось. Можно было почти наверняка предугадать, что он вот-вот заговорит или возьмет ее за руку.
Однако прежде чем это произошло, внезапно налетел очередной разрушительный шквал со стороны отца. По всей видимости, он счел, что пауза слишком затянулась.
– Боже милосердный, да что же это за хреновина такая! – разбушевался он. – Тебе задают прямой вопрос, Джини, вопрос, что называется, в лоб. Так будь добра, отвечай прямо. Будешь продолжать или не будешь? Потому что если будешь, то заранее будь готова к последствиям. Здесь, знаешь ли, тоже есть законы о защите от клеветы, причем построже, чем на нашей с тобой родине. Так что изучи получше свой контракт с «Ньюс» или любой другой газетой, куда ты намерена сунуться. Убедись, милочка моя, что ты надежно застрахована от иска, да попроси своего адвоката растолковать тебе все до последней мелочи. Хотя можешь и не трудиться, потому что ни одна газета не защитит тебя от уголовного преследования по делу о клевете. А уж если вляпаешься в такое дело, то будь уверена: тебя постигнет двойная расплата. Во-первых, судебные издержки разорят тебя дотла, и, во-вторых, ты сядешь за решетку…
– Будет тебе, Сэм, – оборвал его Хоторн с плохо скрываемым раздражением. – Я хочу уладить все без всяких угроз. Если мне придется предпринять решительные действия, то можешь не сомневаться, за мной дело не станет. Джини далеко не глупа и понимает это. Но я не хочу, чтобы она принимала важное решение исключительно под воздействием угроз. Прежде всего я добиваюсь, чтобы она осознала, какие последствия вся эта грязная возня может иметь для других людей. Ведь она не собирается превратить разрушение чужих жизней в дело собственной жизни! Правда, она, к сожалению, работает совместно с Ламартином, а тот как раз такими делами и занимается. – Он взглянул на часы. – Уже девятый час. Что ж, Сэм, вам с Мэри пора. Мы поступили с Джини не лучшим образом. В течение всего вечера у нее практически не было возможности высказать свою позицию.
