— Что?! — теперь пришла очередь Игната переживать за свою шкуру. — Этого не может быть. Дело давно заархивировано. Ты врешь, — упрямо заявил прокурор, не веря моим словам.
— А я вот теперь думаю, прямо сейчас обнародовать в СМИ, или ты готов пойти на сделку, — предоставив право выбора, я тоже лукавил. Игнат затих. Мы оба молчали, но я следил за временем, которого было в обрез.
— Если ты говоришь правду, я должен убедиться в наличие этих документов в твоих руках, — подозрительность Игната сменилась на любопытство, мужчина желал заполучить доказательства. — Я вышлю в смс свой номер телефона, Лев. Жду фотографии с делом. Если заподозрю монтаж, второго шанса у твоей Евы не будет, — прокурор тараторил фразу скрепя зубами от злости, от того, что его планам не суждено было сбыться. Не он был кукловодом, а те, у кого оказался более крупный козырь. Лотарёв дорожил своей работой, он получал от нее кайф, и даже пошел по головам, но своего добивался. Я был тем неотесанным камнем, на которого Игнат попер своим нелепым обвинением. Проиграв раз, мужчина не остановился на поражении, а, напротив, подогрел собственный интерес. Только все зашло куда более серьезнее: его дочь и я некоторое время проводили вечера вместе, а это стало ахиллесовой пятой для него.
Связь оборвалась. А следом прилетело смс-сообщение, по которому я понял, что от меня ждут ответа. Недолго думая, я сфотографировал несколько первых страниц дела, ужаснувшись от прочитанного урывками. Значит, Игнату все-таки есть что терять, сукин сын. Трус и подлый азартный игрок. Отправив снимки, я вышел из машины и твердым шагом отправился в здание. Геннадий следовал за мной рядом, нагнав у самого входа.
— Вертолет подготовлен, Лев, — сообщил начальник охраны. — Все, как ты просил. Я полечу с тобой. Ориентир на загородный дом послан ребятам. Они уже в пути и прибудут туда через час.
— Спасибо, — кивнул я, минуя просторный холл и косые взгляды сотрудников. Тело Суханова уже убрали, а следы крови смыли с асфальтированной площадки. Полицейские все еще занимались внутри здания опросами, занятые по полной программе произошедшим инцидентом. — Еще не помешали бы сами полицейские, но я дам команду, когда их вызывать. Думаю, они подоспеют вовремя. Я записал разговор Игната в своей машине. Вот, — протянув телефон Геннадию, я продолжил: — надо направить его доверенному лицу.
Начальник охраны понял мой замысел. У Геннадия было много полезных связей, и уж тем более непредвзятых. За это я ценил его, и переманил к себе в свое время.
— Будет сделано, Лев.
— А теперь, нам пора спасать Еву. Этот псих готов на всё. Особенно, если почувствует, как одной ногой он уже пожизненно сидит в тюрьме. — Я приподнял папку, показав ее Геннадию, и тот с пониманием покачал головой.
Ева… любимая моя… я скоро буду… я уже в пути… Мысленно послав Калашниковой слова поддержки, я надеялся, что она почувствует их, и не станет самовольничать. Моя хрупкая-сильная женщина в руках психопата и убийцы, скрывающегося под маской интеллигентного человека. Кто бы мог вообще подумать, что мое решение обратиться за помощью к ней, обернется столькими проблемами и переплетениями событий…
Глава 19
Ева Калашникова
Голова показалась чугунной, как будто катком проехались, и теперь все мысли были перемешаны в безобразной куче. Кое-как раскрыв глаза, я уловила движение, или что-то похожее на мельтешение. Мои руки оказались связаны за спиной, потому как я хотела убрать с лица волосы, но движения были ограничены. Оперевшись на локоть, немного привстала, и только сейчас в нос ударил едкий запах, который я помнила еще из своего детства. Это или конюшня, или коровник, как у моих бабушки и дедушки в деревне. А потом характерное фырчанье и топот подсказали мне, что все-таки я сейчас находилась в конюшне.
— О, очнулась, — скрипучий голос Игната напугал меня до одури. Я дернулась, когда за моей спиной внезапно кто-то заговорил. Кровь мигом заледенела, потому что я боялась этого мужчину. Он был настоящим ненормальным придурком. Псих, способный на все, лишь бы прикрыть свою шкуру. Игнат дорожил своей работой, и прекрасно знал, что теперь из-за меня, он с легкостью мог лишиться её, да загреметь в тюрьму. Я оттолкнулась от пола, и села, притянув к себе ноги, согнутые в коленях. Неотрывно следила за тем, как Лотарёв с жадностью прошелся взглядом по моим оголенным бедрам, из-за того, что юбка чуть задралась выше. Мне было некомфортно, я чувствовала себя униженной, растоптанной и ограбленной.
— Ты убил свою собственную дочь, — сквозь стиснутые зубы напомнила ему о Жанне. Мужчина отшатнулся, как будто почувствовал пощечину. По глазам Игната было видно, что он скорбел о дочери, но не настолько, чтобы расплакаться, или удариться в агонию боли от потери. Лотарёв облокотился о перегородку, держа в руках специальную расческу-щетку для лощадей.
— Я всегда хотел дочь, — начал он издалека, словно сам переместился в прошлое. Его пристальный взгляд в никуда подсказал мне, что сейчас Игнат пустится рассказывать мне о своей жизни. — Мы с женой долго не могли зачать ребенка. А тут, спустя десять лет мучений и хождений по всяким специалистам, ей удалось забеременеть. Я был счастлив, — его обветренных губ коснулась ухмылка.
— И тем не менее, твоя рука не дрогнула, когда ты душил её, — сделала замечание. По данным экспертизы, у девушки смерть наступила из-за асфиксии. На теле, конкретно в области шеи, распознали синяки — отпечатки пальцев, характерных для удушения. — Как же ты смотрел ей в глаза? — понизив тон своего голоса, я с непониманием смотрела на Лотарёва. Мужчина цыкнул, поглядев вниз. Он что-то обдумывал, но не спешил поделиться со мной. В конюшне стояла относительная тишина, кроме нас с Игнатом, тут были животные, которые на удивление вели себя спокойно.
— Ева, — мое имя прозвучало, как ругательство из уст Лотарёва. Так он обращался ко мне в залах заседаний, если нам приходилось пересекаться в общих делах. Его колкий взгляд пригвоздил меня к месту, словно безмолвно говорил мне, что моя судьба предрешена заранее. — Она предала меня. Я спокойно смотрел в её глаза, — сказал, как отрезал. — Сдавливал глотку, и смотрел, как моя любимая доченька задыхается. Но ты не знаешь самого главного, нет-нет, — так сильно замотал головой, что я испугалась, как бы она не отвалилась у него. Безумие на его лице светилось, и Игнат вовсе не жалел о содеянном. Не было в нем ни раскаяния, ни сожаления. Как будто так оно должно было быть с самого начала. Я молчала, боясь пошевелиться, да что-либо сказать в ответ. Он все равно меня не слышал. — Я был терпелив. Очень долгое время. Предупреждал Жанну, что её связь с Александровым мне не нравится. Что ее увлечение бьет по репутации нашей семьи, а я не привык краснеть на людях, — повысив тон голоса, Лотарёв долбанул расческой по перегородке. Он был зол и разъярен. — Калашникова, я давал ей шанс одуматься, поверь мне на слово, — прищурившись, Игнат вновь посмотрел мне в глаза. — Она этим шансом не воспользовалась. Даже с Дмитрием шашни закрутила! Мне на зло! Считаю, всё случилось по справедливости, — добавил он, как будто сделал заключение, затем озвучил приговор.
— Она твоё дитя, — с ужасом произнесла, пытаясь донести до безумца очевидное. — Ты сам говорил, что вы с женой ждали её появления. Жанне было все лишь двадцать четыре года, совсем молодая девушка. Только жить начала, — протараторила я, хотя было бесполезно что-либо доказывать Лотарёву. Мужчина резко вскинул руку, давая мне понять, чтобы я замолчала.
— Заткнись, — Игнат зло предупредил меня. — Ты глупая сучка, а я ведь был о тебе совершенно другого мнения. Калашникова — звезда, твою мать! — засмеялся Лотарёв. — И, если прежде я еще терпел эти насмешки, что кидали в мой адрес, но теперь — нет, — оскалился. — Наверное, тебе стоит напомнить правила о субординации, о том, что клиент — это клиент, а не объект твоих грязных, отвратных желаний. — Игнат уже ничего не замечал, продолжая меня отчитывать, будто я оказалась на каком-то уроке.