— Вот и хорошо, а тут коньяк прихватил. Когда он будет?
— А его не будет, — я открыла металлическую дверь и вошла в подъезд.
— Как?
— Володя, его не будет. Никогда. В моей жизни, — поднимаясь по лестнице, сообщила другу. — И давай больше не будет о нем говорить, хорошо?
Надо отдать должное Кипрееву, у него поразительное чувство такта.
- Я тут пирожных купил, как ты любишь.
— Тогда пойдем чай пить.
— Может, хочешь отдохнуть? — завуалированный вопрос о том, не хочу ли я побыть одна и наплакаться вволю.
— Пошли, пошли, — я вызвала лифт. — Я уже достаточно наотдыхалась.
Мы пили чай, я рассказывала о своих приключениях. Легко, словно пересказывала сюжет захватывающего боевика. Кипреев слушал внимательно, разглядывая меня.
— Лиза, с тобой точно все нормально?
— Я жива и здорова. И даже собираюсь завтра на работу. Как ты?
Мы поговорили немного, после чего Володя ушел. Я распаковала свои нехитрые пожитки, сходила в душ и засела за работу. Потом позвонил дед.
— Дома?
— Как видишь.
— Я старый и больной человек.
— Ты единственный, кто меня понимает.
— Да уж, — фыркнул дед и деловым тоном добавил: — Завтра в семь жду на работе. И вещи прихвати. Скорее всего, с работы и полетишь.
— Ты уже в курсе?
— Я, между прочим, пока еще твой начальник. Кстати, как там твой Рокотов?
— Наверное, хорошо. Только он не мой.
— Что случилось?
— Ничего, ровным счетом.
— Лиза, я старый человек. Ты можешь изъясняться более доходчиво?
— Могу. Мы расстались.
— Даже так? И кто, позволь спросить, кого бросил?
— Кажется, он меня.
— Он что, идиот? — искренне удивился дед.
— Не знаю. Может быть, это я идиотка?
— Вот уж с чего бы! — заволновался дед. — Ты самая благоразумная женщина из всех, мне известных. Хотя я и сомневался, что твоя безголовая мать в состоянии вырастить хоть что-то путное. А твой Рокотов совершил огромную ошибку. Просто катастрофическую. Возле сильного мужчины должна быть сильная женщина. Что вообще происходит с этим миром? Куда все катится?! Он казался мне умным мужчиной!
— Дед, — перебила его праведное негодование, — я тебя люблю. Я буду завтра в семь.
— Лизка, Лизка, — дед явно улыбнулся, — что же ты у меня такая недотепа?
И положил трубку.
«Да уж, какая есть», — мысленно ответила ему.
На следующий день я улетела в Сирию.
Командировка прошла спокойно, я провела несколько восхитительно сложных операций, пообщалась с коллегами и с чувством полного профессионального удовлетворения вернулась домой спустя несколько дней. Вот только на душе у меня было … нехорошо. Вернее, стало нехорошо, как только я выла из самолета и увидела, как моих попутчиков встречают родные. Меня никто не встречал. Наверное, раньше я просто не обращала на это внимания. А сейчас мучительно захотелось, чтобы Рокотов стоял там, в аэропорту, и ждал меня вместе с остальными.
«Вяземская, — мысленно приказала сама себе, — прекрати распускать нюни! Прими уже как данность, вы расстались. Теперь каждый сам по себе: ты здесь, он где-то там».
На самом деле, я не сердилась на Егора. Я его прекрасно понимала. Одно дело легкий, ничего не обязывающий роман. И совсем другое, строить серьезные отношения с женщиной, которая выбрала такую, прямо скажем, неженскую профессию. Егор никогда не будет ведомым, он лидер, он мужчина, он воин. Место женщины всегда за его спиной. Готова ли я к такому? И впервые в жизни я должна была признать, что могу допустить подобное положение вещей. Могу отказаться от командировок, работать только в Москве, каждый вечер, возвращаясь домой. Я могу жить «мирной» жизнью нормальной женщины. Жаль только, что Рокотов ничего этого мне не предложил. Только сообщил, что так жить он не сможет и все. Ты налево, я направо, вот и до свидания. Возможно, мне надо было вести себя как-то по-другому? Поговорить? Спросить? Предложить?
Ага, вот так прямо: «женись на мне, пожалуйста». Представила себе эту сцену, и стало… горько. Может, ему совершенно ничего такого не надо. Был интерес, а потом прошел. И у меня пройдет.
Я по дороге домой дала себе слово, что начну новую жизнь. Но куда девать старую?
Утром следующего дня я, помня о своем намерении начать жизнь заново, я встала пораньше, и решилась на зарядку. Помахала руками-ногами, плюнула и пошла варить кофе. Времени было немного, дед еще вечером позвонил и велел чуть свет явиться на работу. Есть не хотелось от слова совершенно. Налила себе кофе в чашку, привычным жестом потянулась пачке сигарет и поняла, что не хочу. Вот и хорошо, здоровее буду.
Посмотрела на себя в зеркало и поняла: хватит уже быть овечкой, пора опять становиться стервой Лизкой Вяземской.
Строгий костюм, туфли на высоком каблуке, яркая помада. И никакого Егора Рокотова, словно и не было его в моей жизни.
Уже в машине, врубив погромче свой любимый «Iron Maiden», мысленно представила себе, что перевернула страницу очередной книги и аккуратно выехала со двора.
У меня железная воля, я всегда это знала. Если что-то решила, то пру, как танк. Поэтому месяц без Рокотова я прожила. Можно даже сказать, спокойно прожила. Ну и что из того, что я перестала смотреть телевизор, опасаясь увидеть его на голубом экране? А заодно уж и новости перестала читать. Несколько раз проезжала по вечерам мимо его дома, просто потому, что ехала в ту сторону, притормаживала и смотрела на его окна, а потом обозвала себя дурой и стала выбирать другие маршруты. Кипрееву, который как-то сунулся с вопросом о Егоре, сообщила железным тоном, что не хочу ничего обсуждать. Иногда мне казалось, что я видела его машину, и даже его самого, но я запретила себе об этом думать. В самом деле, что делать известному бизнесмену вечером под моими окнами? Караулить меня, глупость какая. В общем, я взяла себя в ежовые рукавицы и продолжала жить.
К вящей радости моей мамы, командировок в ближайшее время не предвиделось, поэтому я безвылазно сидела в Москве. Зато вдруг необычайно возрос ко мне интерес противоположного пола. Нет, мужчины и раньше смотрели на меня. Но что бы так. Я постоянно ощущала на себе горячие мужские взгляды, даже тех, с кем проработала бок о бок несколько лет и считала наши отношения вполне дружескими.
— Похорошела ты, Лизка, даже страшно, — сообщил мне как-то дед.
— И чего тебе страшно? — я недовольно поморщилась, разгоняя руками сигаретный дым.
За последний месяц совершенно перестала переносить запах табака, меня даже начинало мучить от него.
— Украдут еще, — дед затушил сигарету и встал, что бы открыть окно.
— Как украдут, так и вернут, еще и приплатят, — ответила, все еще недовольно морщась.
Тошнит. И как я раньше могла курить?
— А вдруг не вернут? — дед пристально посмотрел на меня. — Что делать будешь?
— Да кому я нужна, сам подумай.
— Вот я и думаю, — вздохнул дед и убрал сигареты.
Я махнула рукой и переключилась на обсуждение рабочих моментов.
А потом я отравилась. Съела что-то несвежее на работе, и вот результат. Черти что можно найти в нашем холодильнике в ординаторской, какую только дрянь люди не хранят. Проклиная все на свете, еле успела добежать до туалета, где меня и вывернуло.
— Может, какой-нибудь вирус? — сочувственно предположила наша старшая медсестра, когда я вышла из кабинки.
— Откуда? — я плеснула в лицо холодной водой.
— Ну, вы же недавно были в Африке, — неуверенно ответила она.
— Может и вирус, — согласилась с ней.
Хотя какой вирус, если я после командировки прошла медосмотр?! Нет, точно отравилась. На всякий случай выбросила всю еду из холодильника, строго настрого запретив всем хранить просроченные продукты.
Меня болтало еще с неделю, я даже сходила в лабораторию, сдала кровь, на всякий случай. И ничего. Кровь как кровь. Анализы в норме. Но со мной продолжало происходить что-то непонятное.
У меня появились странные предпочтения в еде. И вообще, резко вырос аппетит. Нестерпимо хотелось жирного, жареного, вредного. И побольше. Я закрывала глаза и видела огромную свиную отбивную. Или картошку, жаренную с беконом. Именно то, что в обычной жизни я в принципе не ела. Не знаю, сколько бы это еще продолжалось, если бы я не сказала себе: стоп. Я врач, я не могла не понять, что случилось. Уж слишком явными были симптому моей «болезни». И я опять пошла в лабораторию и попросила сделать только один тест. Результат не стал для меня неожиданностью.
