(не)моё чудовище (СИ) - Деметра Фрост

class="p1">- Мне вообще-то на работу надо! - возмущаюсь я, прижимаясь к двери и дергая ручку. Но немного запоздало - она уже заблокирована. - Пусти меня, Смирнов! Откройте дверь!

Я зло толкаю ладонью спинку кресла водителя, но тот даже не вздрагивает.

- Давай в ближайший травмпункт, Алексей, - командует Смирнов, - У нас тут девушка ранена.

- Мне на работу надо! - повторяю я упрямо, кидая на чудовище взгляд, полный, как я надеюсь, праведного гнева и раздражения.

- Позвони и предупреди, что не сможешь. Ты уходишь на больничный.

- Какой еще, к черту, больничный? - зло цежу я сквозь зубы, - Ушиб и растяжение - не велика печаль.

- Осложнения хочешь? - ухмыляется Смирнов и, протянув руку, кладет свою ладонь на мое оголившееся из-за задранного подола платья бедро. Точнее говоря - его внутреннюю часть.

Я вздрагиваю и снова дергаюсь, гладя на длинные мужские пальцы на своей коже. И хотя она под капроном колготок, жар ладони чудовища я чувствую ярко и обжигающе - до самого нутра, до дерзкого скачка сердца под ребрами. Эта ладонь оглаживают бедро и забираются выше, под ткань, мягко и одновременно крепко сжимая кожу.

- Прекрати! - жестко приказываю я, хватаясь за шаловливые пальцы мужчины и пытаясь застопорить их движение, - Ты что творишь?! Сволочь!

- А что, собственно, такого произошло? - безмятежно интересуется Смирнов, - Я затронул твою женскую гордость, не так ли? Признаю. За это прости. Но оставишь свои обидки на потом, когда мы разберемся с твоей ножкой?

Продолжая держать свою руку у меня под платьем и поглаживать ставшей горячей кожу, Смирнов достает из внутреннего кармана великолепного, темно-серого цвета, так подходящего к его глазам, пиджака телефон, быстро нажимает кнопку вызова и прижимает к уху.

- Нет, - говорит в ответ на вопрос своего собеседника, - Планы поменялись. Я свяжусь с тобой позже. Предупреди там, что Самойловой Вероники сегодня не будет.

Смирнов несколько секунд молчит, слушая. В это время я возмущенно пыхчу и порываюсь сказать что-нибудь этакое, но под тяжелым взглядом мужчины невольно затыкаюсь. Из-за чего злюсь еще больше. Особенно на себя.

- Нет… - повторяет он, - Нет… Да… Угомонись уже, сколько можно?.. Да. Она упала и поэтому уходит на больничный… Нет! Все, отбой!

Оскалившись, Смирнов резко сбрасывает вызов и слегка наклоняется в мою сторону. При этом его на некоторое время замерзшие пальцы вдруг юрко проскальзывают туда, где приличия испаряются окончательно, и я порывисто втягиваю носом воздух.

- Сопишь, как котенок, - опаляет своим дыхание мое ухо Смирнов, практически прижавшись ко мне. Ему не трудно, он же высокий, даже смещать свою задницу по сидению не надо.

И все-таки мои щеки предательски вспыхивают, а сердце пропускает удар и тут же пускается вскачь.

Чувствую себя девчонкой - молодой и совершенно неопытной, которая млеет от неожиданного внимания. Это пипец, как злит, ведь Смирнов - последний, с кем бы мне хотелось таковой себя ощущать.

Да еще и в машине! С посторонним человеком впереди! Да я такого стыда в жизни не переживу!

Но трудно сопротивляться соблазну… Такому сладкому… И такому порочному. Запах чудовища, а также его аура, насквозь пропитавшие шикарный салон автомобиля, сносит мою крышу напрочь и заставляет инстинктивно подчиниться властному напору. И раствориться в его чувственных поглаживаниях, мгновенно вызывающих отклик в каждой клеточке такого податливого и продажного тела.

Да уж… Кошмар, но продается оно легко. Всего-то и надо, что слегка надавить сквозь капрон и трусики на губки да провести слегка колючим ворсом бороды по нежной и чувствительной коже щеки.

Ну и куда подевалась треклятая злость? Куда испарилась обида и состояние несчастной, несправедливо обиженной женщины, которая зареклась связываться с козлами?

А капитулировала она! Задрала вверх свои лапки, да глазки закатила, с наслаждением принимая уверенные касания и подчиняясь теплому, такому возбуждающему дыханию! Позорно сдалась и пожелала быть плененной!

Самойлова! Твою мать! Собери себя уже в кучу! Что за позорная лужица?!

Этот мужик обманул тебя! И воспользовался! А теперь хочет сделать это еще раз! Оно тебе надо?!

Конечно, не надо!

Но как же, черт возьми, соблазнительно! Как же сладко!

- Потише, девочка, - усмехается чудовище.

Как будто это моя вина!

- Тогда убери свою руку! - шиплю я рассерженно, одновременно желая, чтобы он этого не делал.

Головная боль, кстати, прошла. Зато появилась призрачная надежда получить столь долгожданный оргазм.

И плевать, что мы в машине! Да еще и не одни! Уже - плевать!

Я не извращенец какой-нибудь, чтобы заниматься петингом в движущемся транспорте. Хотя, каюсь, по молодости всякое было. И куда как более откровенней и развратней, чем сейчас. Да и Самойлова не легкомысленная девчонка, которая может с легкостью подобное допустить.

Но как же заманчиво! Как влечет и тянет этот запретный плод!

Перевести злость и пугливую тревожность Ники в иное русло, да в итоге увидеть на ее лице это привлекательное и сладкое выражение искреннего удовольствия и желания… Что может быть лучше?

Я правда не хотел действовать так… напористо. Но не удержался. Соблазнился на насупившуюся мордашку и стыдливо окрашенные в красный округлые щечки. И призванную скрыть нервозность ярость.

И не только нервозность.

Еще каплю возбуждения. Или не совсем каплю, ха!

Малышка, черт ее возьми, потекла от одно единственного легкого прикосновения!

И к тому моменту, как я прикасаюсь к ее промежности, влага уже промочила и ткань трусиков, и колготки.

Лучше бы на ней были чулки, вот правда! Отодвинул бы трусики и…

Да она и сама этого хочет. Прерывистое дыхание не скрыть, да и ее тело куда как откровеннее слов.

Но не рвать же капрон, в самом деле?

Поэтому, пока девочка еще соображает, я с некоторой долей сожаления отнимаю руку, напоследок проведя ладонью по подрагивающему бедру.

Ника обиженно всхлипывает, но тут же стыдливо закусывает губу. Она бросает на меня исподлобья взгляд (причем не самый дружелюбный), но ничего не говорит. Лишь одергивает платье и стискивает ноги.

- Скотина, - говорит она, но… как-то беззлобно. Лишь немного разочарованно и потеряно.

- Отложим, детка, наше примирение, - усмехаюсь я, - Сначала покажем тебя врачу.

Девушка отворачивается к окну и порывисто обхватывает себя за плечи.

А вот теперь мне нихрена не смешно. Нике больно - это видно. И тревожно. А еще страшно обидно. Теперь она злится не только на меня, но и на себя. Это