в виду предстоящие выставки и лекции. — Ведь еще сегодня мы должны…
Тео остановил его взмахом руки и удалился, бросив на прощание:
— Рrimum vеге!
Фрау Кляйншмидт немного проводила его и вернулась, покачивая головой.
— Что он сказал?
— Сначала жизнь, — пояснил Хели, вдохновленный порывом Тео, и поцеловал ошарашенную фрау Кляйншмидт в губы. — И знаете, когда и где он понял это? Сегодня ночью, на моем смертном одре. А почему? — И торжественно повысив голос: — Потому что меня отколотила ревнивая задница!
Фрау Кляйншмидт не понимала.
— Все подробности я расскажу вам в следующий раз, — утешал ее Хели. — А теперь нам надо навести порядок в доме. У нас будут гости! И кто знает, может, состоятся одна или две свадьбы. Почему бы и нет? Ведь ничего другого и не нужно!
Вернисаж состоялся в Людвигсбурге, в замке, прямо рядом с фарфоровым заводом, где проходила выставка Дуни. Хели это искусно устроил — два больших мастера и их произведения.
Пришло много народа: вдовы Хильда, Эмми и Траудель, доктор Лобеманн с женой, без Тины и Томми, которые встречались с друзьями в этот день. Индивидуалист с полной девушкой — господин Бен и фрау Лакнер — рука в руке. Они так крепко держались, словно боялись потерять друг друга. Значит, они все-таки нашли друг друга!
Картины профессора больше не напоминали пепел и ил, растрескавшуюся землю или потоки вулканической лавы. Больше никаких мертвых красок! Он изменил свой стиль: наступил цветной период. Восходы солнца, распускающиеся цветы, парящие танцующие фигуры. Что-то в духе Шагала, немного Дега — а все вместе неповторимый Теобальд Фукс.
Перед одной из картин столпились посетители: радуга, а под ней женщина в белом с раскинутыми руками, будто она хотела схватить радугу и поцеловать.
Женщина на картине имела темные волосы. Она была очень похожа на Дарлинг Николу — нет, пардон, на фрау Штанци-Фукс, как ее теперь называли. Собственно, она и являлась инициатором сбора бывшей туристической группы, ибо, в конце концов, на их долю выпала особая роль — стать свидетелями зарождения большой любви.
И все они, конечно, гордились этим. Единственное, что их сбивало с толку: рядом с Дарлинг Николой стояла Дуня Вольперт, известная художница по фарфору, которая очень походила на нее.
— Поразительно, — сделала заключение вдова Хильда и, поддразнивая, обратилась к профессору: — Надеюсь, вы не перепутаете обеих дам!
— Ни в коем случае. — Тео бросил любящий взгляд на подруг. — За одной из них я отправился, чтобы вернуть, а нашел другую.
— Во всяком случае, не зря съездили, — заметила Эмми.
— Нужно только всегда знать, чего хотите, — добавила Траудель.
— Верно, — вежливо подтвердил Тео. — Позвольте с вами чокнуться: за любовь!
Все три дамы с удовольствием присоединились к тосту.
— Он счастлив. — Дуня наблюдала, как Тео, раскованный и улыбающийся, общался с посетителями. — Таким он еще никогда не был, это твоя заслуга. Он и свои картины очистил от шлаков. Надеюсь, это прославит его.
— Я тоже надеюсь, — согласилась Никола. — Мы будем зорко следить за ним, верно?
— Если мне позволит время. — Дуня улыбнулась подруге. — Только боюсь, что я… — Они шутили, смеялись и выглядели так, словно составляли единое целое. Никакого напряжения в отношениях.
В соседнем зале настраивали инструменты молодые музыканты. В честь профессора и его супруги должно было состояться радио- и телешоу.
Выступали Лулу Вольперт и Нини, ставшие между тем знаменитыми. Правда, ссорились они безостановочно.
— Ха, Лулу, берешь неправильный ритм. Специально делаешь, да? Или что-то случилось?
Лусиан замер, уставившись на дверь. Там стояла белокурая красавица, настолько элегантная и восхитительная, что дух захватывало. Еще один молодой человек выглядел так же, как Лусиан. Он стоял на шаг позади нее, как супруг правительницы, и, казалось, ожидал ее распоряжений.
— Боже, Амелия! — заорал Лусиан и помчался к ней через зал. — Давно не виделись!
— Привет, Лусиан. — Она подождала Нини, которая тоже подошла к ней и поздоровалась.
Если честно, то Нини обрадовалась встрече. Точно! Ей нравилась Амелия. Но слишком пылкая реакция Лулу разозлила ее.
— Эй, а где ж Максим? — спросила она.
Вместо ответа Амелия представила молодого человека:
— Это Андреас. Как и я, изучает медицину. Отличный парень, правда! Он совсем не давит на меня, верно, Энди? — «Отличный парень» небрежно обнял ее за плечи. — С Максимом все кончено, — продолжила Амелия. — Достаточно того, что он становится моим сводным братом. На Рождество моя мама выходит замуж за его отца.
— Потрясно. — Нини с облегчением перевела дыхание: Амелию не интересовал Лулу, — Послушаете пас немножко?
— С удовольствием, — ответила Амелия. — Сейчас только поздороваюсь с Фрицем и Фабианом.
Сыновья Николы, естественно, тоже присутствовали, только двое. Эмиль не приехал из Дублина. Учеба отнимала у него все время, и ему было не до пения.
— Представляете: четыре сводных брата! — простонала Амелия, бросаясь на шеи Фрица и Фабиана. — Счастье еще, что мы все живем в разных местах, а то семейная жизнь стала бы невозможной! — Она огляделась. — А куда запропастился Хели, его я пока не видела. Как у него дела?
— Все еще пребывает в печали, — сообщил Лусиан. Все состроили сочувствующие физиономии. — Но ничего, оправится. Сейчас они в гардеробе вместе составляют программу.
— Счастье, что он не оставил папу, — порадовалась Амелия. — А для Николы он просто удача! Когда она отправляется в свои путешествия, он обо всем заботится — ах, мой дорогой, любимый дядя Хели!
Дорогой, любимый дядя Хели сидел на столе с пачкой бумаг на коленях и обсуждал с Дженифер программу. Она очень помогла ему в организации выставок, но должна была возвращаться в Эдинбург, где ее с нетерпением ожидала Одри. Ее любовь, ее половина.
Хели едва оправился от шока. Его Дженифер, как и прежде, оставалась недостижимой мечтой: слишком умна, слишком прекрасна, чтобы это могло быть правдой! Однако в ней он нашел верную подругу, которая всегда, как только ей позволяли обстоятельства, была рядом с ним. Его доверенная. Вернее, у него были две доверенные подруги: Одри тоже была от него без ума. Хотя и без страстных желаний. Но, возможно, как раз это являлось основой удивительной дружбы между мужчиной и женщиной.
— Дженни, ах, Дженни! — Хели оторвался от записей и посмотрел ей в глаза. Они рассмеялись. Дженифер коротко взмахнула рукой, как бы успокаивая его, и он, на расстоянии от нее, сделал тот же жест. Жест нежного доверия. Мелодия любви в минорном тоне. С лопнувшей струной. — Почему ты все это для меня делаешь?
— Да потому, что люблю тебя, ты, чудак, — ответила она далеко не впервые, но Хели хотелось это слышать
