— Кто?
— Это имеет значение?
— Конечно.
— Маша.
— Маша? — взвилась Настя. — О, боже!.. Черт! Но почему?
— Настя…
— Максим, ты же писатель! Давай! Скажи мне!
— Ты на меня давишь.
— Ну, извини, а что мне делать? Я в растерянности…
— Нет. Всегда давишь.
— Макс, но как?! Как я на тебя давлю? Я понимаю, сейчас бессмысленно все обсуждать, но это нужно не нам, это нужно мне! Просто скажи!
— Если «просто» — есть планета Анастасия Устинова, и все, кто рядом с тобой, — спутники, — нехотя проговорил Максим.
— Ладно, поняла… — вздохнула Настя. — Значит, расстаемся?
— Не знаю.
— Как это «не знаю»?! — заорала она.
— Так это! — он даже побледнел от собственного крика. — Я не знаю, чего хочу, я люблю тебя, но не могу быть с тобой, и у меня другая женщина! Все сложно! — Он набрал в легкие воздуха и шумно выдохнул. — Я не понимаю, что мне нужно.
— Ну, да, — Настя покачала головой. Взяла его за руку. — Я тоже не понимаю. Я к тебе очень привязана. Но я не умею… с кем-то быть.
— Да, — согласился он.
— Макс… Но ведь между нами было что-то особенное?
— Может, оно все еще есть. Просто хотелось бы подумать.
— Конечно. Поехали?
Как же ей хотелось ему врезать! Он, жалкий писака, променял ее на эту козу Машу, которая, блин, тоже ловко подсуетилась и прихватила за жабры раскрученного автора! Тварь!
Но мудрая Настя изобразила благородное смирение, поцеловала на прощание Максима и отправилась домой.
Так надо.
Скоро он поймет, кто есть кто. А то что-то зажрался мальчик, пусть посидит на диете.
Галя позвонила через неделю.
— Что, увели у тебя Макса? — съязвила она.
— Галь, хочешь, я сделаю тебя счастливой? Скажу, что мылю веревку и неделю не причесываюсь? Только попроси — мне несложно.
— Веревку оставь! У нас премьера скоро!
— Не скоро, — поправила Настя. — Через несколько месяцев.
— Через четыре.
— Ну, пока, — и Настя положила трубку.
О-о… Во что он ее втянул? Эти бывшие жены, блудные отцы, вся эта шобла… Зачем ей все это? Сколько можно притворяться?
Так хотелось взять и вычеркнуть всех этих Галь с их Антонами, всю эту инородную живность, которая вместе с Максимом ворвалась в ее дивную сияющую жизнь и наследила там лаптями.
Гарик! Прямо сейчас! Сексотерапия!
Каким же родным он ей показался! Ее мальчик. Ее Гарик.
— Слушай, а мы ведь почти два года не виделись, — заметил он, прикуривая сигарету.
Настя сбросила простыню.
— Ага, — кивнула она. — Сейчас приду.
Настя встала в душевую кабину и ощутила приятную легкость за плечами. Не было груза, ломоты, тяжести, которую она испытывала в последнее время.
Главное — договориться с Антоном. Но у нее есть аргументы.
И тогда враги будут повержены.
— Гарик, а покатай-ка меня на мотоцикле, — предложила она.
— Ну, сейчас еще холодно…
— Я тепло оденусь, а ты не будешь спешить, о'кей?
И они поехали. Холодно все равно было — Гарик не удержался и разогнался за городом до двухсот двадцати, но они потом отогревались в придорожном кафе, и это было так романтично, что Настя охотно подписала пару автографов и сфотографировалась с какими-то туристами.
У Насти было чувство, словно она стоит на перроне, и впереди — поезд, который увезет ее туда, где хорошо, а за плечами — безнадега, серость, мрак, тоска.
Иногда она плакала, вспоминая, как любила Максима. Она любила его. Это была не прихоть, это больше двух лет жизни — и не зря, не потому, что привычка, а потому, что во всем был смысл.
Может, поддаться общему безумию и написать книгу обо всех своих мужчинах?
Их было много.
И все от нее хотели того, чего в ней не было. Хотели обыденности и определенности. Хотели нормальной жизни. Зачем она им? Неужели близость — это непременно кандалы?
Настя страдала. Но за этими страданиями брезжил маяк — она знала, что покажется суша, и встретит ее, и удивит новыми землями.
Без Максима началась приятная легкая жизнь.
Римма познакомила ее с испанским графом, который одаривал Настю шубами, вещами от «Баленсиага» — почему-то именно от «Баленсиага» (может, у него там скидка?), изящными штучками от «Тиффани» и даже подарил ей старинный чайный сервиз — не настолько старинный, чтобы его нельзя было купить в магазине. Это был прекрасный роман, который длился пару месяцев, пока графу не надоела Россия. Правда, на дорожку он купил фильм маэстро и заставил Настю расписаться на обложке. Мило.
После всех высокодуховных страданий с Максимом Настя отдыхала — несмотря на напряженный график съемок.
Она возращалась в пустую квартиру! Всегда!
Оказалось, это просто здорово!
Открываешь дверь, а за ней — тишина…
Но, если честно… Где-то в глубине души, под панцирем, она скучала.
Максим был лучшим мужчиной в ее жизни. И они бы так здорово смотрелись на фотографиях в журналах! Он, она, а за ними — его родовое гнездо.
— Жень, я свободна до следующего года! — проводив графа, Настя вспомнила о своем демоне-хранителе.
— А я женюсь! — обрадовал он ее.
— На мне?!
— Нет! — он рассмеялся.
— Какая мерзость!
— Ты сейчас занята?
— Где встретимся?
Встретились на Цветном бульваре. На лавочке.
— И как тебя угораздило? — осведомилась Настя.
— Она беременна, — Женя пожал плечами. — И она мне нравится.
— Жень, а помнишь, что ты мне в «Пушкине» говорил про диву… и так далее?
Женя кивнул.
— Я тебе тогда не смог выразить то, что думаю. Разволновался. Но я размышлял над этим. Представь себе, Анастасия, маленькую разбойницу, которая вдруг начинает завивать локоны и носить платья с рюшами.
— Представила. Это ты обо мне, что ли?
— О тебе, — поддразнил Женя. — Ты — актриса, и не пытайся в жизни стать кем-то еще.
— Все мы пытаемся, — Настя пожала плечами.
— От отчаяния.
— Жень, тебе хорошо говорить — ты женишься! А мне… Сердцу хочется покоя, понимаешь?
— Купи валокордин.
— Он вонючий! — поморщилась Настя. — Я думаю о Максе. Может, я была не права?
— Тебе решать, — Женя отвернулся.
— Ну, почему, почему он тебе не нравится? — воскликнула она. — Кто ты вообще такой?
— Наверное, я твой друг, — промычал Женя. — А Макс мне не нравится, потому что он слабак.
— Да ну?!
— Он живет в своих книжках, а по жизни он — чистый фуфел…
— Что?! — расхохоталась Настя.
— Перевожу — он тебя не выдержит.
— Уже не выдержал, — вздохнула она. — А что если… Мне сделать что-нибудь, чтобы ему было легче?
