— Но не для Вас, Иван Алексеевич. Запомните, отныне я всегда свободна для Вас!
— Я учту это на будущее, — холодно сказал молодой человек.
— Пройдите уже, что Вы застыли у порога, мой дорогой, — ласково проворковала Елизавета Петровна. — Вы должны непременно позавтракать со мной. Ибо Вы так и не сказали мне своего мнения по поводу указа, что мы обсуждали с Вами вчера…
Отныне жизнь Ивана Воронцова изменилась. После бурной страстной ночи с Воронцовым, который оказался на высоте в любовных утехах, императрица, опьяненная и жаждущая, уже более не отпускала молодого человека от себя. По двору поползли слухи о том, что Елизавета Петровна вновь влюбилась. Молодой граф Воронцов — новый фаворит, который был младше императрицы на двадцать лет, стал первым мужчиной за последние пять лет, ради которого государыня даже прерывала свой обед. Обожание государыни простиралось почти на все. Елизавета Петровна с не свойственным ей нетерпением дожидалась прихода графа и не объявляла о начале бала, пока Иван Алексеевич не появлялся в танцевальной зале. Когда его не было рядом, императрица часто бывала не в духе, но стоило ему появиться, как государыня становилась веселой, беззаботной, словно молодая девушка. Она постоянно держалась за локоть графа Воронцова, ласкового называя его — милый друг.
Воронцов переехал на постоянное место жительство во дворец императрицы, который располагался на углу речки Мья и Невской преспективы. Молодому человеку отвели отдельные покои, состоящие из трех комнат в которых он проводил очень мало времени, ибо Елизавета Петровна все время нуждалась в его обществе. Весь Петербург загудел о новом фаворите — красивом мужественном графе Иване Воронцове, который полностью подчинил себе волю стареющей императрицы. Государыня требовала постоянного присутствия Ивана Алексеевича рядом, а все ночи напролет он проводил в ее спальне. Влюбленная жаждущая Елизавета Петровна уже через две недели пожаловала молодому Воронцову небольшой изысканный дворец на Фонтанке, драгоценную шпагу обсыпанную бриллиантами и триста душ крестьян с деревнями.
Михаил Илларионович, узнав о фаворе своего двоюродного племянника, не замедлил приехать в императорский дворец и поговорить с Иваном.
— Я не понимаю тебя Ванюша, — начал Михаил Илларионович, едва входя в покои молодого человека. Огромная бело голубая спальня, отделанная золотом, была великолепна, и уже немолодой Воронцов вспомнил свою молодость и то, как он сам, будучи некогда фаворитом Елизаветы Петровны, жил здесь. — Девять лет назад, ты готов был жизнью пожертвовать, дабы не стать любимцем государыни. Отчего же теперича, ты…
— Дядя, — перебил его недовольно Иван. — Прошу не продолжайте. Мне нужна власть. Я должен отомстить своим врагам.
— Ох, так ты из-за мести решился на это? Но кто эти люди, которые так разозлили тебя?
— Дядя не спрашивайте. Я не буду посвящать Вас в это. Лишь знайте, что я здесь не из-за славы и денег. Лишь желание мести толкнуло меня на это.
— Ванюша, что ж ты говоришь?! Твой покойный отец, мой братец, царство ему небесное, был добрым и незлобивым, зачем же ты мстить хочешь? — начал увещевать Михаил Илларионович.
— Я не нуждаюсь в Ваших советах, дядя, — ответил не вежливо молодой Воронцов.
— Ну-ну не кипятись, — быстро заискивающе произнес Михаил Илларионович. — Я вот хотел попросить у тебя. Может, ты словечко перед государыней за меня замолвишь? А то я совсем поиздержался. А у тебя теперь такое влияние на Елизавету Петровну.
Старший Воронцов начал рассказывать Ивану о своем бедственном положении, намекая на то, что именно он помогал Ивану, когда тот нуждался в защите.
— Сделаю, что смогу дядя, — сказал коротко Иван.
Прохладным вечером первого октября дом Нелидовых был освещен множеством огней. Сегодня давали прием по случаю помолвки племянницы Петра Ивановича Нелидова и господина Левашова. К семи вечера множество приглашенных гостей толпились в парадной дома, ожидая своей очереди для объявления. Нелидов с Дарьей Гавриловной радушно встречали всех прибывших у дверей своего дома. Далее гости направлялись по ярко освещенному дому в сверкающую гостиную, в которой Катюша под руку с Ильей Дмитриевичем кланялись гостям, принимали подарки и отвечали на поздравления.
Катюша, наряженная в нежно розовое платье с глубоким декольте, выглядела невозможно юной и прехорошенькой. Левашов же одетый в черный камзол и темно серые кюлоты казался неким мрачным, зловещим персонажем из сказки. Его коренастая фигура все время горбилась и как будто склонялась к девушке, желая уберечь ее от множества глаз.
Это шумное помпезное торжество приводило все чувства Катюши в нервное печальное состояние. Несчастная, страдающая от трагичных воспоминаний, она просто изнывала в этой душной зале. Ее измученное сердце, не находило себе места. Илья Дмитриевич неотрывно находился по правую руку от нее, и словно весь светился. Счастливое довольное выражение не сходило с его лица, и девушка то и дело бросая на него быстрые взгляды, тяжко вздыхала. Она видела, что Левашов рад всему тому, что происходит, но она не могла разделить его радужного настроения. Осознание того, что только от безисходности она решилась на эту помолвку, совсем не любя Левашова не давало ей расслабиться ни на минуту.
С полными глазами слез, Катя смотрела на бесконечную вереницу нарядных гостей, которые подходили к ним. Она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Любезности, пожелания девушка почти не слышала, а в ее ушах отчего-то звенели слова, некогда сказанные ведьмой: “…Если уйдешь от него, то беды нахлебаешься да настрадаешься…”. Да, как была права старуха. Теперь Катя отчетливо понимала это. Страдания, горе и тоска теперь сковывали существо девушки, и она отчетливо понимала, что сама когда-то давно разрушила свое счастливое будущее с Иваном. И теперь ее горемычную насильно сватали за ненавистного Левашова против ее воли и желания.
Катюша как заведенная кукла подавала руку для поцелуя, опускала ее и на краткий миг цеплялась дрожащими пальцами за шелковую материю платья. Она ощущала смертельную тоску и боль от одного только взора на Левашова. Последние недели Илья Дмитриевич ежедневно появлялся в доме Нелидовых, и дядя заставлял Катю по несколько часов к ряду находиться с ними в гостиной. Петр Иванович и Левашов общались между собой, а Катя тихо послушно сидела на диване напротив них и вышивала. Она старалась не смотреть на Илью, ибо знала, что он не спускает с нее глаз. Стоило девушке только поднять взор на него, как Катюша сталкивалась с мрачным алчным взглядом Ильи, невероятно смущавшим ее. В такие моменты в душу девушки заползал жуткий страх от предначертанного ей будущего. Катюша чувствовала, что Левашов сделает ее жизнь невыносимой и горькой. Ежедневно она должна будет выносить этого человека рядом, терпеть его ласки и принимать знаки его внимания. Это было для Катюши хуже смерти. Девушка понимала, что подавляющее большинство женщин ее положения живут именно так и терпят ненавистных, навязанных родителями мужей. Возможно, со временем и она сможет смириться со своим положением. Позже когда родятся дети, она сможет заботиться о малышах, уделяя им все свое свободное время, тем самым найдя предлог поменьше общаться с мужем.
Ах, если бы ее батюшка был жив. Он никогда бы не допустил, чтобы одна из его дочерей страдала. Ее покойная сестра Лиза была обручена с любимым человеком, и Василий Федорович был искренне рад счастью старшей дочери. Но сестра погибла от рук разбойников, а теперь и Катюша навсегда похоронит свои мечты и радость жизни в мрачном доме Левашова. В том, что Илья Дмитриевич будет мучить ее своей страстью и любовью, Катюша ни на миг не сомневалась. Единственное, что девушка просила у Бога, это силы, вытерпеть все то, что ей предстояло.
На несколько минут, Левашов и девушка остались одни. Илья тут же воспользовался моментом и наклонился к ней. Катя уже в который раз заметила его жадный взгляд, направленный на ее губы. Ей почему-то подумалось, что не будь рядом столь многочисленной публики, Левашов бы непременно поцеловал ее. Его бледный взгляд переместился ниже и его серые глаза уперлись в декольте девушки. Катя быстро прикрылась белым большим веером и начала нервно махать им перед собой.
