Стив Майлз навестил их в тот день, когда Дику стало хуже. Они давно уже не совершали дальних прогулок по берегу, они все чаще сидели в шезлонгах. Летти держала Дика за руку, а он дремал. Она украдкой посматривала, как ветер треплет его темные волосы, среди которых не было ни единого седого волоса. Это удивительно, но Дик, похудевший и страдающий от болей, сохранил приметы свой молодости – темные, без седины, волосы и глаза, светящиеся все той же мягкостью. Летти смотрела на него, и ей хотелось плакать. Их жизнь, такая удачная и такая успешная, наполненная любовью, подходила к концу. Но, понимая это, Летти даже мысленно не позволяла себе упрекнуть Дика. Она, как и он, жила уже в другом измерении – в том, где «конец» означает именно конец, а потому все возвращается к своему первоначальному смыслу. А смысл их жизни был в любви, в ошибках и опять в любви. Ей хватило мужества осознать это. И ей хватило силы сохранить это.
Майлз, увидев их, все сразу понял.
– Почему я ничего не знаю, Летти?! Почему до меня дошли слухи? Почему ты не позвонила?
– Ты на съемках. Черт знает где. Зачем бы я беспокоила тебя.
– Но я столько раз звонил, почему никто из вас ничего не сказал?!
– Майлз, зачем? И потом, это новости, которыми не спешат делиться.
– Летти, ты все это время была одна. Почему ты не позвонила? Я бы помог, у меня столько знакомых!
– Стив, мы решили все проблемы. Ты знаешь, ничего особенного. Вот только привыкнуть к мысли, что Дик болен, сложно.
– Скарлетт, я не буду тебя утешать. Бессмысленно. Да и обманывать тебя было несправедливо – ты сильная.
Майлз остался у них. Он воспользовался перерывами в съемках и поселился у них на втором этаже. Теперь по утрам они слышали громкий топот, кашель, кто-то прочищал горло, потом оглушительно лилась вода, заканчивалось это пением, похожим на рычание. Стив Майлз был верен себе – где бы он ни появлялся, все приобретало масштабы и звучание. Летти, поначалу благодарная, что Стив побудет с Диком, со временем стала раздражаться. Ей казалось, что эти дни отпущены только им двоим, что это время принадлежит им и даже друзья могут быть лишними. Летти все ждала знака, который подаст Дик, – знака, свидетельствующего, что Стив лишний. Но знака не было. Более того, даже вечерами, когда Дика уже укладывали в постель, Майлз оставался рядом. Они так и сидели в спальне – Летти, Майлз в креслах и посередине на специальной медицинской кровати Дик. Как правило, они болтали. Тихо, вполголоса вспоминали прошлое – съемки в Париже, фестиваль, знакомых актеров, смешные случаи. Они говорили о том, что не успели сделать, в чем ошиблись, что хотели бы сделать иначе.
– Стив, ты бросил курить? – как-то с удивлением заметил Дик.
– Нет, кишка у меня тонка. Курить я не бросил.
– А где же твоя трубка?
– Здесь, – Стив показал пальцем вверх, – наверху. Я иногда балуюсь, выйдя на ваш хлипкий балкон.
– А, так это ты?! – вдруг рассмеялся Дик. И его смех зазвучал ровно так, как звучал раньше, – тихо, ласково. У Летти сжалось сердце – как часто такой маленький штрих может напомнить всю картинку, которая казалась огромной в своем многообразии.
– Стив, тащи сюда свою трубку. Хоть дым понюхаем. – Дик вопросительно посмотрел на Летти.
«Какая теперь разница? Дым, острая пища, алкоголь. Какая разница, если человек умирает совсем от другого», – подумала она и согласно кивнула.
– Да ладно? – не поверил своим ушам Стив. В его лице сейчас было что-то детское.
– Тащи, тащи, – подтвердил Дик.
Стив оказался консерватором – и они сидели, окутанные тем самым дымом, который знали с давних пор, со времени съемок в Париже.
Как-то раз Дик уснул рано. Стив и Летти сидели молча, боясь пошевелиться. Потом, переглянувшись, тихо поднялись и вышли на цыпочках на террасу. Ночь была такой славной – без обычной сумеречной торжественности, без ювелирного блеска луны, без тишины, в которой таились одиночество и вечность. Ночь была самой обычной – в такую ночь шмыгают кошки, тихо шумят деревья, бумажный мусор катится по дороге. Эта ночь была свойская, не пугающая, ночь, которая с готовностью прикрывала и помогала утаивать. Летти принесла бутылку вина и два бокала. Сначала они сидели молча, потягивая теплое терпкое вино. Потом Летти сказала:
– Стив, ты меня поймешь. Пожалуй, только ты правильно поймешь и не подумаешь обо мне плохо.
– Слушаю, Летти. – Стив налил им еще вина.
– Стив, Дик заболел… Это из-за… Понимаешь, ты же с ним был на съемках, ты же все всегда видишь, все замечаешь, я же знаю это… Так вот, скажи, Дик… Я понимаю, что сейчас не время, сейчас нельзя об этом говорить, но…
– Летти, это переливание крови. Дику стало плохо на съемках. Переутомление, жара, нагрузки зверские. Я еще, дурак, гонял их… Ты не представляешь, сколько дублей было! Все падали с ног. Я объявил перерыв и что-то стал выяснять. Орал, шумел… Никто не заметил, как Дик отошел в сторону, в тень, спохватились, нигде нет, а он без сознания.
– Почему я об этом не знала?! Почему мне никто не сказал?!
– Дик вообще в этом смысле немногословен. Он тебе когда-нибудь жаловался? Он никогда никому не жалуется. Он всегда спокоен, он всегда приветлив, он из тех людей, с которыми всегда комфортно, которые не досаждают своими проблемами. И, по-моему, все привыкли к этому. – Майлз вздохнул. – Даже я, который знал его отлично.
– Стив, но почему он не пошел в трейлер? Почему не пожаловался, почему оставался на жаре?
– Я не велел расходиться. Мне хотелось нагнать график.
– И что дальше?
– Его отвезли в больницу. Но не в центральную, а в какую-то маленькую, ближайшую. Там поставили капельницу, кололи витамины и сделали переливание крови. Так советовали. Дик был полностью изможден. Все-таки он работал на износ. Ты сама это знаешь.
– И что, Стив, ты думаешь, что все из-за переливания крови?
– Я думаю, да. Видишь ли, я выбрал для съемок самое дешевое, но не самое спокойное место. Там все разваливалось. В центре еще был порядок, а чуть отъедешь… Думаю, что это я виноват – не было бы той гонки, не было всего этого. Так что прости меня, Летти. – Стив посмотрел на нее.
Летти думала о своем.
– Стив, то есть это не?..
– Летти, никаких других причин нет. Что бы ты ни думала. Кто бы что ни говорил. Да, Дик пользовался успехом. Но он был верен тебе.
– Мы не виделись иногда по полгода.
– И что?
– У него были поклонницы. И поклонники.
– И что?
– Он мог заразиться от кого-нибудь.
– Летти, ты тогда выбери вариант ответа, наиболее удобный тебе. Ведь, чтобы я сейчас ни сказал, ты до конца не поверишь.
– Не знаю.
– А какая сейчас разница? Умирает твой муж. Он любил тебя. Ты любила его. И прожили вы прекрасное время. А самое главное, вы скоро расстанетесь и никакие слова друг другу уже не скажете. Этого ли не достаточно, чтобы просто верить в то, во что надо верить?
