— Пожалуй, я все-таки выпью вина.
Данни дал знак официанту.
— Вина, — сказал он. — «Шардонэ».
Официант ушел.
— Откуда вы знаете, что я предпочитаю именно «Шардонэ»?
— Вы не относитесь к тому типу людей, которые уважают «Шабли» или бургундское. Остается «Шардонэ». Выбор здесь, знаете ли, невелик.
Она снова заглянула под его длинные густые ресницы.
— Нам не обязательно продолжать разговор здесь, — сказала она.
Он накрыл ладонью свою кружку.
— Что вы предлагаете?
Она улыбнулась:
— Это зависит…
Он тоже улыбнулся:
— От чего?
Алисса бросила сигарету в пепельницу.
— От того, остаетесь вы в Атланте или нет.
Данни одним духом осушил кружку.
— Если честно, — проговорил он, — у меня заказан билет на одиннадцатичасовой рейс до Нью-Йорка.
— На сегодня?
— На сегодня.
Алиссе удалось скрыть разочарование.
— Ясно.
— И потом, — добавил Данни, — не люблю мешать дело с развлечениями.
Она вспыхнула. «Негодяй! Какой негодяй! Боже мой!»
— А с чего вы взяли, что я вам предлагала поразвлечься, мистер Гордон?
Он пожал плечами:
— Я этого не говорил. Просто не хочу, чтобы вы подумали, что я привык требовать со своих клиентов что-либо помимо гонорара.
— К Мэг Купер это тоже относится?
Он резко крутанул на столе свою кружку. Ага! Значит, ей все-таки удалось кольнуть его!
— Знаете, Данни, — самодовольно улыбаясь, сказала Алисса. — Мэг не очень-то откровенничала со мной. И теперь я, кажется, понимаю почему.
— О чем это вы?
— И дело вовсе не в том, что ее бывший возлюбленный какая-то там знаменитость. Просто, похоже, в списке кандидатов в женихи на первом месте у нее стоите вы.
Он понизил голос:
— Я понятия не имел, что Мэг тоже кого-то разыскивает.
— Имели, имели. Вы же не дурак.
Данни замолчал.
Официант принес вино. Алисса мельком глянула на стакан, взяла свою сумочку и поднялась из-за стола.
— Позвоните мне, когда найдете Джея Стоквелла, — сказала она. — Но не раньше.
— Почему ты не хочешь сказать мне, куда ты собралась? — снова спросил Скотт. В его жалобном тоне сквозила тревога.
Стараясь не смотреть на сына, Зу сложила фуфайку и упаковала ее вместе с другими вещами в чемодан. Май был уже на излете, но она помнила, что в Миннесоте в это время еще прохладно.
— Я тебе уже сказала, — проговорила она, пытаясь подавить раздражение в голосе, — это неважно. Я вернусь через несколько дней.
— Да ты ведь недавно уезжала!
— Это другое, я была на курорте.
— Почему же другое? Какая мне разница, где ты была! Главное, что тебя не было дома!
Она сунула фланелевую ночную рубашку под фуфайку.
— Тебе пора привыкать к моим отлучкам. Если мне удастся вернуться к работе, я время от времени буду уезжать из дома.
— Я хочу с тобой.
Зу вздохнула, застегнула на чемодане «молнию» и обернулась на Скотта. Она все еще никак не могла привыкнуть к тому, что он уже на целых два дюйма выше ее и теперь ей приходилось смотреть на него снизу вверх. К тому же решительно всем — и бледностью лица, и светлыми глазами, и фигурой — он с каждым днем все больше и больше напоминал ей Эрика. Интересно, разобьет ли он когда-нибудь какой-нибудь девушке сердце так, как это сделал его отец?
— Я вернусь, ты и оглянуться не успеешь. Обещаю. И потом, тебе нужно готовиться к экзаменам.
Скотт насупился.
— Я не дурак и мне не надо готовиться. Пожалуйста, мам, ну возьми меня с собой!
Зу стащила чемодан с постели и поставила на пол.
— Нет.
Он принялся нетерпеливо расхаживать по комнате взад-вперед.
— Тогда по крайней мере скажи, куда ты едешь. Я имею право знать!
Четырнадцать лет — трудный возраст. Мальчишка уже слишком взрослый, чтобы с ним можно было обращаться как с ребенком, и вместе с тем слишком юн, чтобы смотреть на него как на взрослого. Впрочем, учитывая все, что ему уже пришлось пережить, — мать не имела возможности уделять ему много внимания в первые два года его жизни, потому что была прикована к постели, совсем недавно погиб человек, которого мальчик считал отцом, — Скотт был взрослее, чем Зу этого хотелось бы.
Она завязала узлом шелковый шарф.
— Ты прав, Скотт. Ты имеешь право знать, куда я еду. Но я просто не готова сказать тебе.
Он шаркнул ногой и уставился в пол.
— Тогда дай мне проводить тебя на самолет.
— Нет. Меня проводит Марисоль.
Он всплеснул руками.
— Ну, мам! Зачем превращать все в какой-то шпионский роман?! Позволь по крайней мере доехать с тобой до аэропорта!
Зу улыбнулась:
— Чтобы ты мог проследить за мной и посмотреть, на какой рейс я села? Скотт, ты придаешь моей поездке слишком большое значение. Между прочим, именно ты превращаешь все в шпионский роман. А теперь, будь любезен, — она кивнула на свой большой чемодан, — отнеси это в машину. А я возьму дорожную сумку.
В дорожной сумке у Зу хранились самые важные вещи: светлый парик и большие круглые солнцезащитные очки.
Он наклонился и подхватил чемодан.
— Знаешь что, мам? Похоже, твое возвращение в кинематограф не очень-то придется мне по душе.
Зу почувствовала угрызения совести. С чего это она стала вдруг поддерживать ложное убеждение сына в том, что этот ее внезапный отъезд как-то связан с кино? Почему бы ей просто не рассказать ему про Эрика в конце концов? Пусть узнает раз и навсегда.
«Еще рано, — тут же возразила она сама себе. — Подождем, когда я вернусь домой». Ведь Эрик может теперь и не обратить на нее никакого внимания. И тогда Скотту не нужно будет знать о том, кто его настоящий отец.
Она протянула руку и потрепала его за волосы.
— Тебе понравится мое возвращение в кинематограф. И заживем мы с тобой просто прекрасно.
Скотт направился к двери из спальной.
— Не знаю, как мы с тобой теперь сможем жить прекрасно без папы.
Зу провожала его глазами, и ей впервые пришла мысль о том, что, может быть, стоит все оставить так, как есть, и не пытаться разыскивать Эрика, расстраивая этим Марисоль и Скотта… и саму себя. Куда еще дальше расстраивать-то?
«Но теперь уже невозможно остановиться, — тут же напомнила себе Зу. — И как прежде уже никогда не будет. Уильяма нет, и ты осталась одна. Пора тебе собрать черепки и постараться склеить из них новый сосуд. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше».
— У нас давно уже не было никаких тайн друг от друга, — сказала Марисоль, выруливая машину в сторону аэропорта.
