Руки Майкла нежно ласкали ее тело. Она подняла бледное, напряженное лицо. Он сжал ладонями ее щеки и припал губами ко рту. По телу Ребекки прокатилась горячая волна, а затем оно тут же покрылось гусиной кожей.
— Это правда? — спросила она, переводя дух.
— Что правда?
— Что, когда Терезе станет лучше, ты возвратишься назад и все уладишь?
— Конечно.
Он снова приник к ее губам.
На этот раз поцелуй был почти грубым. Неожиданно он легонько укусил ее за нижнюю губу. Это было не больно, но она слегка отшатнулась. Его язык тут же начал искать прошения, обследуя внутренность ее рта, находя язык и радостно встречая его ответные движения.
Ребекка чувствовала, что вся она, вместе со своей решимостью, расплавляется в этой огненной печи. Ее охватило невероятное по своей силе желание. Она крепко обняла его за шею и притянула к себе. Ей хотелось, чтобы он больше не сдерживался.
Руки Майкла скользнули под мягкий шерстяной свитер, и ее кожа, откликнувшись на эту ласку, мгновенно воспламенилась. Лифчика на Ребекке в этот раз не было, что позволило его ладоням беспрепятственно овладеть ее грудями, непереносимо напрягшимися под его касаниями. Она застонала и слегка откинула голову. Ее затуманенный взор встретился с его гипнотическим взглядом.
— Я хочу тебя, — прохрипел он. — Скажи, что и ты меня хочешь.
Вместо слов она, продолжая глядеть ему в глаза, резко подалась вперед всем телом и прижалась бедрами к возбужденному источнику его страсти. Он изменился в лице.
— Ребекка, я заболел тобой с нашей самой первой встречи. Прежде чем она смогла что-то ответить, до них донеслись веселые голоса девочек, поднимающихся по лестнице. Майкл и Ребекка поспешно отшатнулись друг от друга. Она повернулась к шкафу, открыла дверцы и невидящими глазами уставилась внутрь.
В кухню влетела Тереза. Ее щеки были розовыми, глаза блестели, волосы выбились из-под шапочки. Ребекка никогда еще не видела ее такой радостной.
— Мы нашли! — сказала она, запыхавшись. — Самую красивую елку в мире. Там на холме. Пошли, папа. Пошли!
— Прекрасно, — сказал Майкл чуть срывающимся голосом. — Пойдем и срубим это бедное беззащитное деревце.
* * *
Елка, которую выбрали девочки, была невысокая, но превосходной формы. Майкл поставил ее в большой таз и закрепил камнями. После обеда они начали ее наряжать, но Девон вскоре возвратилась к своим школьным занятиям, и в гостиной осталась одна Тереза. Она провела там запершись весь остаток дня, а выйдя к ужину, категорически запретила всем входить в гостиную, твердо заявив, закрывая дверь:
— Вот когда зажгутся огни, тогда и увидите.
Ребекка после ужина сразу же направилась к себе. Улегшись в постель, она закрыла глаза и тотчас увидела лицо Майкла. «Я попала в водоворот, пучину. Как из нее выбраться?» Она ему не доверяла. Как человек, он был ей скорее неприятен, во многих отношениях. Ее целью было забрать от него Терезу. Но чисто физически, сексуально он невероятно возбудил ее. Происшедшее утром ее потрясло. Ничего подобного она от себя не ожидала. Таким образом, каким она ответила Майклу, Ребекка отвечала мужчинам очень редко. А может быть, вообще никогда.
А самое главное, Ребекка начала понимать, что, даже забрав у него Терезу, она ничего не добьется. Потому что у нее нет той жестокой безжалостной силы и решимости, какие есть у Майкла. Узнав, что его дочери угрожает опасность, он просто взял и увез се. Бросил работу, судя по всему, весьма для него важную, и вообще свою прежнюю жизнь. Ему, наверное, могут даже предъявить за это уголовное обвинение. Но Майклу Флорио было на все это наплевать. Да, в нем была сила, которой нельзя не восхищаться. И горе тому, кто оказывался на его пути. Ребекке не хотелось думать о том, что могло бы случиться, если бы Майкл поймал ее при попытке похитить Терезу.
Ребекка очнулась от глубокого сна, чувствуя, что кто-то трясет ее за плечо. Она напряженно всмотрелась в темноту.
— Кто это?
— Это я, Тереза, — ответил тихий голос.
— Тереза? Что случилось?
— Мне нужна помощь.
Ребекка села, зажгла свечу и вгляделась в Терезу.
— Скажи, что произошло.
Тереза смущенно поморщилась.
— Кажется, у меня начались месячные.
Ребекка сбросила ноги с постели.
— Я рада, что ты пришла ко мне, — прошептала она, обнимая девочку. — Ты чувствуешь какие-то колики или спазмы?
— Ага. По всему животу и вверху спины.
— Именно в этих местах болело и у меня, — сказала Ребекка. — Дать тебе чего-нибудь от боли?
— Пожалуйста.
Ребекка вытащила из-под кровати сумку, достала таблетку аспирина, налила в стакан воды и подала Терезе.
— У тебя есть прокладки?
— Они есть у Девон, но я не хочу ее будить.
— И не надо. У меня тоже есть. — Она полезла в шкаф и извлекла несколько прокладок. — Пойдем к тебе в ванную.
Они тихо прошли в комнату Терезы.
— Поздравляю, — улыбнулась Ребекка на пороге. — Чего ты такая встревоженная? Расстроилась?
— Не знаю.
— В любом случае для огорчения нет причин. Это замечательно. Надеюсь, мама тебе об этом рассказывала?
Тереза нерешительно кивнула:
— Да. Но она говорила, что это женское проклятие.
— А вот с этим я совершенно не согласна, — весело сказала Ребекка. — Никакое это не проклятие, и вообще, в этом явлении нет ничего негативного. Абсолютно. За исключением того, что в эти дни не надо проходить мимо молока, иначе оно обязательно скиснет.
— Да, верно. — На лице Терезы появилась неясная улыбка.
— Ты знаешь, как пользоваться этими прокладками?
— Конечно.
Они скрылись в ванной.
— Ты все еще чувствуешь спазмы? — спросила Ребекка, когда они вышли через несколько минут.
— Пока есть.
— Аспирин действует медленно, но скоро поможет. Ложись в постель. Я посижу с тобой.
Тереза послушно легла. А затем откинула одеяло и посмотрела на Ребекку.
— Не хочешь лечь со мной?
— Конечно! Еще бы! — Она скользнула под одеяло рядом с Терезой. — Ой, постель ледяная.
Тереза прижалась к Ребекке.
— Ну как, порядок? — тихо спросила та, чувствуя, как начинает расплавляться сердце в груди.
— Ага, — сказала Тереза, примостив голову на плече Ребекки. — Спасибо, Ребекка.
— Да что ты. А насчет месячных я вот что тебе скажу, Тереза. Это не проклятие, потому что без него ни одна женщина не может породить жизнь. Придется привыкать. Теперь такое у тебя будет случаться каждый месяц.
— А сколько лет?
— Ну, может быть, лет сорок.
— Сорок лет? Нет, мама была права. Это проклятие.
