Она молчала в ответ, внимательно глядя на него своими большущими влажными глазами, в миллиметре от поцелуя, не двигаясь ни от него, ни к нему. Не мигая. Долго.
Пока этот момент, когда она словно бы подвисла в безвоздушном пространстве между тысячей решений, не нарушил Андрюшка. Весело загоготал, опустив машинку прямиком в свою запеканку, и выдал:
— Джип — шлеп!
Юля мотнула головой в сторону, чтобы увидеть, что происходит. А увидев — не выдержала. Прыснула заразительно звонким смехом, уткнувшись лицом в Бодино плечо и будто бы пряча все свои смешинки.
— Шлеп! — увесисто повторил свой тезис Царевич. И Юлька нашла в себе силы ответить:
— Не шлеп, а ты сам его там утопил. Папа Бодя, поможешь вытащить?
— Еще пару минут назад ты заявляла, что я олигарх, а не спасатель, — рассмеялся следом за ней Богдан, но, отлепив от себя Юльку, сунулся к пострадавшему автомобилю. Выудил его из запеканки, повертел в руках и глубокомысленно сообщил сыну: — Ну все, теперь только длительный ремонт.
Мелкий что-то гыгыкнул и потянулся за своей игрушкой, а Юля, глядя в упор на Моджеевского, без тени улыбки сказала:
— Одно другому в данном вопросе не мешает. Влетела я тебе в копеечку, да?
В противовес ей Богдану было весело.
— Главное, чтобы ты меня не бросила, если отец лишит меня наследства, когда узнает, что я отдал канал Яру.
— Лучше пусть лишает. Во-первых, из семьи добро все равно не уйдет и тебя без куска хлеба не оставят. Во-вторых, попробуешь жить на одну зарплату. Это прикольный опыт, даже когда зарплата — генерального директора. А в-третьих, мне так будет спокойнее.
— Тогда договорились!
— Мне тебя сейчас начинать своим господином величать или после сделки?
— Вообще не претендую, — хмыкнул Богдан и, убрав машинку подальше от Андрюхи, усиленно тянувшего к ней руки, поинтересовался: — Мы есть наконец будем?
— Ешь.
Юлька выдохнула и переложила отрезанные куски хлеба в хлебницу. Поставила ту на стол.
Потом села на свое место — ближе к рабочей зоне.
Ножки стула скрежетнули по полу.
А Юлька тихо сказала:
— Это значит, что как только Дима подпишет документы, и наш развод будет официально зарегистрирован, то мы сможем… сможем пожениться?
— Да, Юль, — кивнул Богдан, также устраиваясь за столом. — И мы сразу же это и сделаем, — а потом хитро спросил: — Или мечтаешь воспользоваться свободой?
— Дурак. Я мечтаю стать Моджеевской. Потому что я… потому что… потому что я теперь тоже буду драться за тебя. Если ты можешь, то и я могу.
— И с кем это ты собралась драться?
— Было бы желание, а с кем — найдется, — огрызнулась Юлька и задумчиво посмотрела в тарелку, после чего хохотнула: — И вообще, сделка купли-продажи в принципе должна завершиться установлением твоих прав собственности. Вот и… Бачили очі, що купували. Нескладное, странное, несущее иногда несусветные глупости.
— Лично меня все устраивает, — заверил ее Богдан и вооружился вилкой. — Приятного аппетита!
И не успела Юлька буркнуть ему в ответ: «Тебе того же, хозяин!» — как всполошился Андрюшка, требовательно дернув старшего мужчину за рукав и щебетнувшего:
— Папа Бодя, что такое «пипитита»?
И Юля так и застыла, с открытым ртом, потому что произносить что-то еще, наверное, уже и не требовалось.
Всемирный день книги и авторского права по-солнечногорски
7:07
Новый день рассеянным, еще серым светом робко заглядывал в спальню через неплотно задернутые накануне вечером невнимательным человеком гардины. Солнце еще только собиралось отправиться в свой путь по небосклону, но щебет птиц уже прорывался даже сквозь затворенное окно.
Моджеевский нехотя приоткрыл один глаз и поморщился. Юльки под боком не наблюдалось. Разочарованно вздохнув, он повернулся на другой бок — подальше от настойчиво пробивавшегося в комнату утра — и удивленно распахнул второй глаз. Ровно по диагонали от его подушки и покоящейся на ней головы, в самом углу его же кровати, в ногах, сидел Андрей и внимательно смотрел на него, будто бы только и ждал, когда его большой взрослый, свой собственный человек проснется. Узрев же это самое пробуждение, он улыбнулся от уха до уха и помахал отцу рукой.
— Привет! — улыбнулся в ответ Богдан, пружинисто сел и, закинув за шею руки, энергично потянулся. После чего не менее энергично зевнул и поинтересовался у Царевича: — Где мама?
— Валит кофя, — сообщил шкет, перепутав кучу букв сразу, как с ним периодически случалось, но когда излагал то, что его интересовало, выговорил все правильно: — Хочу собаку, как Дождь.
— Угу, — кивнул Богдан. Андрюха и Джордж, практически одного роста — та еще веселая картинка. И с самым серьезным видом Моджеевский спросил: — И что ты с ним будешь делать?
— Ну… играть, бегать… кататься, — принялся перечислять Царевич, — дружить и в нос цем. И давать песеня.
— Угу, — снова глубокомысленно кивнул Богдан и проговорил: — Тогда на выходные отдадим тебя деду Роме. Пройдешь ускоренный курс молодого хозяина собаки. А сейчас — умываться и завтракать!
После чего решительно выбрался из постели, подхватил под мышку пацаненка и пошлепал в ванную. Там Андрюха позволил себя умыть, причесать, потом радостно изображал чистку своих семнадцати крохотных зубов врученной отцом зубной щеткой. И, в конце концов, спросил, демонстрируя голливудскую улыбку:
— Чисто?
А в ответ получил крошечную каплю одеколона на кончик собственного носа. Такими они и явились в столовую — чистыми и благоухающими свежо и дорого. Юлька носилась пушистой метелкой из кухни к столу, расставляя тарелки. Кофе, дымящийся и ароматный, был уже подан. Яичница, тосты с тунцом и каша для малого — тоже.
Они столкнулись аккурат в проходе. Юлькин взгляд, брошенный ему, был похож на солнечный зайчик. И как солнечный зайчик, она, выходя, быстро поцеловала Моджеевского в щеку.
— Доброе утро, — прозвучало звонкое приветствие, адресованное обоим. — Сейчас еще десерт.
— А мне десерт? — прищурившись, спросил Богдан.
— Батон с шоколадной пастой?
— Скудное у тебя меню, — скривив губы, фыркнул он и сунулся за ней в кухню. — Чего помочь?
— Нет, я сама, — рассмеялась Юлька, вместо батона разрезая круассаны и ловко намазывая их и правда шоколадной пастой. — Хотя можешь бананы подать. Что у тебя сегодня?
— Да ничего особенного, все как обычно, — пожал плечами Моджеевский, протянул ей фрукты и принялся перечислять: — С утра совещание с Ритой, потом явится журналистка из «Корреспондента». После обеда Алена приведет двух кандидаток на свое место.
— Каких кандидаток? На какое место? Не поняла! — встрепенулась Юлька. В качестве помощницы генерального директора корпорации Алена ее более чем устраивала. Ввиду возраста. Между нею и Богданом Романовичем разницы было лет двенадцать, не меньше. В пользу секретаря, естественно.
— На свое, — терпеливо пояснил Бодя. — Она, оказывается, нашла себе винодела из Бордо и уезжает к нему. Вот ищет себе замену. Пока получается не очень…
— Моджеевский, это удар под дых! — встрепенулась Юлька. — Кругом и без того одни бабы. Рита твоя распрекрасная, журналистки-корреспондентки, финансистки, менеджеры по персоналу, девицы из инновационного отдела, а теперь еще и кандидатки тебе в приемную?!
— А ты предлагаешь мне остаться вообще без помощницы?!
— А ты можешь найти кого-нибудь за пятьдесят? Ну или мальчика?
Богдан внимательно посмотрел на возбужденную Юльку, демонстративно очистил банан, сунул половину ей и, прожевав свою часть, проговорил:
— Если бы я тебя не знал, то решил бы, что ты мне всерьез не доверяешь. Но я сделаю тебе предложение.
— Руки и сердца? — хмыкнула она, забрав банан и принявшись резать его на кружочки, чтоб воткнуть внутрь круассанов, аккурат в шоколадную массу.
— Возможности практически тотального контроля, — хохотнул Богдан. — Но предлагаю один раз.
