— Да, блядь, — стонет она.
Я протягиваю руку вокруг тела девушки, помедлив лишь на минуту, прежде чем она хватает ее и кладет на свой клитор.
— Вот так, — стонет она.
Она приподнимается и прижимается ко мне, груди подпрыгивают, дыхание вырывается из ее легких, когда я провожу пальцами по ее бутону.
— Я сейчас кончу, — говорит она мне.
Я резко подаюсь вперед, ударяя по этому сладкому месту. Я не собирался делать то, что, как я знал, заставит ее обливаться соками, но скоро, когда я буду уверен в ее выздоровлении. Я трахаю ее, зарываясь в нее, поклоняясь этому сладкому пучку нервов.
Она вскрикивает, когда ее киска начинает спазмировать, ее кульминация накатывает на нее. Я трахаю ее до самого пика, а затем с ревом кончаю, опустошая себя в нее, заполняя ее собой.
Обессиленный, я падаю рядом с ней, притягивая ее к себе.
— Dio (прим. пер. — Господи), — задыхаюсь я. — Я люблю тебя, mondo mia.
Она смеется.
— Я тоже тебя люблю.
Я поворачиваю ее лицом к себе, убирая назад ее мокрые от пота волосы.
— Моя жена.
— Навсегда.
Я нежно целую ее.
— Я принес нам вина, — говорю я ей. — Ты хочешь пить?
Она ухмыляется, приподнимая бровь.
— Если ты не выплевываешь его в мой рот, — она проводит языком по нижней губе. — Тогда мне это не нужно.
Эпилог
Амелия
Дом и сады кишели людьми, лица которых я узнавала, а некоторых не узнавала. Здесь были все официальные лица и все местные знаменитости.
Платье, идеально сшитое Сьеррой, казалось мне сном, и наконец-то у меня появилась возможность надеть его. Сьерра стала моей самой близкой подругой, и благодаря ее таланту и мастерству я чувствовала себя королевой в платье, которое создала я и она. Я видела ее сейчас, стоя у дверей внутреннего дворика и глядя в сад, который к вечеру преобразился: здесь были открытые бары, беседки, играла музыкальная группа, а за спиной открывался вид на вершину скалы.
Это была идея Габриэля. Он назвал это вторым приемом, поскольку наш первый закончился кровью и смертью.
Он подходит ко мне, обхватывает мою талию и притягивает к себе.
— Ты, moglie mia, просто сногсшибательна.
Я смотрю на его черный смокинг, подогнанный по фигуре, и у меня перехватывает дыхание. Нам нужно было развлекать гостей и вести беседы, говорю я себе. Я не могла стоять здесь и представлять, как мой смертоносный муж, обнаженный и твердый, входит в меня, а я кричу, снова и снова…
— Ц, ц, Амелия, — целует он меня в висок. — Не отвлекайся на эти грязные мысли. Я хочу поиграть немного позже, — а потом он уходит, оставляя меня с ухмылкой на лице.
Я качаю головой и нахожу Сьерру, которая берет напитки для нас обоих у сервера, бродящего вокруг с подносом шампанского.
— Ты так хорошо выглядишь, — улыбается она мне, касаясь моей руки. — Просто шикарно.
Это было больше, чем платье. Больше, чем макияж и прическа. Я была счастлива.
Я закрываю глаза от слез.
— Спасибо.
— Линкольн!
Я поворачиваю голову и вижу, что Камилла и Энцо бегут за моим сыном, который пробирается сквозь толпу в маленьком костюмчике. Я смеюсь, когда он устремляется ко мне, на его лице появляется огромная пухлая улыбка. Я поднимаю его с земли и прижимаю к груди.
— Мой мальчик, — шепчу я. — Я люблю тебя.
— Мамочка, — лепечет он.
Я целую его в щеку, но он не перестает извиваться, и я опускаю его на землю.
— Он со мной, — радуется Камилла, целуя меня. — Мне не хватало этого.
Я смеюсь.
— Спасибо.
— Всегда, — улыбается она мне, а затем снова бежит за моим сыном, ее смех заразителен.
Энцо ворчит на меня, заслуживая одобрительный взгляд Сиерры, а затем тоже целует меня в щеку и исчезает.
Группа переходит на более медленную песню.
— Потанцуешь со мной? — голос принадлежит не Габриэлю.
— Атлас, — задыхаюсь я.
Он наклоняет голову, говоря: —Амелия.
Я беру его за руку, слишком ошеломленная, чтобы сделать что-то еще, пока он ведет нас на танцпол. Это было нежно и вежливо: одна рука на моей талии, другая — на моей, и он медленно двигает нас в такт музыке.
Я смотрю в глаза, в которых все еще плещется боль.
— Прости меня, Атлас, — шепчу я.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я киваю.
— Да.
— Тогда мне не жаль, Амелия. Я скучаю по своему брату. Я ненавижу себя. Но мне не жаль.
— Атлас…
— Все в порядке.
Несколько минут мы танцуем в тишине.
— Почему ты это сделал?
Атлас вздыхает.
— Я ненавижу то, что меня заставили это сделать. Ненавижу. Я потерял мать и все, что знал. Но Габриэль был добр к нам, когда мы росли, относился к нам как к родным. Существовали правила и традиции, которые должны были остановить его, но он не послушал, и когда он сменил Лукаса, он сделал нас важными фигурами в наших кругах, чего раньше не было. Я уважал его и знал, что он смотрит на нас как на чистых братьев, а не как на сводных.
— Габриэль действительно любит тебя.
— По-своему. Ашер этого не видел. Он видел то, что было отнято, а не то, что было приобретено. Наша мать не хотела нас видеть.
— Мне жаль.
Он улыбается мне.
— Я знаю, что тебе жаль Амелия, — кивает он. — Но он не видел того, что видел я. Я знал, что он идет не по той дороге, но не знал, насколько. Я был зол на Габриэля и на эту семью. На напряжение и нелепые правила, но это была семья. Я бы никогда не отвернулась от нее. Если бы я знал, что Ашер делает то, что делает, я бы что-нибудь предпринял.
— Я тебе верю.
— Я скучаю по нему, — я сглатываю, глаза щиплет. — Но то, что он сделал, непростительно. Даже если это не было бы против нашего родного брата, то, что он сделал с тобой… — его слова обрываются, и он опускает голову.
— Атлас, — я заставляю его посмотреть на себя. — Со мной все в порядке. Я обещаю. Все кончено
— Мне больно, Амелия.
Мое сердце разбивается, разрывается на части, и я понимаю, что никогда не забуду того, что он сделал. Я сжимаю его руку, которая держит мою.
— Я повторю это еще раз, Атлас, спасибо тебе. Я не отмахиваюсь от того, что было сделано, чтобы мы оказались здесь, но я благодарю тебя за то, что ты спас его жизнь. Мою жизнь.
— Ты любишь его.
— Да
— Ты станешь той переменой, которая нам нужна, — он улыбается, но улыбка не светлая и не теплая, а принимающая.
— Могу я забрать свою жену? — голос Габриэля пробивается сквозь нас.
Атлас улыбается.
— Конечно.
***
Габриэль
Я забираю из рук брата, наблюдая за ними несколько минут. За последние недели между ними завязалась дружба, странная, понимающая дружба, в которой, как я знал, они оба нуждались.
Но мне нужна была моя жена, в этом красивом платье, с улыбкой, обращенной ко мне.
Я приглашаю ее на танец, и она откидывает голову назад, смеясь, когда я перемещаю нас по танцплощадке.
— Ты просто сногсшибательна, Амелия.
Ее щеки краснеют.
— Спасибо.
Я наклоняю голову и целую ее шею, когда она поворачивает лицо к моему уху.
— На мне нет нижнего белья.
Я замираю, мгновенно становясь твердым.
— Что?
— Я голая под этим платьем, Габриэль.
Из моего горла вырывается низкий рык.
— Мой брат только что танцевал с тобой, — я выдавливаю из себя. — И под этим платьем на тебе ничего нет?
— Нет, — говорит она.
— Амелия!
— Да, муж? — она мило улыбается мне.
— У тебя есть пять минут, — она поднимает бровь. — Тащи свою задницу в мой кабинет. Снимай платье и жди в моем кресле.
— Или что?
— Ты хочешь это узнать?
Она вырывается из моей хватки, улыбаясь.
— Может быть.
Но она направляется в сторону дома, бросив на меня взгляд через плечо.
Я жду пять минут, которые дал ей, и следую за ней.
Когда я захожу в свой кабинет и закрываю за собой дверь, она оказывается именно там, где я ей сказал, великолепно обнаженная, если не считать туфель на каблуках, которые стоят на моем столе.
