щурюсь.
— Не хвастайся. Кое-кого из нас заставили.
— Твои проблемы, — говорит Фрэнки, указывая на меня пультом. — Ты слишком вежливая. Тебе надо выучить моё любимое слово. Нет. Н.Е.Т. Я приучаю Зензеро, но смотри, он всё равно идёт в поход, хотя в итоге будет выглядеть как варёный лобстер на ножках.
— Эй, — Рен наклоняется через диван и целует её. — У меня есть шляпа, и я с головы до пят обмазался SPF 100.
Она снова целует его.
— Будь умницей и пей водичку. Люблю тебя.
— Люблю тебя, — шепчет он.
Я иду за Реном, Эйден позади меня, и мы все грузимся в наш большой арендованный фургон, в котором нам предстоит полчаса ехать до тропу к кратеру Ка'ау. Я нервничаю, видя, как папа садится за руль, но не потому, что не доверяю ему вести машину, а потому что мне кажется, что описываемый Райдером поход может немало вымотать его.
— Фрейя Линн, — говорит он, поправляя зеркала. — Прекрати обо мне волноваться. Со мной всё будет хорошо.
Попалась.
Мои щёки заливает жаром.
— Хорошо, папочка.
— Хорошо, папочка, — нараспев передразнивают Вигго и Оливер.
Эйден разворачивается и отвешивает обоим подзатыльники.
— Прекратите.
Они сползают по своим сиденьям, выглядя как обиженные щеночки.
Я на мгновение кошусь на Эйдена. Он улыбается, затем кладёт ладонь на мою шею сзади и мягко массирует. Мои пальцы впиваются в обивку сиденья, а сердце гулко ударяется о рёбра.
— Не стоило вам этого делать, — говорит Рен Вигго и Оливеру. — Дразнить невесту Франкенштейна.
Райдер хрюкает.
Аксель кашляет.
Мама трясётся от беззвучного смеха.
А Эйден хмуро смотрит на Рена.
— Это был самый очевидный Франкенштейн на свете. И вы все это знаете. Вы просто троллили меня.
Раскатистый папин смех отдаётся эхом, когда он заводит двигатель.
— Я просто не хотел, чтобы это заканчивалось.
Я прикусываю губу и кладу ладонь на его бедро. Прошлым вечером Эйден очень старался, но он всё равно ужасен в шарадах. Это одна из тех знакомых черт, от которых моё сердце пело. Потому что пусть нам сложно было угадать, и попугай постоянно называла его красавчиком, пока он неуклюже ковылял по гостиной, он выложился на все сто. Я наблюдала за ним, ничего не понимая, а он так умоляюще смотрел на меня, будто я просто должна знать. А потом он посмеялся над самим собой, бухнувшись в мои объятия, когда отведённое время закончилось. И я тоже смеялась. Я так хохотала, что когда проснулась утром, мои мышцы пресса болели.
— Я угадала, — напоминаю я ему.
— Ага, — Эйден улыбается, легонько пихнув меня. — Как раз под конец времени.
Я сжимаю его ногу, после чего он просовывает ладонь под мою и переплетает наши пальцы. На беглое мгновение он встречается со мной взглядом, смотрит на мои губы, а потом вперед, на дорогу, когда папа трогается с места.
Тихая болтовня витает в фургоне, пока Кайлуа скрывается позади, и папа выезжает на шоссе 61-S. Уилла смеётся над какими-то словами Райдера, пока Рен и Зигги обсуждают информационную брошюру по нашему походу, принесённую Райдером. Аксель подаётся вперёд и отвечает маме, когда она поворачивается назад и спрашивает что-то, чего я не разбираю, слишком потерявшись в ощущении руки Эйдена в моей ладони, в тепле наших тел рядом.
Я прижимаюсь лбом к стеклу и наблюдаю, как перед моими глазами разворачивается красота той части Гавайев, что удалена от побережья. Справа от меня простирается калейдоскоп красоты, когда папа делает поворот, а потом немного сбрасывает скорость, чтобы мы могли насладиться видом. Зелёные как мох горы поднимаются до сапфирового неба, пока мы проезжаем мимо болотистой местности такого же насыщенного цвета, как и горы над ней.
Прожив всю жизнь на Тихоокеанском Северо-Западе, а потом в Южной Калифорнии, я привыкла к роскошным пейзажам и океанским видам, но это нечто намного большее. Это напоминает тот момент, когда Дороти ступила на дорогу из жёлтого кирпича, и Страна Оз стала красочным миром из ярких оттенков и залитых солнцем поверхностей. Иномирное очарование.
— Итак, — говорит Райдер, прочистив горло.
— Готовьтесь, — сообщает нам Уилла. — Мужчина гор сел на своего конька.
— Захлопнись, — отзывается он, после чего хватает её за подбородок и крепко целует в губы. — Справа от нас — болото Кавайнуи. Кавайнуи означает «большая вода», скорее всего, потому что давным-давно это был один большой эстуарий…
— Будь здоров, — отзывается Оливер с нейтральным лицом.
Райдер награждает его убийственным взглядом.
— Эстуарий — это частично изолированный прибрежный водоём с солоноватой водой, имеющий минимум один источник пресной воды, а также связь с открытым океаном.
— Спасибо, — сжато говорит Оливер. — Не то чтобы я спрашивал.
— Да, — соглашается Райдер, — ты не спрашивал. Ты отпустил шутку вместо того, чтобы сказать то, что хотел на самом деле — то есть, спросить, о чём я говорю. Считай, что тебя просветили вопреки твоей раздутой гордыне.
— Сурррово, — тянет Вигго.
Оливер резко пихает его локтем, и никого не удивляет, что они принимаются бороться на заднем сиденье, куда больше никто предусмотрительно не стал садиться.
— Так вот, — говорит Уилла. — Продолжай, Лесоруб.
Райдер откашливается.
— Итак, Кавайнуи, скорее всего, было эстуарийным водоёмом во времена, когда эту местность впервые заселили. Сейчас болото плавает на воде или, возможно, растёт на торфяной подстилке, плавающей на поверхности воды — что ужасно круто — а в более возвышенных частях болота, по сути, сырой луг.
Рен делает фото на телефон, затем принимается печатать. Я готова поспорить на что угодно, что он пишет Фрэнки.
— Очень красиво. Почему мы не идем в поход туда?
— Потому что виды на тропе к Кратеру Ка'ау намного лучше, — говорит ему Райдер. — Множество водопадов, убийственные виды на Канеохе, Кайлуа — это там наш дом — Бриллиантовую Голову и, конечно же, Кратер Ка'ау.
— Как и сказал Райдер, это весьма непростой маршрут, и необязательно проходить его весь, — говорит папа. — Мы периодически будем сверяться друг с другом, и если кто-то устанет, то мы достаточно опытные туристы, чтобы разбиться на группы. Кто будет готов отправляться домой, поедет со мной и мамой, и я их отвезу, а Райдер поведёт остальных по полному маршруту. До дома ехать всего полчаса, и я с радостью поработаю шофёром.
Мама кладёт руку на его шею сзади и улыбается, а папа опускает ладонь на её бедро. В моём горле встаёт ком, когда я осознаю, что с каждым днём здесь моя надежда крепнет, но вопрос всё тот же: «Будет ли у нас такое? Справимся ли мы?»
Я отвожу взгляд к окну и делаю медленный глубокий вдох. Ладонь Эйдена
