– Да, это так, – со смехом подтвердил Филип. – А в таком случае и платить за ленч должен Пол Макгилл! Считайте себя моими гостями.
– Очень мило с твоей стороны, – заметил Александр, когда все трое вышли из кабинета и направились к служебному лифту. – Кстати, как долго нам предстоит наслаждаться твоим обществом?
– До конца октября, а затем я, очевидно, отправлюсь вместе с Полой в Техас. По крайней мере, так она мне сказала перед твоим приходом. «Сайтекс», сам понимаешь. А потом вернусь домой на Рождество.
– Вот как! – воскликнула Пола. – А мне ты ничего не говорил.
– Я это решил только сегодня утром, за завтраком. Мама сейчас находится в таком подавленном состоянии, что, пожалуй, мне лучше находиться здесь. Я также согласился в январе поехать с ними в Шамони, покататься на лыжах, и, конечно, они оба очень рады.
– И я тоже – отличная новость, – расцвел в улыбке Александр. – Мы с Мэгги получили приглашение присоединиться к ним. – Он бросил быстрый взгляд на Полу. – А теперь, когда выясняется, что Филип тоже едет, может, и ты передумаешь?
– Нет. Когда я соберусь отдыхать, я хочу лежать под лучами горячего солнышка и покрываться темно-коричневым загаром. Катание с гор на лыжах никогда меня особенно не привлекало, как вам обоим хорошо известно.
Эмили уже ждала их за столиком в ресторане. Черный элегантный костюм очень шел к ее светлым волосам, но тем не менее во всем ее облике ощущалось что-то трагическое. Она посмотрела на брата, кузину и кузена грустными глазами.
– Скорей бы кончился сегодняшний день, – шепнула она Александру.
– Ну ладно, Эмили, приободрись, – сказал Александр. – Филип и я только что обсуждали ту же тему с Полой. – Он пожал ей руку. – Бабушка не одобрила бы такого поведения. Помнишь, что она часто повторяла, когда у нас что-нибудь не получалось или складывалось не так? Тогда она говорила: «Забудьте о дне вчерашнем. Думайте о дне завтрашнем и идите вперед, не оглядываясь». Не кажется ли тебе, что нам надо последовать ее совету, особенно сегодня?
– Да, – призналась Эмили и улыбнулась брату уже более веселой улыбкой.
– Вот и умница, – заметил он.
– Я хочу заказать бутылку шампанского, – объявил Филип. – Мы выпьем в память замечательной женщины, которой мы обязаны жизнью, которая обучила нас всему, что мы знаем, и сделала нас теми, кто мы есть.
Он сделал знак официанту.
Пока заказ еще не принесли. Пола склонилась к Эмили.
– У Филипа появилась замечательная идея, как заставить Джонатана снять маску, – прошептала она. – Когда мы выпьем за бабушку, он все тебе расскажет.
– Очень интересно, – воскликнула Эмили. Ее блестящие зеленые глаза сузились при мысли о грядущем падении Джонатана. – Прекрасная дань памяти бабушке – раскрыть предательство по отношению к ней и расправиться с ним так, как это сделала бы она сама.
Джон Кроуфорд, адвокат Эммы и старший партнер в фирме «Кроуфорд, Крейтон, Фиппс и Кроуфорд», быстрым шагом вошел в просторный конференц-зал.
Он оглянулся и удовлетворенно кивнул. К двадцати четырем стульям, всегда стоявшим вокруг длинного стола красного дерева, пришлось добавить еще пять, так что теперь места должно хватить.
Джон положил завещание Эммы Харт перед своим местом во главе стола; Несколько мгновений он задумчиво смотрел на внушительных размеров документ. Ему предстояло долгое собрание. К двадцати минутам третьего собрались все, кроме Джима и Уинстона. Пять минут спустя вбежали и они, извинились и пояснили, что попали в пробку на Флит-стрит. Ровно в два тридцать Джон призвал всех к тишине.
– Сегодня нас собрало вместе печальное событие, но как сказала мне Эмма во время нашей последней встречи в начале августа: «Не стройте печальных мин, когда я умру. Я прожила замечательную жизнь, знала и радость, и горе, мне никогда не приходилось скучать. Так что не тоскуйте обо мне». Однако, прежде чем я перейду к делу, мне хочется сказать, что лично я искренне оплакиваю очень верного и дорогого друга, самую замечательную женщину – хочу поправиться – самого замечательного человека, которого я когда-либо знал. Мне ее очень не хватает.
Вослед его словам по комнате прошелестел шепоток одобрения. Затем Джон продолжил уже более деловым тоном:
– Завещание Эммы Харт Лаудер Эйнсли, которую в дальнейшем мы станем называть просто Эмма Харт. – Джон откашлялся и будничным голосом сказал:
– Перед своей смертью миссис Харт сообщила мне, что ее близким родственникам известны основные положения настоящего завещания, которые она открыла им в апреле 1968 года. Однако, поскольку распоряжение касается судьбы всего ее состояния, а также поскольку есть и другие наследники, я должен огласить завещание полностью. К тому же таковы требования закона. Боюсь, нам предстоит ознакомиться с длинным и сложным документом.
Джон Кроуфорд зачитал пункты длинного подробного документа, уже известного в общих чертах собравшимся, а потому не вызвавшего особенно заметной реакции. Затем Джон неожиданно отложил завещание и обвел глазами аудиторию; выражение его лица вдруг изменилось. Он расправил плечи и произнес, осторожно подбирая слова:
– Теперь моим долгом является поставить вас в известность, что Эмма Харт переписала оставшуюся часть завещания.
В комнате раздались приглушенные вскрики, и большинство присутствующих внутренне напряглись. Кое-кто обменялся встревоженными взглядами. Пола почувствовала у себя на колене ладонь Филипа и бросила на брата быстрый взгляд. Ее темные брови взлетели вверх. Затем она вновь сосредоточила внимание на Джоне Кроуфорде. Он перевернул прочитанную страницу и углубился в следующую.
Пола физически чувствовала опять сгустившуюся в комнате напряженную атмосферу. Воздух был насыщен ожиданием и предчувствиями. Она вся подобралась, крепко сцепила пальцы рук и принялась ждать неминуемой грозы. «Я всегда в глубине души знала, что так и случится, – подумала Пола. – Подсознательно я не сомневалась, что бабушка обязательно припасет для нас пару сюрпризов». Она с нетерпением ждала продолжения событий.
В зале царила гробовая тишина.
Двадцать восемь пар глаз, не отрываясь, смотрели на адвоката.
Наконец Джон оторвался от бумаг. Он снова оглядел всех, отмечая про себя выражение лиц каждого в отдельности. На некоторых были написаны страх и волнение, на других – жадный интерес, и лишь некоторые казались просто заинтригованными. Он улыбнулся и принялся читать громким голосом:
– «Я, Эмма Харт Лаудер Эйнсли, в дальнейшем именуемая Эмма Харт, настоящим заявляю, что дополнения к моему завещанию, датированные двадцать пятым апреля года от Рождества Христова 1969, сделаны мною в здравом уме и твердой памяти. Также я свидетельствую и подтверждаю, что указанные дополнения написаны мной по собственному желанию и на меня не оказывалось никакого давления ни с чьей стороны».
