Опустив глаза, Мишель следила за расплывающимися по половицам каплями. Интересно, сколько раз я мыла этот пол? Да ты и впрямь идиотка. Вопроса важнее не нашлось?
Фрэнк метнулся к раковине и снова присел рядом, пытаясь сделать компресс из намоченных бумажных полотенец. Мишель дернулась, совсем как недавно Дженна, но Фрэнк заставил ее взять в руки холодный мокрый ком. Мишель сама приложила его к щеке, равнодушно взглянула на пропитанную кровью бумагу и уронила ком на пол.
Протянув ей другой, Фрэнк наклонился, чтобы рассмотреть рану. Взгляда жены он старался избегать.
– Ничего страшного, Мишель. Просто царапина, но глубокая. В «Скорую» нужно поехать. Вставай.
– С тобой я никуда не поеду. – Мишель сильно мутило, но она заставила себя подняться и вышла из кухни, приложив компресс к вспухшему веку.
Вопросам Энджи и ответам Джады, казалось, не будет конца. Сколько уже длится эта генеральная репетиция? «Сутки как минимум», – решила Джада. Не сутки, конечно, но ради «прогона» слушаний ей пришлось пропустить и работу, и утреннюю прогулку с Мишель. Плохо и то и другое. Прогулка ей сегодня была нужна как никогда. Странное дело – Мишель не стала возражать.
– Я сама собиралась тебе позвонить, – сказала она. – Что-то у меня сегодня настроение не то.
Джада удивилась и встревожилась. В любой другой день она непременно постаралась бы узнать причину, но сегодня у нее голова шла кругом от собственных переживаний.
«Репетиция слушаний ничем не отличается от театральной, – думала она, сидя через стол от Энджи в ее крохотном кабинете. – Собственно, судебный процесс и есть спектакль… в некотором роде. В суде, как и в театре, реальность не имеет значения; здесь важно лишь, чтобы ощущение реальности оказалось у одного-единственного, чужого ей человека – судьи Арнольда Д. Снида.
За все эти долгие часы они с Энджи обговорили массу деталей, отрепетировали ответы Джады на возможные вопросы Крескина. Энджи не раз и не два предупредила Джаду, все порывающуюся «кое-что уточнить», чтобы та не добавляла ничего лишнего.
– Имей в виду, тебя могут подвергнуть перекрестному допросу на любую тему, – сказала Энджи. – Я, конечно, не допущу некорректных вопросов, но на все прочие у тебя должен быть заранее подготовленный ответ. Самодеятельность здесь недопустима. Судье предстоит на месте отделить зерна от плевел и решить, кому отдать опеку. А времени на сбор компромата против Клинтона у нас крайне мало. Жаль, не удалось отсрочить слушания. Этот Крескин и впрямь жук, как сказал Майкл. Настаивает на срочности дела «ради детей» – и все тут.
Джада слушала внимательно, молча кивала, и работа продолжалась. Сорок минут – перерыв «на кофе», хотя никто из них кофе не пил; еще сорок минут…
– Позвоню-ка я, пожалуй, в банк, – наконец буркнула Джада. Мало ей других забот, так приходится еще и врать насчет отлучек с работы: не станешь же выкладывать Маркусу кошмарную правду. – Знаешь, что самое смешное? – спросила она, поднимая глаза на Энджи.
– Я много чего смешного знаю. Можешь добавить к списку.
– Самое смешное, что мой муж…
– Твой будущий бывший муж, – точь-в-точь как не так давно Натали, поправила Энджи.
Джада кивнула:
– Именно. Мой в очень скором будущем экс-муж пытается доказать, что я плохая мать, поскольку я слишком много работаю, в то время как мой босс, скорее всего, считает меня плохим работником, поскольку я слишком много времени уделяю детям.
– Хо, хо, хо! Вот уж ирония судьбы, Джада! – театрально съязвила Энджи. – Тебе не кажется, что все начальники и мужья думают точно так же?
– Наверное. Так можно мне позвонить?
Анна продиктовала длинный список сообщений, большинство из которых могли подождать до завтра. Джада уже собиралась распрощаться, когда секретарша подпустила сиропу в голос:
– Ой! Не знаю, важно это или нет, но мне кажется, звонила Мишель Руссо. Я думаю, что это была Мишель, хотя она не назвалась.
– Благодарю, – ледяным тоном произнесла Джада, швырнула трубку и тут же набрала номер Руссо. – Мишель? – неуверенно спросила она, услышав на другом конце чужой голос.
– Прости, что позвонила на работу. Очень не хотелось, но мне…
– Понятно. – Господи, что могло случиться, чтобы Мишель, проглотив гордость, обратилась к Анне? – Ты что-то хотела?
– Когда вы с Энджи закончите?
– Не знаю. Через час?.. – Джада взглянула на Энджи, и та кивнула.
– А потом? С детьми встречаешься?
– Да. Старших заберу прямо из школы, но к шести они должны быть в Йонкерсе. В чем дело-то?
– По телефону не могу, – свистящим шепотом отозвалась Мишель. – Понимаешь… мне нужно попросить тебя о большом одолжении. Громадном! Я пойму, если ты откажешься.
Джада содрогнулась от зловещего предчувствия. Такого голоса Мишель она не слышала даже после той страшной ночи с обыском.
– Погоди минутку. – Джада снова оглянулась на Энджи. – Может, на сегодня довольно?
– Что-нибудь случилось? – встревожилась Энджи.
– Похоже на то. Я буду у тебя через полчаса, – сказала Джада в трубку.
– Нет! – в панике выдохнула Мишель. – Только не у меня! Встретимся у бара на Пост-роуд, который рядом с Первым уэстчестерским банком, помнишь?
– Само собой.
– Спасибо. И помни, ты не обязана соглашаться.
– Я хочу, чтобы ты сняла сейф в банке, – сказала Мишель. Джада сидела за рулем своей «Вольво», припаркованной впритык к «Лексусу» подруги, и старалась не видеть обезображенный профиль Мишель, скорчившейся на соседнем сиденье. – На свое имя. Оба ключа пусть хранятся у тебя. Спрячь их где-нибудь… только не дома и не в офисе.
Джада повернула к ней голову. До сих пор она не произнесла ни слова по поводу темных очков и жуткой ссадины на щеке Мишель. Не спросила, почему Мишель, всегда такая элегантная, сегодня выглядит как обломок кораблекрушения, выброшенный штормом на берег Барбадоса. К чему вопросы? Мало ли она видела в Йонкерсе женщин со следами кулаков мужа на теле?
Боже… бедная Мишель! Она ведь не просто боготворила своего Фрэнка – она полностью от него зависела. Зная подругу, Джада даже не попыталась хоть как-то ее утешить. Мишель держалась из последних сил, и жалость могла лишить ее остатков самообладания.
– Я должна задать тебе один вопрос, – осторожно начала Джада.
– Ты можешь отказаться, – скороговоркой пробормотала Мишель. – Просто скажи «нет» – и все! Мы ведь договорились.
– Я не отказываюсь. Но мне нужно точно знать, что в этой сумке не наркотики. Пойми, пожалуйста. Я ни в чем тебя не подозреваю и не хочу обидеть. Мне просто нужно знать.
