Таисии, толку в полиции мало, под программу защиты свидетелей она не попадает. Но помочь нужно, и мы нашли способ. Битников мне должен, у него неплохие связи.
Тень у забора замечаю сразу, и когда она трансформируется в широкоплечего парня и загораживает дорогу, я уже зажимаю в кулаке кастет. Держу так, чтобы видно не было, провоцировать конфликт последнее, чего бы хотелось. Под кучей камер. О чем собираюсь сообщить вслух, если человек не освободит дорогу немедленно.
Он рукой взмахивает, шатается. Не в себе? Пьян? Обдолбан?
Прикидываю, есть ли с собой наличные. В этой ситуации разумнее отдать, чем драться.
Замедляю шаг. Есть ли смысл вернуться к зданию и попросить охранника проводить, как узнаю стоящего напротив человека. Усмехаюсь.
Кастет оставляю в кармане, сам скрещиваю руки.
— Семен, ты ли это прогуливаешься?
— Поговорить надо, Максим Станиславович.
— Давай. В понедельник приезжай ко мне на работу.
— Сегодня! — рявкает он. — Сейчас!
Черт, как не вовремя.
— Тебе отец что сказал, малой?
— Максим Станиславович, я не отступлю! — в голосе слышится неуверенность. Отец у него мужик грозный, ты погляди-ка, парень даже ему сопротивляется. — Не могу и всё! Честно вам говорю, в сердце Аня засела. Занозой, — с размаху впечатывает кулак в грудь. Так отчаянно, что аж сам пошатывается.
— Занозой, говоришь?
— Ни спать не могу, ни есть. Всё время думаю. Ну не могу я тайно за спиной. Хватит с меня. Но и отступиться не выходит.
— И… что ты предлагаешь? Бой?
— Насмехаетесь? Отлично. Я предполагал, вам лет под сорок, а вам всего тридцать два, не так уж вы и старше меня. Так что будет честно.
— Драться мы тут не будем, Семен. Не под камерами.
— Я ее люблю! — вырывается у него.
— Я тоже ее люблю.
Дальше становится тихо. Мы смотрим друг на друга. Темно. Ветер ледяной прошивает.
Улица освещается отлично, не работает всего один фонарь по пути к парковке, и конечно, Семен поджидал именно у него. Мои слова как будто шокировали охранника, он ожидал не этого.
— Она очень хорошая, добрая, чистая девушка.
— Я знаю, — отвечаю. — Пусть она выбирает, окей?
— Она не может выбирать, пока вы ее не отпустите.
— Ты мне предлагаешь ее из дома выгнать для чистоты эксперимента?
Он молчит, потом психует. Пинает сугроб. Я понимаю степень отчаяния, но и помочь не могу. Его любимая — замужем.
Колесо варды сделало круг. Каждый их нас рано или после проживет каждую роль в собственной трагедии.
Семен шаг ближе делает — не очень уверенный. Видно, что настроен на бой, но уместность его под вопросом, оттого и нажрался. Оттого и под камерами. Еле стоит. Портить ему жизнь не хочется.
— Давай так, — я демонстрирую ладони. — Мне нужно девушку вывезти в безопасное место. Сейчас. Ты выпьешь кофе и поможешь, а после мы отправимся в бар, где ждет Денис. Там накатим и дальше видно.
Семен скептически прищуривается.
— Что за девушка?
— Таисия, подруга Ани.
— Не припомню у нее таких подруг.
— Она недавно появилась. И время поджимает.
Кофе покупаем в ближайшем точке макавто, двойной сладкий эспрессо Семену и одинарный — мне. Боец мужественно пытается протрезветь, трясет головой периодически.
— План такой: паркуемся у торгового центра, ждем. Если никто не приходит, идем вот по этому адресу, — показываю мобильник с открытым навигатором. — Ближе подъехать нельзя, машину заметят. Но есть надежда, что девочки спокойно выйдут сами.
- А… что с ними?
— Таисии двадцать шесть, она талантливый педиатр, и мать прекрасной семилетней девочки. Такой же рыжей, как Аня. Таисия потратила кучу сил и нервов, чтобы выучиться и устроиться на работу, и она просто обожает свою дочь. И все в жизни Таисии было хорошо и замечательно, она кормила свою маленькую семью и платила налог баро. Пока родители не решили отдать ее замуж. За одного козла. Таисия — цыганка, воспитанная в таборе, и хотя она довольно свободолюбива — осушаться не имеет права. Вот только будущий муж — тварь та еще. Он еще не женился, а уже попытался всыпать девочке ремня. Таисия вступилась, и получила от родителей за это.
— Пиздец.
Вздохнув, добавляю:
— У цыган есть такая традиция — заключить браки очень рано, чтобы и жених и невеста были невинны. Нередко девочка переезжает в семью жениха лет в десять, там живет, помогает по хозяйству, привыкает. И как только жених входит в пубертат, их и женят.
— А как же школа?
— Трех классов обычно достаточно. Таисия понимает, что отчим в первый же год совместной жизни отдаст Радку замуж. Так сказать на вырост. Нам нужно вывезти девочек в определенную точку, откуда их увезут очень далеко. Я могу доверять тебе?
— Конечно, — решительно сообщает Семен.
На светофоре открывает дверь, выплескивает на руку воду из бутылки, быстро трет лицо. Захлопывает дверь, растирает щеки.
— Не простудись, малой.
— Вы меня старше на шесть лет.
— Как мне недавно сказали — я свою молодость променял на власть, — шучу. — По плану всё пройдет спокойно, мы просто их вывезем.
— Одного не понимаю. Почему этим делом занимается господин депутат?
Цокаю языком. А это ты зря. Пытаюсь списать на алкоголь и ревность.
— Потому что господин депутат знает Кале. «Чужих» таксистов там не бывает, а свои не помогут. Полиция пока еще не вся на стороне… хм, добра. И я знаю, куда не добивают камеры.
Мы подъезжаем к нужной точке, паркуемся в тени. Я выхожу из машины и закуриваю — тишина. Взгляд на часы.
Плохо. В идеале девочки должны были ждать здесь.
Семен ходит из стороны в сторону, мельтешит. Но хотя бы протрезвел более-менее.
— Я пробегусь по окрестностям?
— Только если быстро.
Он исчезает в темноте, некоторое время я продолжаю курить. Затем смотрю на месяц. Честная цыганка никогда не позволит себе убежать из дома и пойти против воли родителей. Что победит, уважение к семье или любовь к дочери?
Неужели первое? Аня сказала, что Таисия умоляла о помощи.
Едва думаю об этом, как появляются две фигуры. Семен и девушка. Без ребенка.
— Что случилось? — выпаливаю, подлетев.
— Ману, помоги, — задыхается она в истерике. — Радка у Кусаиновых. Пожалуйста! Заклинаю, вытащи мою дочь! — она пытается опуститься на колени, мы с Семеном ее подхватываем, к машине ведем.
Ее трясет то ли от страха, то ли от холода.
— Перенесем побег?
— Они мне ее не отдадут! До свадьбы и удочерения не отдадут! — захлебывается. — Ее подарят в другую семью, Ману! Ей семь лет! Только семь!
— Она в доме Анхеля?
— Да-а. Ей бы знак подать… какой-нибудь! Радка может выбраться, есть дыра в