Поднимаюсь. Сопляка рядом уже нет. Неужели я снова отключился? Трогаю пальцем рану на макушке. Кровь остановить когда-то успели, но бинтами не стали закрывать, просто обработали. Оглядываюсь. Картинка не изменилась. Мигалки, крики людей, кишащие повсюду медики и пожарные.
Черт, мое казино, на кого оставить казино? Пытаюсь сделать шаг и чуть не падаю — координация, как при алкогольном отравлении.
— Мужчина, вам нельзя вставать, — предупреждает не более взрослая, чем Сопляк, докторша. Напугала, ага.
— Пошла отсюда нахрен. Мне нужно добраться до инопланетянки.
— До кого? — ошарашенно переспрашивает она.
Зачем я так сказал? Не ее собачье дело.
— Слушай, иди лечить кого-нибудь другого. Я в порядке.
Думаю, она посчитала, что я не в порядке, а шизофреник, но это уже не по ее части. Раздраженно всплеснув руками, уходит. У нее и без чудака, ищущего пришельцев, забот полно. Машин пострадало больше, чем я ожидал. Мы вылетели поперек встречного потока. Понятия не имею, как отделался одним лишь сотрясением мозга. А Алекс? Надо найти Алекса. Точно, его уже увезли. Значит, необходима Жен, она поможет.
В одной из машин сидит какой-то зевака. Бесцеремонно заваливаюсь к нему на соседнее сидение.
— Подвези, — говорю, доставая из кармана смятые купюры.
— Куда? И заранее на химчистку раскошеливайся, — сообщает буднично, ему похрену, что у меня башка не в порядке, только чистота салона волнует. Нормальный, среднестатистический незнакомец, который не станет шляться по подворотням, жаждая кого-нибудь спасти. Значит, и в больницу меня в самоволку не повезет. Мне такие по душе.
Только я понятия не имею, куда ехать. Не могу вспомнить не то что адрес — даже название жилого комплекса, а ведь оно такое простое. Наконец разозлившись и сдавшись на милость разрывающей череп боли, хватаюсь за виски и рявкаю:
— Там гребаная мифология какая-то!
— «Олимп», что ли? — с ходу угадывает водитель.
— Точно. Давай туда.
Все, скоро я увижу Жен. С облегчением откидываюсь на спинку кресла и… оказываюсь около комплекса.
— Слушай, парень, тебе бы в больницу, — говорит водитель, настороженно на меня поглядывая. — Ты же явно не в себе.
— Сначала я должен найти Жен, — отвечаю и вываливаюсь из машины.
Едва на ногах стою, но несколько осторожных шагов подсказывают, что все не так плохо, только вот чертова калитка, конечно, закрыта. И час поздний, навряд ли кто-то сейчас домой возвращается. Позвонить Жен? Но я даже приблизительно не помню номер квартиры… Придя в ярость от того, что не могу попасть внутрь х*ровой клетки, пинаю прутья раз, второй, пытаюсь выломать, обдирая в кровь руки. Наконец вся изогнутая поддается. Разве ей есть что противопоставить фанатичному идиоту?
Не помню, как оказываюсь около двери инопланетянки, но испытываю дикое облегчение лишь от одного вида металлической ее поверхности. Звоню, затем, не дожидаясь ответа, заношу кулак и стучу. Долго, громко. И в мыслях нет, что Жен не откроет. Должна же. Спустя минут пять и впрямь появляется на пороге. Кутается в явно наспех накинутый тоненький халат, вся заспанная, волосы лежат диким всклокоченными кудрями. Красавица.
— Арсений, тебе стоит перестать вламываться ко мне по ночам, — говорит хрипло, но строго.
— Так нужно.
Но в этот самый миг я обнаруживаю, что понятия не имею, за чем именно пришел. Нужно-то нужно, а вот отчего и как я тут оказался, совсем не вспоминается. Голова взрывается болью, и я приваливаюсь к косяку.
— Ты что пьян? Почему ты в таком виде? У тебя костяшки пальцев сбиты, ты подрался? Арсений!
Она буквально заваливает меня вопросами, осматривает ладони. Ее пальцы гладят раны. Я совсем не хочу, чтобы она начала их лечить, пусть просто вот так нежно и осторожно дотрагивается.
— Я не пьян, — отвечаю.
— Конечно, нет, — усмехается так, будто ни на секунду не поверила. — Ты просто так на земле повалялся и весь в крови.
Я не помню, чтобы валялся. Я ничего не помню. Только как приехал сюда на машине с каким-то незнакомцем. Но я не знаю, как так вышло — просто помню, что должен был найти Жен.
— Я приехал к тебе.
Она замирает и недоверчиво поднимает огромные глаза. Изумительные. Они настолько красивы, что кажутся неестественными. Похоже, я знаю, к чему так рвался. И не могу понять, почему не вламывался в эту квартиру и эту девушку каждую ночь.
— Я не могу тебя из головы выкинуть. Не могу перестать думать, сравнивать. По-моему, это очень странно. — Переступаю наконец порог и, точно на маяк, двигаюсь к Жен, а она, завороженно глядя на меня, отступает, пока не упирается спиной в стену у лестницы. — Ты с ума меня сводишь. Что ты делаешь?
— Ничего. Я ничего не делаю. Пока, — отвечает шепотом.
Я не выдерживаю и набрасываюсь на нее, будто маньяк. Целую, заставляю разжать зубы, халат развязываю, рву на лоскуты ночную рубашку. И инопланетянка не отстает — хватается за мои плечи, не менее страстно и жадно льнет к телу.
— Идем, пойдем наверх. Пожалуйста.
Я обязан был сдаться раньше.
ГЛАВА 11 — Орел. С чистого листа, в новом качестве
Для одной женщины, которую любишь или наверняка полюбишь,
Страстный стих будет признанием,
А для всех других — беззастенчивым рифмованным обманом.
Майкл Ондатже. Английский пациент
Жен
Когда я была маленькой, мама иногда позволяла мне есть полусырые яйца. Едва тронутые кипятком, совсем капельку загустевшие. Она варила их всего по минуте, а затем разрешала проковырять маленькое отверстие в скорлупе и вычерпать ложкой всю вкусную массу. Это воспоминание очень радостное, детское, но, как ни странно, оно приходит ко мне после операций, потому что чувствую я себя в точности как та скорлупа. Насильственно вскрытой и пустой. Отличие лишь в том, что меня потом заставляют притворяться цельной, в то время как скорлупу просто оставляют в покое.
Сейчас ночь. Мне не спится. Боль не дает, да и вообще грех тратить на сон время, когда ты можешь побыть пустой оболочкой, не делать вид, что все хорошо, признаться в том, что ситуация дерьмовее не придумать. Во время операции у меня опять встало сердце и были применены реанимационные меры — три минуты за гранью, — но это делается в последний раз, так как количество рубцовой ткани сделало невозможным проведение последующих хирургических вмешательств. То есть у меня в груди бомба с часовым механизмом — и обратный отсчет уже начат. Но мама делает вид, что не услышала кошмарных известий, и в ее глазах не застыл вселенский ужас. Мы все притворяемся цельными яйцами. Нас вычерпала эта борьба.
