Барри и Крис уже сосуществовали в нездоровом симбиозе.
— Крис думает мои мысли и ходит по моему маршруту, — объявил Барри, подтверждая мою молчаливую догадку, что Крис доминировал в их паре.
Деб побледнела и уставилась на кофеварку:
— Я ищу новую работу, — тихо сообщила она мне.
Крис не смотрел на Деб, он собрал свои бумаги и помахал рукой.
— Увидимся позже, ребята.
Барри последовал за ним, оставив нас с Деб за столом переговоров. Она подняла бровь:
— Я чувствую, что вылетела из колеи, Минти. И я не могу понять, как это случилось.
В выходные я взяла мальчиков к Гизелле на чай. Со времени моего последнего визита она провела косметический ремонт в гостиной цвета бледного золота и сливок с венецианскими зеркалами и подушками из антикварного гобелена.
— Феликс, нет, — сказала она резко, когда Феликс взял одну из подушек. — Она очень старая и ценная. — Ее внимание отвлек Лукас, обнаруживший, что обюссоновский ковер отлично скользит по паркету.
Я призвала близнецов к порядку, но они были беспокойными и несклонными подчиняться. Они усвоили эту манеру поведения в течение последних нескольких дней, и я выбивалась из сил, пытаясь справиться с ними. Лукас громко чихнул, стоя рядом с Гизеллой. Я поспешно протянула ему носовой платок, который он, использовав по назначению, с любезной улыбкой протянул Гизелле. Гизелла отпрянула.
— Почему бы мне не позвать Анджелу, она может напоить их чаем на кухне.
Роджер ненадолго заглянул к нам, собираясь в гольф-клуб. Он бесстрашно подошел ко мне и поцеловал в щеку.
— Так приятно видеть вас, — пробормотал он, кося одним глазом на жену. — Я надеюсь, все под контролем?
Он выглядел здоровым и респектабельным, но не очень отдохнувшим и счастливым. Мне очень хотелось примерно наказать его, хотя это и было нехорошо, но я пощадила его. Не раз в последние недели я размышляла о том, что произошло с Натаном, и я успокаивала себя тем, что Роджера при всем его успехе и власти ждет та же участь. Рано или поздно карьера Роджера тоже закончится.
После того, как он ушел, а Анджела принесла шоколадный торт и чай и забрала близнецов, Гизелла спросила меня о работе и «Парадоксе». Я поставила свою чашку.
— Мне приходится бороться за нее, — сказала я. — И я использую всю свою хитрость, чтобы удержаться.
Гизелл отрезала тонкий ломтик торта и уложила его на свою тарелку.
— Я понимаю, как тебе сейчас трудно, Минти. Я восхищаюсь тем, как ты справляешься со всеми проблемами.
Очень мило было с ее стороны упомянуть об этом, но я не верила, что она действительно так думает.
— Есть новости о Маркусе?
При упоминании его имени она вскочила на ноги.
— Нет, ничего нет.
Я ждала более подробной информации, но Гизелла погрузилась в тяжкие раздумья. На гобеленовой подушке у моего правого локтя была изображена сцена с охотниками в лесу и раненым оленем. Лес был изображен в загадочной и таинственной дымке, а земля под деревьями была заткана цветами и маленькими животными.
— Ты сердишься, Гизелла?
— И да и нет, — Гизелла, похоже, надолго заняла позицию у окна и теребила пальцами гардину. — Скажу так. В конце концов, я чувствовала, что у меня нет выбора. Я жена Роджера и не могу так легко нарушить брачные обеты, как хочется Маркусу.
Это представляло всю ситуацию в новом увлекательном свете.
— Гизелла, с каких это пор ты признала нерушимость брачных обетов?
Она вскинула голову.
— У тебя было неверное представление обо мне, Минти. Я всегда соблюдала договор. Я делала именно то, что от меня ожидали, и что я обещала делать. Брак — это бизнес, а не мистическое единство душ. — Она подергала оконный шпингалет. — В конце концов, выбора у меня не было. Именно это меня и расстраивало… немного. Я не могу рассматривать отношения с Маркусом как альтернатиру тому, что у меня есть сейчас с Роджером. Я не должна видеть его.
— Ах.
— Это убивает меня?
Я рискнула предположить:
— Это Маркус так сказал?
Гизелла мрачно улыбнулась.
— Что-то в этом роде. Ну, это пройдет. — Она уселась на свое место, и я наблюдала, как она возвращается в образ хозяйки большого дома, расправив юбку и поднимая чайник. — Еще чаю? — Договор Гизеллы с дьяволом явно не сделал ее счастливее. — Ты уверена?
Она поставила чайник.
— Знаешь, что говорят о наркоманах? Если исключить наркотики и все проблемы с их добыванием, то им просто нечем будет заполнить свое существование.
— А благотворительность, например?
Натан бы сказал, что это была плохая шутка. Гизелла холодно улыбнулась.
— Вот это действительно убило бы меня. — Она указала на подушку. — Французский гобелен. Восемнадцатый век. Обрати внимание на превосходные растительные краски.
— Принято к сведению, — я вполуха прислушивалась к голосам близнецов, не разгромили ли они кухню.
Гизелла обвела контур раненого оленя пальцем, на котором сияло кольцо с крупным бриллиантом.
— Я привыкла ситать, что мои отношения с мужчинами просты и открыты, но в глубине души я знала, что это не так. Я всегда говорила себе: «Я жена Николя, Ричмонда, Роджера, но я в любую минуту могу собрать свои чемоданы». — Она засмеялась. — Беда в том, что с тех пор, как я отправила Маркуса в отставку, я постоянно думаю о нем, чего никогда не случалось, пока он был на сцене.
— Боже мой, — сказала я. — Это плохо. Это чувство вины плюс синдром «за забором трава зеленее» в одном флаконе.
Гизелла была поражена.
— Что ты имеешь ввиду?
— Это липкая, навязчивая мысль, от которой не избавиться.
— Откуда ты знаешь?
— Я близко с ней знакома, — ответила я.
В машине Феликс заговорил:
— Если у нас нет папы, значит, мы не семья?
— Нет, Феликс. Просто мы семья без папы.
— А ты на самом деле наша мама?
Я смотрела на машины, рычащие в пробке.
— Да, самая настоящая ваша мама.
Когда мы вернулись, Ева была уже на кухне. Она выглядела немного сильнее, хотя ее одежда висела на ней.
— Я готовлю ужин, — сказала она и, когда я попыталась остановить ее, подняла руку. — Я приготовлю.
Я помогла ей нарезать огурцы и морковь и разогреть пастушью запеканку. Она передвигалась очень медленно, но решительно. Потом она настояла, что уберет все сама. Она подняла обычно равнодушные глаза, сейчас я видела в них благодарность:
— Ты хорошая, Минти.
Во время бессонных ночей я избавлялась от Натана. Все было логично — Натану уже не нужны его рубашки, костюмы, обувь, поэтому надо было просто упаковать их и убрать. Но, прикасаясь к ним, я забывала о логике. Иногда мне удавалось очистить целую полку, иногда это было выше моих сил. Этот процесс расставания должен был происходить тайно, потому что я не хотела делать мальчиков свидетелями, и потому что это было… так больно. Поэтому я старалась собирать вещи урывками, украдкой, в течение таких плохих ночей, как эта.
