— Нет, Антонио, извини, но мне сегодня не до этого. Можешь даже не уговаривать, — Фернандо категорически отказывался от приятного приключения. — Я зашел сюда лишь для того, чтобы выпить коктейль.
— Хорошо. — Антонио стоял с расстроенным видом. — А что же мне им сказать? Может быть, посоветуешь?
— Не знаю, — пожал плечами Фернандо и взял со стойки стакан с коктейлем, который приготовил ему бармен. — Скажи, что я только что вернулся с похорон любимой тетушки, хотя, нет-нет, тетушку не надо, я ее слишком люблю и боюсь даже в шутку говорить о ее смерти. — Он отхлебнул коктейля. — Антонио, придумай что-нибудь! — воскликнул он. — Скажи им, что я в угнетенном состоянии, или нечто в этом роде.
— Если я им скажу, то будет еще хуже, — пригрозил ему шутливо Антонио. — Они тогда непременно захотят утешить тебя, заставить забыть о плохом, воодушевить.
— Ты что, не знаешь женщин? — спросил Фернандо.
— Вообще-то всегда считал, что знаю, — усмехнулся Антонио, заинтересованный фразой Фернандо.
— А я вот до сегодняшнего дня тоже так думал, но теперь не очень уверен в этом, — произнес Фернандо, допил свой коктейль и хлопнул его по плечу. — Желаю успеха! Я уверен, что ты и один прекрасно справишься, Антонио! — Он махнул рукой в сторону столика с сеньоритами и быстро вышел из ресторана. Антонио ничего не успел ему сказать, чтобы удержать.
— Фернандо! Фернандо! — попытался он крикнуть ему вслед, но понял, что его старания бесполезны.
На экране осциллографа бежала ломаная линия с неравными всплесками, отражающая работу сердца мадам Герреро. Женщина лежала рядом с прибором на кровати, и внешний вид ее говорил о том, что она находится на грани жизни и смерти. Черты лица ее еще больше заострились и приняли землистый оттенок.
Жалюзи наглухо закрывали вид на улицу. В палате стояла тяжелая, тягучая тишина, даже попискивание осциллографа, кажется, не нарушало ее. Исабель стояла возле постели мадам Герреро, вглядывалась в лицо больной. Тишина палаты подавляла девушку. Ей начинало казаться, что она находится здесь уже целую вечность.
В палату тихо вошла Бернарда. Девушке вдруг стало зябко, и она обхватила свои плечи руками, пытаясь согреться.
— Исабель, может быть, отдохнешь хоть немного? — спросила Бернарда, касаясь рукой ее локтя. Она боялась дотрагиваться до Исабель, боялась, что та вновь отшатнется от нее, как от прокаженной.
И все равно Бернарда почувствовала, что даже от такого легкого, едва ощутимого прикосновения Исабель напряглась. Бернарда тотчас же убрала руку.
— Нет, со мной все в порядке, — холодно ответила Исабель, даже не посмотрев в ее сторону. Взгляд девушки был прикован к бегущей на экране осциллографа линии.
— Можно мне остаться с тобой? — робко спросила Бернарда.
— В этом нет необходимости, — отказалась Исабель. — Там снаружи есть кресло, в нем тебе будет удобнее, — отослала она Бернарду в соседнюю комнату.
— Как хочешь, — потерянно ответила Бернарда и вышла.
Лицо мадам Герреро по-прежнему оставалось неподвижным, дыхание ее было столь слабым, что почти не угадывалось. Порой Исабель казалось, что перед ней лежит манекен. Мысли о том, что мадам Герреро уже мертва, она со страхом отгоняла от себя, с надеждой глядя на экран осциллографа, который являлся сейчас единственным доказательством того, что сердце матери еще продолжает биться.
Эмилио вышел из клиники с твердым намерением помочь Исабель решить проблему с оплатой за лечение мадам Герреро. Он был уверен, что сможет сделать это с помощью отца. Ведь зная финансовое положение мадам Герреро, которое было далеко не таким благополучным, как это представляла себе Исабель, Эмилио сомневался, что адвокат Пинтос сможет к утру найти необходимую сумму.
Отец был дома, и Эмилио сразу же, не откладывая на потом, высказал свою просьбу. Каково же было его удивление, когда отец сказал, что не сможет помочь ему, что для этого необходимо гораздо больше времени. Утро завтрашнего дня был слишком короткий срок.
— Отец, но мне нужна эта сумма как можно быстрее! — Эмилио не мог понять, почему отец так озадачен его просьбой. Тот даже прибегнул к виски с содовой, когда услышал его просьбу.
— Я понимаю тебя, сынок, но мы ничего не сможем сделать, — поставил он сына перед фактом. Конечно, ему было неприятно говорить об этом Эмилио, которого он очень любил, но в данном случае желание не совпадало с возможностями. Отец запахнулся в широкий махровый халат, в котором обычно сидел у себя в комнате, и сделал большой глоток из фужера. Он не мог смотреть в глаза сыну.
— Папа! — Эмилио следовал по пятам отца, который ходил по комнате широкими шагами. — Ведь речь идет о совсем небольшой сумме денег…
— Вот именно, сынок, — денег! — выделил последнее слово отец, опускаясь на диван и назидательно поднимая указательный палец.
— Я не понимаю тебя, отец! — Эмилио требовал от отца объяснений.
— Эмилио, — после небольшой паузы поднял глаза на сына отец. — Тебе уже давно пора начать понимать некоторые вещи. — Ему неприятен был этот разговор, но он был вынужден его начать. — Особенно когда дело касается денег.
— Но ты никогда не говорил мне, — растерялся Эмилио, — что у нас финансовые трудности.
— А ты и не спрашивал у меня никогда об этом, — пожал плечами отец. — Ты просто просил у меня деньги, чтобы сходить с друзьями в ресторан, в гости, на новую автомашину, на клубные взносы, — перечислял отец, — это расходы, обычные для юноши твоего возраста и положения.
— Отец, но ведь я работаю, зарабатываю деньги, — возразил Эмилио.
— Именно то, что ты зарабатываешь, придя на часок в день в свое учреждение, именно то, что ты зарабатываешь со своим плохим знанием английского, — с горечью говорил отец, — не покрывает твоих месячных расходов даже наполовину.
— Я не хочу и не буду сейчас спорить с тобой по этому поводу, мне нужны деньги для Исабель, и ты должен мне в этом помочь! — раздраженно начал объяснять отцу Эмилио. Упрек отца оставил в его душе неприятный осадок. Но он обещал Исабель позаботиться о депозите и не хотел, чтобы обещание расходилось с делом. Он просто должен достать к утру необходимую сумму. — Если сейчас у тебя нет необходимой суммы, папа, то подумай, у кого ты можешь взять ее взаймы, — требовал он от отца.
— Опомнись, дурачок, — встал с дивана отец и шагнул к сыну, они стали лицом к лицу. — Займы, которые я делаю, я буду использовать для оплаты своих собственных банковских счетов, которые находятся в весьма плачевном состоянии. — Он все больше горячился и от этого начинал жестикулировать. Поняв, что заходит слишком далеко в отношениях с сыном, он заставил себя успокоиться. — А сейчас извини, уже довольно поздно, я привык в это время ложиться спать. У меня не тот возраст, чтобы изменять своим привычкам. Это плохо отражается на самочувствии. Я хочу отдохнуть. — Он дал понять Эмилио, что разговор закончен.
