Глава 52
Алла
Я мечтала его увидеть. Бредила одинокими ночами. Не плакала, нет. Ну, разве что чуть-чуть и очень редко, когда совсем невмоготу становилось.
И вот – знаменательная встреча. Ждала ли я её? Нет. Надеялась ли? Наверное. Где-то очень глубоко. Туда не добраться даже спелеологам со спецоборудованием.
Он такой красивый. Изменился. В плечах стал шире, черты лица стали мужественнее. Исчезла мальчишеская мягкость. И улыбки, наверное, от него вряд ли дождёшься. Особенно сейчас, когда он злится.
Арк держит дочь бережно. Прижимает к груди так, что у меня сердце останавливается. Когда собиралась сказать? Никогда. То самое слово, что я услышала от него в телефонной трубке.
Наверное, он ответ видит по моим глазам. Брови у него на переносице сходятся. Губы сжимаются. Грозный, ах, какой он грозный!
– А с чего ты взял, что это твоя дочь? – мне удаётся даже улыбнуться. Хочется верить, что саркастически.
Арк неожиданно меняется. Вертикаль между бровями разглаживается. В глазах его столько нежности, когда он смотрит на дочь… И сердце снова сжимается в груди. Горло перехватывает – не вздохнуть.
Он отводит взгляд от малышки нехотя.
– Помнишь, я рассказывал тебе историю, как мама хотела девочку? Хвостики мне навязала в год?
Помню, конечно. Я всё помню. Все слова, рассказы, взгляды, вздохи. Кажется, если закрою глаза – проживу заново каждый день, что мы были вместе.
– У мамы остались фотографии того дня. Она их от отца прячет, пересматривает изредка. Она моя копия, Оса. Те же хвостики, глаза, нос, улыбка… Сколько ей? Только не лги, пожалуйста.
Да я и не думала лгать, дурачок мой. Зачем? Если ты узнал её сразу. Принял. Понял.
– Двадцать седьмого июля исполнился год.
Я вижу, как он подсчитывает. Быстро. С математикой у него всегда всё хорошо было.
– Значит, той ночью, в клубе. С первого раза и через презервативы.
У меня в глазах темнеет.
– Ты… помнишь?
И вот теперь его глаза смеются. Лицо становится мягче. Дочь крутится юлой, требует, чтобы он её отпустил. Арк осторожно сгружает сокровище на землю. Она тут же топает, рассказывает что-то про листики и «тлаву». Болтливая. Лопочет постоянно.
– Скажем так: не очень, – он наконец-то улыбается, – но знаю, что было. Почему ты ничего не сказала мне, Алл?
Хороший вопрос. Я вздыхаю.
– Боялась. Думала, не помнишь. Начнёшь считать и сомневаться.
– Я бы не сомневался. Поверил бы. Правда.
Он делает шаг навстречу – стремительный и широкий. Миг – и я в его объятиях.
– Алла, – выдыхает он, обнимая, – Оса моя. Якорь. Жить без тебя не могу.
Греюсь в его лучах. Плавлюсь в жаре его рук, а потом уворачиваюсь, не давая поцеловать. Он что, думал, я сейчас воском растекусь? Упаду ему в руки и всё? Победа?
– Ну, жил же ты всё это время как-то? Я помню ещё твоё «никогда», Арк. И если ты думаешь, что скажешь мне пару слов и приласкаешь, а я приползу к тебе на хвосте, то глубоко ошибаешься.
Он ерошит волосы, трёт щёку, мотает головой, пытаясь прийти в себя, словно я ударила его. Затем подхватывает дочь, что снова вознамерилась падать.
– Как ты её назвала? – прижимает пальцем нос-кнопочку. Дочь, предательница, смеётся и неожиданно обнимает его за шею. Дарит слюнявый поцелуй. У Арка такое лицо, будто ещё немного – и расплачется. Но такие большие мальчики не плачут же, да?.. Или нет?..
– Спроси, она сама тебе скажет.
– Как тебя зовут? – он серьёзен, но украдкой щекочет ей животик.
– Астя Алейкина! – выдаёт моё сокровище. Наше. Чёрт, к этому ещё нужно привыкнуть.
Он снова мрачнеет и ворчит:
– Какая же ты Жалейкина? Драконова!
А потом замирает.
– Настя?.. Оса, наповал, понимаешь?
Я ничего не понимаю. Арк снова смеётся. Ему вторит Настюшка.
– Настя Драконова! Ася Драконова!
– Аконова, – послушно повторяет маленький попугайчик и хлопает в ладоши.
– Так зовут мою бабушку, – смотрит он на меня. – Мало того, что ты дочь родила – они там все с ума сошли, ожидая девочку, так ещё и имя ей дала знаковое. Как только Драконовы узнают, спокойной жизни конец.
Он снова мрачнеет.
– Нам надо поговорить, Алл. Честно, без недомолвок. Сейчас. Ты не вышла замуж. Ты не сказала, что беременна, и сбежала. Я хочу знать, почему. Ведь не думала же ты, что я тебя брошу из-за ребёнка?
Наверное, он прав. Нужно всё рассказать. Я машу рукой в сторону лавочки под двумя раскидистыми липами.
Мы садимся рядом, но не близко. Два подростка, что хотят прикоснуться, но неловко себя чувствуют. Не знают, куда деть руки-грабли и как поставить ноги-крюки. Зато Насте абсолютно всё равно. Она выудила из сумки куклу и учит её уму-разуму.
– Рассказывай, – подталкивает меня Драконов. – Желательно по порядку.
Я вздыхаю, собираясь с мыслями. Больше нечего скрывать. И мать его выгораживать нет причин. Я не смотрю на Арка. Не хочу, чтобы не сбиться, но всё же замечаю, как он снова злится, но уже не на меня.
– Надо было всё рассказать, Алл, – у него нормальный голос. Не злобный и не категоричный. – Мы бы вместе что-нибудь придумали.
– Ты так радовался свободе, независимости. А тут я. С беременностью и семейными проблемами. Простил бы ты меня, если бы я тебя связала по рукам и ногам? Лишила того, чего ты добивался?
Арк молчит. Расслабляется. Удобно устраивается на лавочке, опирается о спинку, руки в карманы закладывает, вытянув вперёд длинные ноги. Я смотрю на все эти телодвижения, и у меня внутри революция происходит. Невовремя как… Жар, томление, желание прижаться к нему. Получить поцелуй и много чего другого.
Он прикрывает глаза, и я начинаю хлопать ресницами, соображая, что всё это значит. То есть я тут выложила всё начистоту, сижу, как на иголках, жду, что он скажет, а ему, кажется, поспать захотелось?!
– Осточертела мне свобода, Алл. Это
