твоей команде?
— Без комментариев.
— Почему «Стеф»?
— Степан Ефремов.
— Ты в людей стрелял?
— Без комментариев, — терпение у мужика ангельское. Даже если я его достала, вида он не показывает, и не просит заткнуться и оставить его в покое.
— Давно знаешь Барханова?
— Около пяти лет.
— Как вы познакомились?
— Я помог ему с семейным делом, — вот тут он хмурится.
— С каким.
— Я не разглашаю сведения о клиентах. Это конфиденциальная информация.
— Ты прямо, как врач. Тайну не расскажи, не навреди…
— Навредить могу, — лениво добавляет он.
— Мечта, а не мужчина.
Теперь мне жуть, как интересно, что за дело такое семейное он решал для Барханова. Но понимаю, что допытываться бесполезно.
— Спроси у него сама. Захочет — расскажет.
— Пф, — машу рукой, — я не настолько важна и умна, чтобы делиться со мной такими подробностями. Не дотягиваю.
Он отвлекается от дороги, смотрит на меня пристально, будто пытается что-то понять, потом цыкает и отворачивается:
— Что?
— Веселые вы. Оба.
Что он хотел этим сказать, я не поняла.
Глава 24.3
Добрались мы, конечно, быстрее чем на автобусе. Я даже не успела ни укачаться, ни заснуть, хотя обычно к концу дороги превращалась в зеленый переваренный овощ, у которого рвется рот от постоянных зевков. А тут ничего, бодрячком. Стеф вроде и не торопился, но стрелка спидометра прилично уползала за сотню.
— Почему машина у тебя такая страшная? — хлопаю по простенькой серой панели.
— Рабочая.
— Все равно, мог бы что-то поинтереснее взять. Эта просто…никакая!
— Так и должно быть. Мне она не для выпендрежа нужна, а чтобы быть незаметным.
— Да? — складываю руки на груди, — а я думала, у тебя денег нет на нормальную.
Специально его провоцирую, но он лишь усмехается.
Терпеливый до одури. Я его и так, и эдак пытала, в надежде узнать что-нибудь интересное, но все без толку. На часть вопросов просто отмачивался, иногда улыбался, изредка, когда я ляпала что-нибудь из ряда вон – дергал бровью. Барханов бы за это время меня или придушил, или в окно выкинул, а этому хоть бы хны. Вот что значит специалист, по трудноразрешимым ситуациям. Профессионал!
Когда выворачиваем на знакомую улицу, у меня от предвкушения сжимается сердце:
— Приехали, — указываю на обычный деревянный дом в самом конце, — там аккуратно, рядом с домом канава. Не провались…
— Знаю.
— Так уж и знаешь? — недовольно фыркаю, — скажи еще, что лучше меня разбираешься, что тут и как!
— Три медведя над розовыми кустами, — выдает он.
Я не понимаю, что это значит, но спросить не успеваю, потому что мы останавливаемся возле ворот, а у открытой калитки стоит тетя Лида, а рядом с ней – Максимка.
Я тут же обо всем забываю. И о медведях, и о розах. Выскакиваю из машины и бросаюсь к ним. Подхватываю Макса на руки, кружу его, зацеловывая пухлые щеки. Он смеется, я реву белугой. От радости. Меня колошматит оттого, что вижу его, обнимаю, а он трепетно и по-детски непосредственно обнимает в ответ.
— Здравствуй, Лерочка, — тетя Лида тоже обнимает меня, — как доехали?
С интересом смотрит мне за спину, и я только сейчас вспоминаю про Стефа. Он уже вышел из машины, и теперь бродил вокруг – то пиная колеса, то ковыряя облупившую, пожелтевшую краску на капоте.
— Хорошо. Знакомься, тетя Лид, это Степан... — неумело замолкаю, но тут же выкручиваюсь, — Коллега. Попросила довезти, чтобы на автобусе не трястись. Ты же знаешь, укачивает меня. Вот, любезно согласился.
— Да? — тянет, чуть разочарованно, — а я думала, что ты, наконец, папашу непутевого привезти решила.
Стеф хмыкает и подходит к нам ближе.
— Здравствуйте.
Я не знаю, как он это делает. Но тетя Лида, старшая сестра матери, уже справившая свой пятидесятилетний юбилей, как-то вся подбоченивается, выпрямляется и кокетливо заправляет за ухо прядь тронутых сединой волос.
Я смотрю на нее, потом переводу взгляд на невозмутимого Степана и жму плечами. В том, что он хамелеон я уже убедилась. Когда хочет может быть незаметным, и наоборот.
— Вы надолго?
— Нет, тетя Лида, сейчас обратно поедем. Ждут нас.
— Жалко, — вздыхает она, — давайте, хоть накормлю, что ли. У нас сегодня окрошка.
Не знаю, как Стеф, но я проголодалась, поэтому соглашаюсь. Она первая уходит в дом, а мы еще тормозим возле крыльца. Максим елозит на руках, и приходится перехватить его поудобнее. Степан подмигивает моему сыну и протягивает ему ладонь, а тот бодро отвешивает пятюню и улыбается.
— Бархановская порода, — спокойно выдает он.
— И где ты ее тут увидел?
Снова стена молчания. Мне очень хочется треснуть за то, что доводит недосказанностью, и судя по вздернутой брови Стеф это прекрасно понимает.
— Иди. Не заставляй тетю ждать.
— А ты?
— Я не голоден. Мне надо сделать звонок.
— Отчитаться?
— Иди.
Я уверена, что сейчас он будет разговаривать с Бархановым, и меня от этого потряхивает. Странно быть под присмотром. Но…спокойно. Потому что рядом с ним, даже соседская шавка, которая вечно голосила и бросалась, как оголтелая, тихо сидела у своей калитки и старательно делала вид, что не замечает нас.
Он остается на улице, а мы заходим в дом.
— Мойте руки, — раздается голос с кухни, — я пока наложу.
Пока мы с Максом возимся возле умывальника, тетя Лида гремит тарелками. К нашему приходу уже все готово: тарелки на столе, поднос с зеленью и овощами, свежая деревенская сметана и ноздрястый черный хлеб.
Я аж заурчала от удовольствия. Правда сделав пару шагов, чуть не споткнулась:
— Это что?
Над столом два детских рисунка. На одном что-то коричневое, на другом — истошно розовое.
— Это мы сказку читали и медведей рисовали, — с гордость рассказывает тетя, — а это розы для любимой мамочки.
— Здорово, — у меня язык к небу примерзает. Сразу вспоминается та странная фраза, оброненная Стефом в машине.
Три медведя над розовыми кустами.
Зашибись, конечно. А цвет моего белья он тоже знает?
На миг сдавливаю пальцами переносицу, но окончательно загрузиться мне не дают.
— Мамочка, — кричит Макс. Обнимает меня, а потом проворно карабкается на
