Останься со мной - Маргарита Дюжева

— Это просто эмоции, Барханов. Ты же знаешь, что они пройдут. У тебя быстро, у меня со временем. И все станет, как и прежде.

Я не хочу, чтобы они проходили. Мне задолбалось быть деревянным Буратино, и жизнь эта строга в вечном амплуа бездушного калькулятора тоже заколебала. До дрожи хочется почувствовать себя нормальным человеком, которому свойственны и ошибки, и спонтанные решения, и все остальное.

— Я на минуточку заскочу в комнату. Забыла пакет, — она разворачивается и, перескакивая по две ступеньки за раз, несется наверх.

Я же наоборот стекаю. Прохожу в гостиную, падаю на диван, так, словно из меня выкачали все, до самого дна. Тру ладонями лицо, потом в них же и утыкаюсь, пытаясь перевести дух.

Этот сраный день окончательно меня доконал.

Леркины торопливые шаги раздаются где-то на втором этаже, потом топают по лестнице и замирают рядом со мной. Я поднимаю на нее взгляд, не зная, что еще сказать, чтобы ее удержать. Слова ничего не дадут. Они давно потеряли смысл.

— Ну… я пошла? — неловко переминается с ноги на ногу.

— Останься.

Она вздрагивает, но упрямо качает головой:

— Отвозить меня не надо. Я вызвала такси.

— Останься…

— Завтра поеду в деревню. За Максом. Нет смысла откладывать ваше знакомство. Тебя с собой не зову, извини. У там тетушка — божий одуванчик, она если тебя увидит — ее инфаркт хватит. Но как вернемся — сразу отзвонюсь. Решим, как быть дальше.

— Лера, — тяжело поднимаюсь с дивана.

Она знает, что я скажу, поэтому разворачивается и стремглав несется к дверям, на ходу бросая:

— Пока, Демид. Созвонимся.

Мне удается поймать ее только на пороге. Хватаю за холодную, вспотевшую ладонь и тяну к себе, не представляя, как можно отпустить.

— Да стой же ты, — пытаюсь перегородить е дорогу, но Лерка, как гибкая лоза, уворачивается, не позволяя к себе прикоснуться.

— Не надо, Демид, — по щекам слезы. Она их не прячет и не пытается сдержать. Как всегда все эмоции словно на ладони. Они переполняют ее, хлещут через край, отрикошечивая в меня.

— Не уходи, Лер. Останься со мной. Пожалуйста.

— Но… — она поднимает на меня несчастный взгляд.

— Но?

— Я не хочу, — тихо роняет и выскакивает на улицу, туда, где возле ворот уже ждет такси.

Глава 24

Я чуть не сдохла. Честно. Еще бы чуть-чуть и прямо там, в этом шикарном доме, на глазах у Демида откинула бы свои скромные коньки. Что происходило в моем бедном, полностью дезориентированном организме — я даже слов цензурных подобрать не могу. Это полный. Всеобъемлющий. Катастрофически мощный…Конец света.

Я в очередной раз осознала, какая я маленькая, наивная и вообще божий одуванчик. Пусь порой бестолковый, наглый и вредный, но все-таки всего лишь одуванчик. В мире Демида таких как я жрут пачками, вместе с костями и даже не давятся. Перешагиваю и топчут, забывая об этом уже через мгновение. Расходный материал, только и всего.

Я не могу представить, что бы кто-то в моем привычном окружении поступил так, как Эльвира. Хотя, может я просто никогда не сражалась за мужика, не царапалась за него, срывая когти до крови. Не знаю. Мне все это дико. И чудовищно.

Я уезжаю от него в таком состоянии, будто меня пропустили через мясорубку. Сначала жуткое чувство вины, такое сильное, что я сама была готова сдаться стражам порядка. Потом не менее жуткий шок оттого, что все это просто шоу, способ устранения конкурентов. А потом…потом разговор с Демидом, который отобрал последние силы.

Я видела его глаза. В них пылало что-то новое, что-то чего раньше там не было. И говорил он искренне от души. Я чувствовала это, но не испытывала ни радости оттого, что он, наконец, оттаял и открылся, ни облегчения оттого, что все позади, ни надежды.

Чувство самосохранения вопило: Беги, Лерка! Беги! Не вытянешь ты такого, как Демид. Он слишком. Во всем. По каждому пункту. Рано или поздно раздавит и все.

Но была и другая моя часть. Тот самый Ежик, который обливался кровавыми слезами и рвался к Барханову, потому что чувствовал, что ему плохо. И больно.

Страх и стремление выжить все-таки победили. И я не жалела об этом. Почти.

Полдороги я просто в голос рыдала, выла, так что бедный водитель то покраснел, то побелел, то покрывался мелкими бисеринками пота, и на светофорах останавливался с самым несчастным видом. Он явно мечтал поскорее избавиться от стенающей истерички в моем лице, и когда добрались до места — слинял так быстро, что я даже до подъезда не успела дойти.

Дома было тихо. Мама еще не вернулась с работы, поэтому я неспешно разобрала вещи и кое-как привела себя в порядок. Даже подкрасилась немного, чтобы не так бросался в глаза мои изнеможенный вид.

Впрочем, на маму мои уловки не подействовали. Едва переступив через порог, она произнесла:

— Неужели Лерка уже вернулась?

А едва увидев меня, старательно улыбающуюся и приветливую, тут же добавила:

— Что с личиком? Опять ревела?

Я сдуваюсь, отбрасываю бесполезные улыбки и всю эту нелепую маскировку, и на просто зову ее за собой:

— Идем. Я ужин приготовила.

Мама тактично выдерживает паузу. Моет руки, прилежно ест все, что я на кашеварила, и только когда переходим к чаю, наконец, задает первый вопрос:

— Почему ты вернулась?

— Конфликт решился. Демид нашел всех причастных и виноватых. Больше никто не сунется.

Она, не торопясь отхлебывает горячий чай, чуть щурясь, смотрит на меня поверх парящей кружки:

— Молодец он.

— Да.

— Подробности будут?

— Нет, – виновато улыбаюсь и качаю головой. Подробности — это значит рассказать о том, что когда-то провела ночь в камере, и о том, как меня возили на старый завод, и об Эле, которая хотела повесить на меня убийство ребенка. Мама не заслуживает такой правды, она и так всю жизнь краснеет за мои поступки, — могу только сказать, что ты была права. Таких мужиков, как он, в руки соперницам не отдают. За них горло грызут.

— И что он в итоге выбрал?

Жму плечами:

— Важнее, что в итоге выберу я.

Мама ободряюще улыбается:

— Ты молодец, Лер. И все сделаешь правильно. Я