радуетесь, – бормочет мать под нос. – Эта Лиля такая стерва, еще попьет из тебя крови. Вот попомнишь мои слова.
Настроение скатывается на ноль. Матери не отвечаю. Не буду давать повода, чтобы раздуть конфликт. Сегодня она мне и так нервы потрепала знатно. Останавливаю машину перед подъездом.
– Иди, мам. Я пока парковочное место найду, – настойчиво прошу мать.
Родительница кидает на меня сердитый взгляд.
– Ты не ищи во мне врага, Ксюша. Я тебе не желаю зла.
– Я знаю, мам. Просто дай мне хоть пять минут отдышаться. Иди, – уже цежу сквозь зубы, потому как чувствую, что вот-вот взорвусь.
– Ладно. Я пойду. Долго не засиживайся. Я чаю тебе успокоительного заварю, а то уж больно нервная ты у меня стала.
– Хорошо, мам, – поджимаю губы в виде улыбки.
Родительница, видя, что я на пределе, быстро ретируется, при этом не забыв громко хлопнуть дверью. Вот же ж зараза. Морщусь от пронзительного звука. Дожидаюсь, когда мать скроется в подъезде и только тогда расслабляюсь.
Оглядываюсь по сторонам, в поисках свободного местечка, и у меня неожиданно при виде ярко-красного майбаха замирает сердце.
Боже! Этого не может быть! Дверь майбаха открывается, и я не верю своим глазам, сердце как сумасшедшее колотится в груди и, кажется, еще немного, и пробьет тонкие ребра, а тем временем из салона автомобиля выбирается Игнат. В одной его руке огромный букет белых роз, в другой – трость.
Сердце резко останавливается и, кажется, что почти разрывается в груди. Мне так горячо и одновременно холодно. Где-то в носоглотке защипало из-за соленой влаги. Шмыгнув носом, облизала пересохшие губы.
Игнат, прихрамывая и опираясь на трость, с букетом наперевес идет прямо ко мне.
Боже! Прикрываю рот ладошкой, чтобы не разреветься.
Игнат ничуть не изменился – все так же красив. Только немного похудел, кажется. И прическа изменилась, и на лице видна легкая небритость… и… Боже, что мне делать? Что мне делать!
Игнат прожигает меня взглядом, а потом… улыбается, и мое истерзанное сердце, уже вымотанное до изнеможения, собирает остатки сил и пускается в галоп с таким надрывом, что кажется, это последний его забег. Игнат подходит к машине. Я не могу сдвинуться с места. Сижу, как застывшая статуя, на месте, только головой могу крутить.
Щелчок. Дверь открывается. И меня тут же окутывает запах ароматных роз и одеколона мужа. Глубоко вдыхаю и пропадаю. Теряю голову. Потому что понимаю, что скучала по нему. Скучала так, что готова простить, забыть и начать все с чистого листа, если предложит.
– Ксюш, – хриплый грудной голос мужа прокатывается под кожей электрическим разрядом. Меня начинает знобить. – Ксюш. Прости меня. Я знаю, что сложно. Знаю, что должен был дать тебе свободу. Дать тебе шанс начать жизнь без меня. Но я не смог. Прости. Я не могу без тебя, Ксюш. Я люблю тебя.
Муж встает на колено. Ему больно. Очень. Я вижу это по тому, как у него набухают синие венки на висках, как на лбу выступает пот, но он это все же делает. Протягивает мне цветы и небольшую бархатную коробочку. Расцепляя мои заледеневшие пальцы, опускает ее на ладонь. И взглядом пожирает мой округлый живот.
Я громко сглатываю.
– Игнат, – шершавый голос царапает нёбо.
– Прости, родная. Я так виноват перед тобой, – шепчет он, и его горячее дыхание и сухие губы обжигают кожу пальцев рук. – Но я не могу без тебя. Не могу наблюдать за тобой со стороны. Это слишком тяжело. Слишком больно.
– Игнат, – обхватив лицо мужа пальцами, вынуждаю его поднять голову, посмотреть на меня. – Дай себе этот шанс. Попробуй начать все сначала.
У мужа глаза превращаются в два бездонных колодца. Я в них тону, без шансов на то, чтобы уцепиться хоть за какой-то спасательный круг.
– Я пытался, Ксюш, пытался, – шепчет пересохшими губами.
– Со мной, Игнат. Все сначала со мной, Кирой и нашим сыном. Я тебя тоже люблю, Игнат.
Опускаю голову, и наши губы соприкасаются в долгом, страстном поцелуе.
Я чувствую, как он крепко прижимает меня к себе.
– Ты не представляешь, как я скучал по тебе, – шепчет он.
Я обнимаю его за шею и прижимаюсь сильнее.
– Я скучал, – шепчет он мне в губы, а я чувствую его горячее дыхание на своей коже.
Я не могу надышаться его запахом, как бы ни старалась, как бы ни пыталась.
Как же долго я ждала этого момента, и вот он настал.
И он такой родной, такой близкий, такой желанный. И мой!
Я уже давно решила для себя, что, если Игнат вернется, придет сам, я дам ему шанс на то, чтобы вновь завоевать меня. Завоевать мое доверие и мою любовь. Хотя! Любовь, она никуда и не делась! А заниматься самообманом я не хочу. Жизнь слишком короткая, чтобы позволить заблуждениям разрушить наше будущее.
Красный Майбах плавно тормозит, и совсем останавливается прямо перед входом в гостиницу «Азимут». Из автомобиля выходит молодой мужчина. В красиво уложенных волосах играют солнечные лучи, а в налитых тьмой глазах горят дьявольские костры. Поджатые в тонкую полоску губы, выпяченный вперед подбородок говорят о том, что мужчина в гневе.
Одернув пиджак, стряхнул с него невидимые пылинки. Подхватив трость, он твердым шагом направляется к открытым дверям, на ходу бросая торопящемуся навстречу парковщику.
– Я ненадолго. Далеко не отгоняй. Ключи на ресепшн оставишь, – режет воздух ледяным тоном.
Сегодня Игнат приехал в гламурный «бордель» не по праздному случаю, а чтобы выяснить отношение с тем, кто посмел обидеть его жену.
Сердце в груди сжалось в комок, превращаясь в камень, при мысли о том, что ублюдок Озимков, воспользовавшись случаем, попытался навредить Ксении.
Прежде чем войти в зал, Игнат сделал глубокий вдох-выдох, унимая дрожь в теле и разжимая пальцы, до судороги сжатые в кулак.
– Господин Гурьев?! – будто из воздуха рядом с ним возникает официант и открывая перед ним дверь приглашает пройти. – Я вас провожу. Аркадий Романович уже ждет вас.
Мужчина косится на официанта, у того натянута на губы дежурная улыбка.
– Прошу, – повторяет.
Игнат проходит в зал ресторана. Аркадия он замечает сразу же. В это раз Озимков устроился на первом этаже, за столиком посредине. Улыбаясь, он поднял руку вверх, приветствуя.
Хмуря брови и щуря в скрытой угрозе глаза, Игнат
