– Проходите.
– Где она? – спрашиваю я. Мисс Майлз подходит ко мне и протягивает руку.
– Вы не волнуйтесь, все хорошо, сейчас с ней учительница.
У мисс Майлз короткие темные волосы, открытое, доброе лицо и мягкий шотландский акцент.
– Сначала я хотела бы поговорить с вами.
И мисс Майлз описывает ситуацию: Айла отправила одной из подружек Джеммы сообщение с приглашением прийти к нам на чай. Джемма страшно разозлилась. Мисс Майлз показывает мне сообщение Джеммы Айле:
– Не смей приближаться к моим подругам и писать им, ты, уродка.
– Это ужасно, – говорю я дрожащим голосом, – какая она злая, эта…
– Мисс Уайлд, мы согласны. Мы не терпим издевательств или ущемления прав в любой форме.
– И что вы собираетесь делать?
– К этому мы вернемся через минутку.
Мисс Майлз рассказывает дальше: на уроке физкультуры Айла запуталась в шнурках и упала, пытаясь бросить мяч через сетку. Джемма стала издеваться и подначивала других последовать ее примеру:
– Видите – она правда инвалид!
– А куда учительница смотрела?! – возмущаюсь я.
– Это все произошло слишком быстро, мисс Уайлд. Конечно же, мы уведомим об этом происшествии родителей Джеммы и сообщим, почему она отстранена от занятий.
– И все? Отстранена от занятий? Скорее подарок, чем наказание.
– Джемма будет отстранена от занятий в течение очень длительного времени, чтобы у нее была возможность обдумать свой поступок. Ей будет вынесен выговор в письменном виде, и если это когда-нибудь повторится, будут серьезные последствия. Пока что мы хотим поговорить с Джеммой, чтобы она поняла – то, как она обращается с Айлой, недопустимо.
И тут на пороге появляется Айла, заплаканная.
– Айла, я как раз рассказывала твоей маме, что мы серьезно относимся к этому происшествию и не хотели бы его повторения. Понимаешь?
Айла кивает.
Все, что произошло между мной и Уордом, и то, как я облажалась, отходит на второй план, когда Айла подбегает ко мне и обнимает меня крепко-крепко, испуганная девочка, которая не хочет меня отпускать. И я держу ее крепко-крепко. На какое-то мгновение меня душат слезы – и с головой накрывает тоска по бабуле и ее ласковым словам, и по маме, которой никогда не было в моей жизни, и поэтому я никогда не чувствовала себя цельной.
Лиззи приходит к ужину. Айла сидит за кухонным столом и разминает себе плечи, чтобы не уснуть раньше времени, а я топчусь у плиты. Готовлю рыбный пирог и картофельное пюре, вспоминая события сегодняшнего вечера.
Поговорив с мисс Майлз, мы с Айлой вернулись домой. Пили горячий шоколад, смотрели телевизор, забравшись с ногами на диван, – Спад дремал у меня на коленях. Мне показалось, что Айла очень обрадовалась, когда я сказала, что на выходные мы поедем к дедушке. Я собирала вещи, а Айла принимала ванну – в своем любимом купальнике. Первый раз в жизни моя дочь стеснялась меня. Думаю, отчасти это можно объяснить тем, что Айла заметила изменения в своем теле. А еще, мне кажется, где-то в глубине души она начала испытывать комплексы перед девушками в школе. Я осторожно направила беседу в нужное русло, и Айла призналась, что Джемма и девчонки дразнят ее плоскодонкой.
– Тут, – она дотронулась до своей груди, – я как блин.
Я вспомнила, как в средней школе запихивала носки себе в лифчик, чтобы не казаться «плоской».
– У тебя еще много времени, чтобы вырасти, Айла, – уверяю я свою дочь, а сама втайне мечтаю придушить эту гадину Джемму. – Не позволяй какой-то там Джемме себя расстраивать. Как только она скажет очередную гадость, вспомни свою любимую песню или любимое место и мысленно перенесись туда. А вот если она будет цепляться к тебе постоянно, то расскажи мне и учительнице.
Зуммер в духовке возвращает меня в реальность. Айла делится с Лиззи планами непременно открыть салон красоты, когда она вырастет.
– Звучит потрясающе, – приторно сладко воркует Лиззи. – А теперь пришло время массажа от твоей мамочки.
– Можно, я сделаю тебе прическу, Лиззи?
Вопрос риторический – Айла уже расчесывает ей волосы, Лиззи старается не визжать, когда расческа запутывается в волосах.
Заплетя огромную косу, Айла выбивается из сил и решает сделать маленькие косички по бокам. Лиззи смотрит в зеркало, вертится так и эдак.
– Можно спокойно пойти на свидание с Джорджем Клуни, – говорит она, стараясь не смеяться. Слишком поздно. Она смеется. И я тоже, и Айла. Мы не можем удержаться от смеха. Чудесный момент после такого дурацкого дня.
Той же ночью Лиззи «на страже» у двери комнаты Айлы – а я сижу на тумбе рядом с ее кроватью и ласково глажу дочь по волосам. Айла снова плакала, все говорила, что не хочет ложиться спать; но главным образом потому, что ей грустно и одиноко из-за событий в школе. Я не хочу, чтобы у дочери выработалась аллергия на школьную форму; не хочу, чтобы она стала бояться понедельника, как раньше его боялась я. Я хочу, чтобы она была счастлива, чтобы ей ничто не угрожало, чтобы она чувствовала, что ее любят.
– Я ведь не такая, как остальные? – смотрит на меня Айла своими большими невинными голубыми глазами. – Я инвалид.
– Нет. Ты просто Айла, и если бы все в этом мире были одинаковыми, было бы совсем скучно. То, что у тебя ДЦП, делает тебя тем, кто ты есть, – смелой и доброй девочкой, которой гордится ее старушка-мать.
Лиззи присоединяется ко мне.
– Твоя крестная мама Лиззи думает то же самое. У тебя просто кривоватые ножки, Айла, и все. А у меня, например, слишком большие уши, смотри.
Она шевелит ушами, но Айла все не хочет улыбаться.
– Джемма надо мной издевается, – говорит она, – смеется, что я не могу ходить ровно.
– Так, – говорю я. – А ты ей скажи, что это не имеет значения: ты же не собираешься становиться канатоходкой! Ха-ха.
На лице Айлы появляется еле заметная улыбка.
– И пусть ты не можешь ходить ровно, для меня куда важнее твое мужество.
Я целую дочь в щеку.
Лиззи тоже целует ее в щеку.
– Твоя мама права. Ты другая. И я другая. И поэтому мир такой, какой он есть.
За ужином я требую, чтобы Лиззи чем-нибудь меня развлекла. Она рассказывает о своем Дэйве – они совершенно счастливы, и она наконец-то нашла родственную душу. Потом Лиззи рассказывает про свою компанию. За последний месяц она только и занималась тем, что помогала разгребать хлам одной жительнице Лондона. Ей слегка за тридцать, и она ужасно депрессивная, к тому же невероятно толстая.
– Из-за этого хлама я и в дом-то зайти не смогла, – говорит Лиззи, нарезая перец себе в салат, – интересно, как она сама-то туда заходит! Хлам у нее даже в душевой кабине.
– Ужасно, но почему-то это поднимает мне настроение, – отвечаю я Лиззи, слегка улыбнувшись.
