Трева.
— Это было слишком по многим причинам, — бормочет Тревор.
Луна сердито смотрит на него.
— Ты спросил.
— Мне жаль, что я спросил.
— Тебе жаль? — она хмурится, всё ещё в ярости, но вскоре печаль сменяет гнев. Вот почему я заключаю её в объятия. — Я рассказала тебе то, чего даже не говорила… — Луна делает глубокий вдох и выдох. Лишь после этого она смотрит мне в глаза. — Как насчет того, чтобы притвориться, что ты ничего этого не слышал?
Многим людям не нравится чувствовать себя уязвимыми, но Луна старается полностью избегать этого. Делиться всем этим для неё было нелегко.
— Как насчет того, чтобы продолжить? — я ухмыляюсь, пытаясь поднять ей настроение.
— Пожалуйста, не надо, — бормочет Тревор, поднимая руки.
— Послушай, я не знаю, в чем твоя проблема, но я не собираюсь причинять Генри вред, — Луна скрещивает руки на груди.
— Докажи это.
Поджав губы, она качает головой. Затем мы с ней говорим одновременно.
— Мне не нужно тебе ничего доказывать, — огрызается она в тот же момент, когда я спрашиваю:
— О чем ты?
Я улыбаюсь своей девушке, зная, что она действительно была бы любезна, если бы Трев просто спросил, а не обвинял её.
Тревор практически игнорирует мой вопрос.
— Ты сделаешь это не для меня., — заявляет он.
Мне не нравится, как это звучит. Когда я встречаюсь взглядом с Луной, я знаю, что ей тоже не нравится.
ТРЕВОР
Генри улетел в Париж. Луна осталась в Лондоне. Он взбешен, и мне абсолютно наплевать, что она чувствует, но всё уладилось. Это означает, что ситуация под контролем и дальнейшего пиар-ущерба удалось избежать.
По крайней мере, на два дня.
Как только Генри возвращается домой, начинается всё то же дерьмо. Мой брат-идиот хочет гулять со своей “девушкой”. Так он называет её сейчас. Не имеет значения, как, почему, где и когда я пытаюсь объяснить, почему это плохая идея. Каждое моё замечание опровергается. Все до единого.
По крайней мере, у неё хватает здравого смысла остаться дома. Кажется, она хочет избежать внимания. Я на это не куплюсь. Иначе зачем связываться с кем-то вроде Генри? Особенно когда это пойдет ей на пользу?
И есть комната наверху. Я не знаю, что задумал мой брат, но для этого нужны замок и ключ. Если он не работает или не с Луной, он там, наверху. Возможно, что-то строит. Он постоянно что-то строил, когда мы были детьми. Птичник, собачий домик, мамин сад. Он так же умело обращался с пилой и молотком, как с футбольным мячом. У парня, без сомнения, талант. Но как только он открыл для себя актерское мастерство, всё остальное перестало иметь значение. Он делает то же самое с этой девушкой. Это проблема.
Каждый раз, когда я жалуюсь на неё, я знаю, что за этим последует. Точно знаю, что мой брат собирается мне сказать.
— Тебе нужно быть повежливее, — выдыхает Генри.
Точно по сигналу.
Я раздраженно выгибаю бровь.
— Тебе нужно быть умнее.
— Я веду себя умно. Она делает меня счастливым.
Вот такое дерьмо. Почему так всегда?
— Ты знаешь её месяц! — глубоко вдыхая, я скрещиваю руки на груди, чтобы не придушить тупицу.
— Я знаю её гораздо дольше, — настаивает Генри. — Мы познакомились ещё в Лос-Анджелесе.
Возможно, он говорит правду. В конце концов, прошло много времени с тех пор, как у него с кем-то были отношения. После провала его последних отношений он перестал валять дурака и серьезно занялся своей карьерой.
Это было великолепно. Никаких отвлекающих факторов. Никаких глупостей. Им движет только работа. Мишель считает, что роль Генри в "White Memorial" могла бы принести ему "Эмми". Роль Бенджамина, если он сыграет её правильно, гарантированно принесет ему номинацию на "Оскар". Возможно, даже привезет домой трофей.
Беда в том, что он потерял интерес к сюжету. Слишком сосредоточен на своей чертовой девчонке. Покупает ей подарки. Чёрт возьми. Я не склонен волноваться, но я волнуюсь. Книги. Цветы. Он хочет путешествовать с ней.
— Слушай, чувак, она тебе нравится? Как твой брат, я говорю, это здорово. Молодец. Но я не просто твой брат, и должен сказать тебе, что это неправильный шаг, — я провожу рукой по своей свежевыбритой челюсти, мои движения отмечены волнением. — Не торопись.
— Почему?
— К чему такая спешка? — я делаю глубокий вдох. — Почему бы не дать ей шанс доказать, что она здесь только ради тебя?
Генри раздраженно закатывает глаза.
— Она же не беременна, правда? — ворчу я.
Глупая улыбка, появляющаяся на лице Генри, говорит мне, что он был бы не против, если бы это было так. Слава Богу, он качает головой.
— Она не беременна. Луна…Она не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо знал.
Чёрт возьми.
Я провожу рукой по лицу. Этот ребенок и его сердце. Он всегда был слишком эмоциональным и слишком чувствительным для своего же блага. Хотя он никогда не привязывался так быстро.
— Брат, если ты счастлив, то и я счастлив, — киваю я.
— Но… — ухмыляется он.
— Но любовь и похоть легко спутать, особенно на раннем этапе. Не торопись. Вот и всё, что я хочу сказать.
Генри не согласен, но я могу сказать, что он взвешивает мой совет.
— Я ничего не обещаю.
— Тебе и не нужно, — не думая ни о чем другом, я качаю головой всю дорогу до кухни.
— Я попрошу её присоединиться ко мне на премьере.
Я останавливаюсь на полпути, делаю глубокий вдох и напоминаю себе, что я не жестокий человек. Хотя мой брат испытывает меня.
— Только не премьера “White Memorial”, — рычу я.
Оскар, Met Gala, Канны и посещение недель моды "Большой четверки" — вот места, где стоит побывать. Генри почти на месте. Его приглашали на показы, и в данный момент мы ведем переговоры с Burberry. Нет сомнений, что для него будут открыты все двери, если второй сезон White Memorial станет таким же хитом, как и первый. Или если его роль в De East LA окажется такой, какой, я знаю, она может быть.
— Да, — отвечает он со своей раздражающей ухмылкой. Он трусцой поднимается по лестнице, и я следую за ним. — Сегодня вечером мы идем в “Глобус”, — добавляет он через плечо. — У меня есть билеты.
— Чёрт возьми, Генри, что мы только что обсуждали? — рявкаю я.
Уходя, он ухмыляется, а я остаюсь в недоумении, почему я вообще решил стать публицистом.