– Нам давно известно, что сам Снид уже двадцать лет состоит в одном из таких обществ. – Она вздохнула. – Спросить нужно было, Энджи.
– Мне и в голову не пришло! – простонала дочь.
– Но ты-то должен был знать, Майкл! – вставила Лора.
Майкл Раис кивнул:
– Должен был. И знал. Но не ожидал, что он так отреагирует. Ведь не тайну же исповеди вы открыли, в конце концов! – Майк покачал головой. – Но не падайте духом, Энджи, и клиентке не показывайте, что расстроены. Начало отличное, уверяю вас.
Энджи была рада, что эти несколько минут Джада с Мишель провели в дамской комнате и не слышали разговора. Впрочем, Джада с ее острым умом наверняка сама поняла, что адвокат допустила грубейший промах.
– Никак не могу прийти в себя, – призналась Джада, вместе с подругой присоединившись к юристам. – Просто не могу прийти в себя после всей той лжи, что она наговорила! Это нечестно!
– Нечестно! – фыркнула Мишель. – Нашла от кого честности ожидать. У них же весь лживый спектакль как по нотам расписан. Сейчас Тоня Грин к выходу готовится. Мы ее в туалете видели, – объяснила она остальным. – Макияж подправляет, будто на премьеру в «Опера» пришла. – Мишель взяла руку Джады в свою. Энджи хотелось сделать то же, но она сдержалась и лишь похлопала клиентку по плечу.
– Не волнуйся. Твоя свекровь совершенно изовралась, противоречила собственным показаниям, и это нам на руку. Когда Крескин вызовет Тоню Грин, мы ее разделаем под орех.
– Пора двигаться, – объявила Лора. – Снид фанатик пунктуальности, так что лучше не опаздывать. Помню, как-то он отвел мне одиннадцать минут на перекрестный допрос в деле об убийстве. Но я все равно выиграла! – Лора посмотрела на Энджи. – Судебный пристав сказал, что вечером Снид улетает в отпуск в Форт-Майерс. Учти это и не тяни резину.
– То есть как? – воскликнула Энджи. – Хочешь сказать, что нужно закончить сегодня? Да у меня своих шесть свидетелей, а еще всех свидетелей Крескина допрашивать!
– Я и говорю – не тяни резину.
– Это ведь не суд, – напомнил Майкл, – а всего лишь предварительные слушания, так что об окончательном решении речь не идет.
– Угу, – мрачно буркнула Джада. – Речь идет о временной опеке и продолжении адовых пыток, только и всего.
Майкл кивнул.
– К сожалению, для маневров у нас мало времени, а на продление слушаний шансов ноль.
– Вперед! – Заметив в коридоре судейскую мантию, Натали отставила недопитую чашку кофе. – Наш торопыга уже на коне.
Мишель со своего места в центре зала внимательно, насколько позволяли ее «мотоциклетные» очки, разглядывала Тоню Грин. Зря эта дамочка старалась навести красоту, видок у нее был – обхохочешься. Платье натянула кричаще бирюзового цвета, от которого глаза слезятся, к тому же размера на три меньше нужного, так что все телеса наружу. И как только Клинтон мог променять подтянутую, элегантную Джаду на такое чучело? Адвокат Клинтона, ясное дело, умолчал о тесных отношениях своего клиента со свидетельницей, представив Тоню суду как няню трех младших Джексонов. Что ж, ей же хуже – выглядит-то она скорее шлюхой, чем воспитателем, хотя Крескин задает ей вопросы только о детях.
– Что вас больше всего удивило или встревожило в детях, когда вас наняли за ними присматривать?
Тоня подалась вперед, колыхнув внушительным бюстом, и округлила глаза.
– Они целых три дня молчали! Десять лет работаю с детьми – никогда с таким не встречалась.
– И почему они молчали, как по-вашему?
– По-моему, от страха. Они ее боялись. Свою мать. Боялись, что она их накажет. Они ее не любят.
Энджи встала и выразила протест, но ответа судьи Мишель не расслышала. Затем снова раздался голос Тони:
– Они ни разу не произнесли ее имя. Никто из них не плакал и не звал маму. А крошка Кевон – я его зову своим ангелочком – уже через два дня залез ко мне на коленки, обнял и спросил: «Будешь моей мамочкой?»
Мишель стало нехорошо. Если бы Дженна или Фрэнки… Впрочем, Кевон этого, конечно, тоже не говорил. Из троих детей Джады малыш Кевон был самым «маминым», уж Мишель-то это точно знала. Боже, а каково Джаде выслушивать такое наглое вранье?! Как она это выдерживает ? Больше всего на свете Мишель сейчас хотелось оказаться на месте свидетеля и рассказать судье, всему залу, как заботилась о своих ребятах Джада, как кормила и учила, как любила их все семь лет…
Мишель впервые попала в зал суда. Мысль о том, чтобы появиться в таком же зале с Фрэнком, занять место свидетеля, отвечать на каверзные вопросы прокурора и в конце концов попасться на удочку, привела ее в ужас. Большим усилием воли она заставила себя не броситься прочь отсюда и сосредоточить внимание на главных действующих лицах процесса.
Энджи опять покинула место за столом и вела перекрестный допрос Тони.
– Итак, миссис Грин, вы утверждаете, что долгое время работали с детьми.
– О да! – важно подтвердила Тони Грин. – Более десяти лет.
– У вас есть специальное образование? – продолжала Энджи.
– Протест, ваша честь! Позвольте напомнить уважаемому коллеге, что миссис Грин не является подследственной. Какое отношение к делу имеет ее образование?
– Самое прямое, если мы намерены выяснить ее компетентность и опытность.
– Протест отклонен. Этой женщине доверено воспитание детей миссис Джексон.
– Закон штата Нью-Йорк требует, чтобы воспитатель имел лицензию на работу с детьми. У вас она есть, миссис Грин?
– Разумеется! – Тоня засияла. – С собой, в сумочке. Вместе со страховым полисом на тот случай, если с детишками – дай им господь здоровья – что-нибудь случится.
Энджи, похоже, стушевалась.
– Подайте мне сюда эти документы, – приказал Снид приставу.
– Сколько детей было на вашем попечении за десять лет? – продолжила допрос Энджи.
– О-о-о! Много!
– Назовите, пожалуйста, их имена. Наступившая пауза длилась достаточно долго. Наконец подскочил дошлый адвокатишка:
– В целях экономии времени, ваша честь, я предлагаю представить подробный список позже.
Мишель голову бы дала на отсечение, что Тоня Грин понятия не имеет, с какого боку подойти к ребенку.
– Согласен. Продолжайте, советник, – бросил судья Энджи.
Даже Мишель, с ее не самого лучшего места, заметила удивление Энджи. В самом деле странно, что судье не понадобился список. Оставалось только надеяться, что у Энджи отыщется еще что-нибудь, чем зацепить лгунью.
– Вернемся к вашей оценке состояния детей. Не подсказывает ли вам многолетний опыт, что дети могли несколько дней молчать от страха, от тоски по матери и по дому?
– Если дети хотят домой, они всегда плачут и зовут мамочку, а эти просто молчали, – отрезала Тоня.
