– Э-э-э… Можно тебя на минутку, Энджи? – вклинился в беседу Билл. Натали с Лорой вынуждены были уйти из-за неотложных дел, оставив Билла за всю «группу поддержки».
Они отошли в сторонку и остановились у автоматов с прохладительными напитками. «Типичный театральный реквизит», – неожиданно пришло в голову Энджи.
– Что-то случилось, Билл?
– Миссис Иннико до сих пор не появилась.
– Позвони в офис или…
– Звонил уже. И на работу, и домой, и на мобильник. Не отвечает!
Пряча смятение, Энджи надавила кнопку автомата.
– Время еще есть, Билл. Сначала я вызову другого свидетеля, а там, глядишь, и миссис Иннико подъедет.
Она залпом, как виски, опрокинула стакан воды, смяла пластиковую посудину и отправила в корзину с точностью профессионального баскетболиста. Не забывай дышать, дорогая. Энджи развернулась и зашагала к своей клиентке.
– Все будет хорошо, – сказала она Джаде, хотя ей самой поддержка была нужна не меньше. – Единственный вопрос… согласна ли ты занять место свидетеля еще раз? Утром ты держалась великолепно, но если я вызову тебя снова, то придется снова пройти и через перекрестный допрос Крескина. Пойми, тебя никто не заставляет…
Джада усмехнулась:
– Обедают как-то две людоедки. Одна говорит: «Терпеть не могу своего мужа». А другая в ответ: «Кто тебя заставляет? Сдвинь на край тарелки и ешь одни макароны».
– Альфред Хичкок в чистом виде! – нахмурилась Энджи, Мишель промолчала, а Майкл с театральным стоном поднялся:
– Ладно, дамы. Пойдемте полюбуемся на финальный фокус Крескина Великолепного. После его выступления – наш выход.
Мишель будто пригвоздили к скамье, когда в зал вплыла Анна Черрил, стервозная секретарша Джады и бывшая коллега самой Мишель. Зачем она здесь? Поддержать Джаду или позлорадствовать? Мишель нечего было стыдиться и тем не менее ей вовсе не хотелось попадаться на глаза старой сплетнице. Этого, к счастью.не случилось, зато произошло кое-что похуже: Крескин вызвал Анну в качестве своего свидетеля.
– Протестую, ваша честь! – Голос Энджи звучал непреклонно. – Данного свидетеля нет в списке, и нас не оповестили заранее, хотя у моего коллеги было достаточно времени. Вынуждена настаивать на отзыве свидетеля либо на отсрочке слушаний.
– Мистер Крескин, – ледяным тоном обратился судья к мерзкому адвокатишке Клинтона, – пора бы вам знать, что суд – не место для сюрпризов.
Так его! Разозлитесь хорошенько, ваша честь, и отшейте вместе с его свидетельницей!
– Прошу прощения, ваша честь, но с данным свидетелем мне удалось связаться лишь вчера. Обращаю ваше внимание, что забочусь исключительно о благополучии детей. Уверен, что в их интересах вы согласитесь выслушать любые показания, проясняющие обстановку в семье Джексон.
– Протест отклонен, – сказал судья после долгой паузы.
Уму непостижимо! Анне Черрил позволили свидетельствовать против начальницы?!
Еще как позволили – и, разумеется, Анна разошлась вовсю.
– О-о-о! Для миссис Джексон ничего нет важнее работы, – захлебываясь собственным ядом, вещала эта змея подколодная. – Со временем она никогда не считалась, отдаю ей должное. Когда ни придешь в офис – она уже там и вся в делах, так что даже трубку не брала, если дети звонили.
Мишель от души пожалела, что не припасла хоть какого-нибудь завалящего пистолетика. Пристрелила бы гадину, не задумываясь.
– Вы не представляете, как мне было жалко ее детей! – распиналась Анна. – Но что я могла поделать? Только поговорить с ними лишний разок по телефону вместо мамы.
Кошмару, казалось, не будет конца. Мишель, не выдержав, чуть слышно застонала. Сколько лет эта мерзавка лелеяла презрение и зависть к чернокожей женщине, собственным трудолюбием и умом добившейся успеха – для того чтобы теперь с видом триумфатора выплеснуть свою злобу!
– Нет, у меня, к сожалению, своих детей нет, – скорбно признала Анна, когда настал черед вопросов Энджи. – Но если бы были, я бы посвятила жизнь им, а не карьере!
Неприятная дрожь сотрясла тело Мишель. Соседи, коллеги, друзья… Кто из них будет свидетельствовать против нее и Фрэнка? Какую ложь или до неузнаваемости извращенную правду предстоит услышать ей? Мишель подозревала, что у многих найдутся причины для ненависти посерьезнее, чем у Анны. Бедная, бедная Джада! Все это ужасно. А у семьи Руссо кошмар еще впереди…
Мишель достала упаковку ксанакса и сунула в рот еще одну таблетку.
Миссис Элрой как свидетельница оказалась не столь плоха. То есть она была ужасна, но справиться с ней было куда проще, чем ожидала Энджи. Мадам бушевала, отвечая на вопросы Крескина; ее показания насчет теста на наркотики и некоторых других нюансов звучали убийственно, но… Но на перекрестном допросе она дискредитировала себя в глазах судьи и всех присутствующих откровенно злобными высказываниями о работающих матерях. Дескать, нечего рожать, если хочешь делать карьеру, а уж коли родила – сиди дома и т.д. и т.п. «К этим речам, – решила Энджи, – достаточно добавить показания коллеги миссис Элрой о ее взяточничестве, и доверие к свидетельнице будет подорвано».
Даже более терпеливый судья, чем Снид, не потерпел бы подобных проповедей со свидетельского места. В качестве лишнего доказательства предубежденности инспектора соцслужбы Энджи представила результаты теста на наркотики. Она была довольна тем, как нейтрализовала миссис Элрой, но при этом страшно нервничала из-за отсутствия миссис Иннико, на которой лежала задача окончательной дискредитации продажной социнспекторши.
Во время десятиминутной передышки Энджи набросилась на Майкла:
– Ну, почему ее нет?! Как ты думаешь, что с ней могло случиться?! – Она сама не заметила, как перешла с ним на «ты».
Майкл пожал плечами:
– Да все, что угодно. Тот факт, что миссис Иннико заявлена свидетелем с твоей стороны, еще не означает, что она не может проколоть по дороге колесо, выпить лишнего за обедом, опоздать на электричку или в срочном порядке обратиться к зубному врачу. Забыть, в конце концов. Или струсить. Вполне возможно, еще появится. А Анна Полласки, между прочим, уже дожидается своей очереди в коридоре. Почему бы не взять быка за рога и не вызвать Анну?
– Нет, – подумав, ответила Энджи. – Вместо быка возьмем за рога Клинтона. Я его, сукина сына, по стенке размажу.
Джаде казалось, что она медленно, но верно превращается в ледяную глыбу. С того момента ранним утром, когда она вошла в зал суда и увидела мужа, облаченного в новый костюм и при очках в черепаховой оправе (со стопроцентным-то зрением!), предчувствие чего-то ужасного вползло в ее сердце и прочно там угнездилось. Минуты бежали, складывались в часы, а Джада чем дальше, тем больше теряла ощущение реальности. Сколько раз в ходе процесса ей приходилось зажмуриваться, делать глубокий вдох и убеждать себя, что она пока не сошла с ума, что все это происходит на самом деле.
