я бы сказал, одна или две беседы со следователем.
- Я понимаю.
- Это единственное, что мешает нам уехать завтра же. Но мы уедем дня через два. Обязательно уедем.
Нина устало прикрыла глаза ладонью. Ей не хотелось огорчать Михаила, но его слова причиняли ей боль.
- Пожалуйста, милый… - тихо, как можно мягче произнесла она. - Никогда не говори мне, что мы завтра же или дня через два куда-то уедем. Я очень тебя прошу.
Он погладил её колени.
- Извини.
- Да нет, ничего страшного, у меня просто нервы расшатались.
- Знаешь, за что я люблю этот дом? - спросил Михаил, поворачиваясь лицом к огню. - За камин. Оказывается, я больше всего на свете люблю сидеть у костра. Просто смотреть на огонь. Шевелить угли. Слышать это потрескивание и следить за улетающими искрами. Это очень успокаивает.
Нина опустилась на ковёр рядом с ним и прижалась щекой к его плечу.
- Не надо меня успокаивать. Мне нужно только время, чтобы всё забыть.
- Ничего, милая, ничего, - он обнял её за плечи. - Всё пройдёт, будет утро, и будет вечер, и будет долгая счастливая жизнь. Мы увидим небо в алмазах. И знаешь где? На одном острове в далёком восточном море. Там звёзды яркие, и кажется, что до них можно дотянуться. Таких звёзд нет на нашем юге, нет на юге Европы. Такие звёзды есть только на этом острове. И море ночью там светится, и, если зачерпнуть его ладонями, кажется, в руках у тебя алмазы и золото…
Он наполнил бокалы.
- Выпьем за то, чтобы поскорее оказаться на этом острове.
- Вкусное вино, - сказала Нина, чтобы порадовать Михаила.
- О, такого в магазине не купишь. Нам привезли его из Грузии летом восемьдесят четвёртого, целый грузовик. Представляешь, все эти годы оно пролежало здесь, в подвале. Правда, осталось всего несколько бутылок. Но и на том спасибо. Прежний хозяин дома никого не угощал этим вином. Сам пил, по очень большим праздникам.
- Вы были знакомы?
- Когда-то служили вместе. Потом часто пересекались то по службе, то по банковским делам, - уклончиво ответил Михаил. - Вино-то прекрасное, но имеет один существенный недостаток. Оно разжигает аппетит. Слушай, Ниночка! Какой же я идиот! Мне же передали настоящий эстонский окорок! Ещё три дня назад! И мы пьём вино без него! А он спокойно висит себе в подвале!
- Ты хочешь? Сиди, сиди, не вставай. Я сейчас принесу.
- Найдёшь? Он прямо у входа.
Нина быстро спустилась по лестнице, открыла дверь в подвал и включила свет.
Здесь было прохладно и тесно. На стеллажах вдоль стены, в ромбовидных гнёздах, лежали бутылки. Напротив, на полках стояли коробки и банки, а под низкими сводами потолка с натянутого троса свисали подвешенные гирлянды лука, чеснока, каких-то трав. Висел там и небольшой окорок.
Нина приподнялась на носках, чтобы снять его с крюка, и вдруг услышала за спиной лёгкий скрип двери.
Она оглянулась.
Сдавленный возглас вырвался из её груди, и Нина в ужасе прижала ладонь к губам.
На пороге стоял её Саша.
Живой. Бледный, похудевший, с седой бородой до самых глаз. Саша…
- Здравствуй, Нинуля, - прошептал он, прикладывая палец к губам.
Не в силах пошевелиться, Нина прижалась спиной к стенке. Саша глядел на неё, улыбаясь.
- Ты только не пугайся так, - прошептал он. - Я не из могилы. И я не привидение. Нинуля, я всё знаю. Всё понимаю. Ты соберись, Нинуля, успокойся.
Он хотел погладить её по щеке, и она в ужасе прикрылась окороком, который сжимала в руках.
- Не трогай меня!
- Тихо, тихо. Не дай Бог, кто услышит…
Саша оглянулся на открытую дверь. Сверху послышался голос Михаила:
- Нина! Ниночка! Тебе помочь?
Нина вздрогнула.
- Иди к нему, - шепнул Саша, отступив за полки. - Я жду тебя здесь. Как освободишься, загляни.
- Уходи, - едва совладав с дрожащими губами, попросила Нина. - Умоляю тебя. Уходи.
Он покачал головой:
- Не могу. Мне нужна помощь. Мне нужна твоя помощь, Нинуля. Иди. И возвращайся.
Саша отступил ещё дальше и сел на коробку в углу подвала. Под ногами у него стояла спортивная сумка.
Голос Михаила приближался:
- Нина, да что там у тебя?
Саша, держа палец у губ, глазами показал ей на выключатель. Нина выключила свет, перешагнула через порог - и столкнулась с Михаилом.
- Ниночка, почему ты в темноте? Что случилось?
Она прижалась к нему, обхватив рукой, и развернула спиной к подвалу, увлекая за собой наверх.
- Миша… Мишенька… мне так плохо вдруг стало… Я, кажется, потеряла сознание на какое-то время… Пришла в себя, и ты как раз идёшь. Пойдём, милый. Пойдём.
Тяжело опираясь на его руку, она поднялась по лестнице. Больше всего на свете она боялась, что Михаил захочет ещё чего-нибудь поискать в своём подвале.
Странно, но она не испытала никакого удивления, увидев Сашу живым. Ужас? Да, тошнотворный, леденящий ужас. Но никакого удивления. Словно всегда знала, что это может случиться…
- Ты устала, - ласково говорил Михаил. - Перенервничала. Ложись-ка ты спать, невестушка.
- Да… я устала. А ты? Ты хочешь спать?
- Нет. Если ты ляжешь, я ещё поработаю.
- Нет-нет. Никакой работы! Я буду с тобой. Я тебя никуда не пущу.
- Да я никуда и не иду, - он засмеялся, обнимая Нину. - О, голубушка! Да ты дрожишь. Что ты там увидела, в подвале? Мышку?
Она попыталась беззаботно рассмеяться:
- Нет, не мышку… Что-то накатило… Давай скорее ляжем спать. Ты не будешь обо мне плохо думать, если я что-то скажу?
- Скажи.
Она прижалась губами к его уху и шепнула:
- Хочу тебя…
- Ой, как я плохо буду думать… ой, какой кошмар… - промурлыкал Михаил, подхватывая Нину на руки.
Так, на руках, он донёс её до спальни и бережно опустил в постель. И, стоя рядом с кроватью на коленях, жадно припал к её губам. Его сильная рука властно легла на её грудь, раздвинула полы халата, скользнула по животу и ниже…
- Иди скорее ко мне, - шептала она, срывая с него рубашку. - Скорее, скорее… Я так хочу тебя.
Нина не позволила ему ласкать себя, и сама набросилась на него, тяжело дыша и постанывая, хотя и не ощущала ни малейшего возбуждения. Ей надо было загонять его так, чтобы он заснул
