— Нет, давай я. Завтра работаю в кофейне. Играть в баристу интереснее, если одновременно кипятишь молоко и разговариваешь с агентами по недвижимости.
Уэнди всегда нравилось бороться с трудностями.
Я уже собралась улечься спать, когда ее глаза чуть не вылезли из орбит. Я сразу встревожилась, потому что смотрела она на меня.
— Ох, нет! — простонала Уэнди.
— Что такое?
Она указала на Макса, который спал у меня на коленях.
— Он не взял собаку.
Я напряглась. Неужели она хотела, чтобы Флейшман забрал Максуэлла?
— Разумеется, нет — Максуэлл принадлежит мне.
— Я не повезу этот ссущийся комок шерсти на новую квартиру!
— Нет…
— Нет-нет.
— Но это моя собака. Я несу за нее ответственность. И он давно уже ни на что не писал.
— Я думала, щенок принадлежит Флейшману…
— Ну, он был как бы нашим, но… — Паника заставила меня пуститься во все тяжкие. — Флейшман не обращал на него внимания. Портил Макса. Как только ты указала, как обучить его справлять естественные надобности в положенных местах, он стал гораздо лучше. А приучить его спать в коробке — просто гениально.
Впрочем, я сомневалась, что Уэнди клюнет на мою бесстыдную лесть.
— Проблем с ним не будет, — пообещала я. Макс, пожалуй, был единственным, что следовало сохранить от периода общения с Флейшманом.
— Так трудно найти квартиру для людей, — пробурчала она. — А найти квартиру, где можно держать собаку? За неделю? Это было бы почти чудо.
На следующее утро я проснулась как всегда. То есть поздно. Надела старое платье и бросилась к двери. Остановилась как вкопанная, увидев, что Уэнди склонилась над газетой, практически на том же месте, где я и оставила ее вчера.
— Постарайся освободиться после трех часов дня. Я хочу, чтобы мы посмотрели одну квартиру.
— Где?
— В Верхнем Ист-Сайде. Квартира вроде бы очень хорошая, и аренда всего на триста долларов больше той суммы, которую мы можем себе позволить.
— А откуда мы возьмем эти триста долларов? Она постукивала ручкой по странице с объявлениями. Очень деловая.
— Не знаю. Может, придется продать наши яичники.
Я выскочила за дверь. К тому моменту когда втиснулась в вагон подземки, квартирный вопрос уже вылетел у меня из головы. Ему на смену пришли мысли о «Разрыве».
Чем больше я думала об этой рукописи, тем крепче становилась убежденность, что Мерседес ее не возьмет. Нет, некоторые моменты, конечно, можно было назвать смешными. Флейшман — парень веселый. Разумеется, я эту книгу очень забавной не находила… и сомневалась, что кто-то другой сочтет ее смешной. С какой стати? Меня эта книга не так уж и развлекла. С тем же успехом можно было наблюдать, как кто-то отковыривает корку с ранки. Моей.
В кабинете, бросив сумку на стул и подняв голову, я увидела мужчину, вроде бы знакомого, который стоял в дверном проеме. Среднего роста, загорелый, с зачесанными назад волосами, он напомнил мне Энди Гарсиа[87]. Улыбнулся, и зубы ярко сверкнули на фоне смуглой кожи.
— Вы и есть та новенькая, — изрек он.
Мои губы изогнулись в робкой улыбке. Кого это принесло?
— Ну… относительно новенькая.
— Мерседес рассказала мне о вас много хорошего. — Незнакомец помахал мне рукой. — Продолжайте в том же духе.
— Спасибо! — пискнула я, глядя ему в спину. Он уже уходил.
Через три секунды в мой кабинет влетела Андреа.
— Господи, что он тебе сказал?
Я воззрилась на нее.
— Кто?
— Арт!
— Это был Арт Сальваторе?
— Разумеется. А кто же еще? — Она скорчила гримаску. — Ну почему он не остановился у двери моего кабинета?
— Может, не так уж это и хорошо, его остановка у моей двери, — ответила я.
Мне уже было как-то не по себе, когда я направлялась выпить кофе. По пути ко мне присоединилась Линдси.
— Готова к крупному плану? — спросила она.
Если это была какая-то шутка, то я ее не поняла.
— Твое интервью для статьи «Поднимая волну» в «Ка-эм», — уточнила она. — Разве вы договаривались не на сегодня?
Ох черт!
Я остановилась, словно уперлась в стену. Встреча с журналисткой «КМ» за ленчем. Ну конечно!
Не будь я в публичном месте, мало того — там, где меня принимали за профессионала, — я бы позволила коленям подогнуться, упала бы на пол, принялась молотить кулаками по ковру и рыдать. Ну до чего все ужасно. Я в старом платье, без украшений, без косметики. Возможно, меня могли бы принять за ту, кто поднимал волну в хрущевской Москве, но только не здесь, не в начале двадцать первого века. Куда больше я смахивала на законченную неудачницу.
— Я забыла. Напрочь, — в отчаянии вырвалось у меня. — Посмотри! В таком виде я не могу встречаться с прессой!
Лоб Линдси на мгновение наморщился, но тут же разгладился, она пожала плечами. Я догадалась, что на шкале серьезности ошибок, которые можно допустить на работе, появление на интервью в повседневном, а не в парадном наряде даже не значилось.
— По-моему, выглядишь ты нормально…
Ее слова не успокаивали. Андреа как-то рассказала мне, что в свой второй рабочий день Линдси появилась в издательстве в топике, купленном на распродаже уцененных вещей.
Она еще раз оглядела меня.
— Но раз уж ты упомянула об этом…
Я застонала.
— Не волнуйся. После совещания мы тебя подкрасим.
Я остановилась как вкопанная. Похоже, остановилось и мое сердце.
— Какого совещания?
— Разве ты идешь не в конференц-зал?
Святой Боже! Еженедельное редакционное совещание. Я забыла и об этом. Явно назрела необходимость для трансплантации мозга.
Я помчалась за кофе (не могла пойти на совещание, не заправившись кофеином), обдумывая идеи для интервью. Которых не было. С журналисткой «КМ» мне предстояло встретиться в каком-то японском ресторане. Съездить домой и переодеться времени не было. Не было шкафа с одеждой и в моем кабинете. Из косметики — разве что завалявшийся в сумке тюбик помады.
Может, по пути на интервью я успела бы забежать в «Блумингдейл» и накраситься выставленными там образцами? Неплохо бы заодно купить и новое платье, но вчера вечером я поклялась Уэнди максимально ограничить расходы.
Все эти мысли вертелись у меня в голове, когда я наливала в чашку кофе и добавляла сливки. Потом поспешила в конференц-зал и села за стол, когда Мерседес уже стучала молотком по столу, призывая всех к тишине. Увидев меня, перестала стучать и воскликнула:
— Гений прибыл!
Я покраснела, решив, что это издевка. Судя по смешкам за столом, точно так же восприняли эту фразу и остальные.
