я очень сильно зажмуривалась, могла вообразить, что он все еще сидит за кухонным столом и разгадывает свои кроссворды.
Я открыла глаза. Стола больше не было. Воспоминания тоже быстро испарились.
Я распахнула дверь в свою старую комнату. На полу лежали букеты цветов – увядшие и свежие. Вероятно, Мэтт решил, что цветы меня утешали. Розы, маргаритки, тюльпаны, хризантемы, другие незнакомые сорта. Моя комната напоминала оранжерею. Только я не поливала их. И нет, мне не пришла в голову идея переворачивать спальню Кеннеди в поисках дюжины ваз. Поэтому розы засохли, а маргаритки пожухли.
В комнате находился Мэтт, он сидел на спальном мешке, там, где раньше стояла кровать. Колдуэлл приходил каждую ночь. Как по расписанию. И его присутствие приносило мне намного больше радости, чем цветы. При виде Мэтта сердце улыбалось, пускай губы и не могли отразить те чувства, что я испытывала.
Мы совсем не общались. Наш способ общения – цветы. Тишина приносила мне успокоение. Он не говорил этого дурацкого: «Мне жаль». Просто обнимал меня, и я засыпала в его объятиях.
Именно в этом я и нуждалась.
То, что Мэтт приходил ко мне каждую ночь, говорило намного громче любых слов.
Я села рядом с парнем на спальный мешок и положила голову ему на плечо. Он крепко меня обнял. Мне не хотелось спрашивать, оставались ли наши отношения тайной. Какая разница? Мы находились рядом, и Мэттью помогал мне жить дальше. Я нуждалась в нем.
Однако я понимала, что разговора не избежать. Мы ссорились перед тем, как я узнала про дядю. В тот день я так сильно на него злилась, но сейчас все это казалось… незначительным.
– Я не хочу разрушать твою дружбу с Джеймсом, – прервала тишину я.
– Мне все равно. Главное, чтобы ты перестала плакать.
Я вытерла слезы. Оказывается, я плакала, даже не осознавая этого.
– Скажи мне что-нибудь приятное, – попросила я.
– Ночь – мое любимое время суток. Ведь я прихожу к тебе.
– Мое тоже.
– Хочешь поговорить о произошедшем?
– Нет. – Мой голос прозвучал совсем тихо, и я не знала, расслышал ли Колдуэлл меня.
– Но завтра похороны. Ты уже решила, что скажешь?
– Я скажу, что три месяца назад мне казалось, будто я потеряла самого важного человека в своей жизни. Я думала, что у меня больше не осталось близких… Но смерть дяди стала для меня таким же потрясением, как и смерть мамы. Он посвятил свои последние мгновения заботе обо мне. Он был самоотверженным, добрым, веселым и умными. Он любил меня сильнее, чем я заслуживала, а я доставляла ему одни проблемы. Досаждала вопросами о биологическом отце. После смерти дяди я осознала, что мне теперь никогда не удастся выяснить, кем был мой отец. Однако это уже неважно. Я потеряла единственного человека, который мог мне его заменить, и я сожалею, что он не рассказал мне о своей болезни раньше. Потому что за его жизнь стоило сражаться. – Я проглотила комок в горле. – Так он мне тогда сказал, в больнице. Понял, почему мама продержалась так долго. Потому что за меня стоило сражаться.
– Жаль, что у меня не получилось узнать его поближе, – сказал Мэтт и поцеловал меня в висок. – Судя по твоим словам, он был замечательным человеком.
– Да, был. – Я поймала себя на мысли, что говорю о дяде в прошедшем времени, и слезы снова потекли у меня из глаз. – Знаешь главную причину, по которой я так донимала его расспросами об отце? – Я посмотрела на Мэтта. Синяк на лице почти исчез, а глаза цвета шоколада смотрели на меня с нежностью. – Боялась, как бы мы с тобой не оказались родственниками.
Мэтт улыбнулся.
– Спросила бы у меня. Мои родители живут в счастливом браке уже больше двадцати лет. Даже до сих пор целуются на людях. Это, конечно, со стороны выглядит довольно странно.
Я рассмеялась. Кажется, впервые за много дней.
Улыбка Мэтта стала еще шире.
– Возможно, – он приподнял мою руку, – когда-нибудь ты тоже будешь носить фамилию Колдуэлл. – Он провел указательным пальцем по моему безымянному. – Когда станешь моей женой.
Я прыснула со смеху и пробормотала:
– Ага, конечно.
– Что? Ты мне не веришь? Забыла, что я буду твоим первым во всех смыслах? – Его губы слегка коснулись моих губ.
– Хочешь стать моим первым мужем? Хмм…
– Твоим единственным мужем.
– Какие глупости!
Мэттью посмотрел на меня так, словно и не думал шутить.
– Бруклин, я хочу, чтобы ты знала: я никуда не исчезну. Ты меня никогда не потеряешь.
Глаза вновь защипало от слез.
– Нет, только не надо опять плакать! – воскликнул он со смехом и обнял меня.
Впервые за эту неделю я плакала не из-за грусти. Я плакала от счастья. Я не потеряла все, как мне казалось. У меня оставались Кеннеди и миссис Алькарас. У меня оставался Мэтт. Я знала, что он у меня есть. Он не стал бы мне лгать. Только не сейчас. Я закрыла глаза и прислушалась к стуку его сердца. Мне хотелось, чтобы оно билось в такт с моим. Мне хотелось, чтобы его сердце оказалось таким же сильным, как его руки.
И ты меня тоже никогда не потеряешь.
* * *
Я сжала кафедру так сильно, что у меня побелели костяшки пальцев. Всхлипнув, я заставила себя договорить речь и изучила ряды, на которых сидели ученики и учителя нашей школы. Феликс. Капкейк. Столько знакомых лиц. И все они пришли, потому что тоже любили и уважали моего дядю.
Даже мистер Хилл, который, оказывается, дружил с дядей. Он выступил с трогательной речью передо мной. Когда он поднялся на кафедру, я даже удивилась, что он не заставил меня зачитать его слова.
Кажется, в тот момент я даже улыбнулась.
На заднем ряду сидели «Неприкасаемые». Все четверо, в идеально выглаженных черных костюмах.
Родители сидели перед ними. Я мельком взглянула на мистера Колдуэлла и мистера Хантера. Сыновья были их точными копиями, и ни один из них не походил на меня. Впрочем, какая разница.
Поиски отца потеряли смысл.
Я встретилась взглядом с Мэттом. Даже то, что он не сидел рядом со мной, не причиняло мне боли. Плевать, знали ли его друзья, что мы вместе. Об этом знала я. Я знала, что он придет ко мне сегодня вечером, поможет пережить горе и будет появляться каждый день, пока я окончательно не приду в себя.
Мэтт кивнул, подбадривая меня.
Я глубоко вздохнула.
– Я потеряла человека, который заменил мне отца, – сказала я дрожащим голосом. – И я сожалею о том, что он не рассказал мне обо всем раньше. Потому что за жизнь моего дяди стоило сражаться.
Я вернулась на свое место и села между Кеннеди и миссис Алькарас. Они обняли меня с двух сторон. – Mi amor, какая чудесная речь! – воскликнула миссис Алькарас. – Джим гордился бы тобой! – Она не убрала руку с моего плеча, даже когда снова заговорил священник.
Священник произнес
