нести ответственность за свою жизнь, а не сидеть у тебя на шее.
— И что ты предлагаешь?
— Всё, мой мальчик, — потянулся он к сумке и достал оттуда новенькую красную книжечку с мальтийским гербом на обложке.
— Это что? — спросил Илья, когда она оказалась у него в руке.
— Не разочаровывай меня, — скривился Гриша. — Это же очевидно. Паспорт.
Илья открыл его на фотографии и глаза его полезли на лоб, к спёкшимся от крови волосам:
— Мой паспорт?
Шевеля губами, он беззвучно прочитал имя.
— И как я буду с ним жить?
— С мальтийским паспортом, что даёт право на безвизовый въезд в сто восемьдесят три страны мира? Думаю, хорошо.
— С новым именем.
— Ну я же как-то живу.
— То есть ты?.. — удивился Илья.
— Нет, с рождения я не Григорий Селиванов.
— Не зря мне казалось, что тебе не идёт это имя. Какое-то оно…
— Чужое? — усмехнулся Гриша. — Ну, что есть, то есть.
— А деньги? Где я возьму деньги?
Тот положил поверх одеяла банковскую карту.
— В тумбочке. Но на первое время тебе хватит.
— А защита диплома? Университет?
— Мальчик мой, ты и без диплома отличный специалист. Например, по истории. Вон брат Джон не даст соврать, — кивнул он в сторону уже затеявшего в маленькой комнатке уборку монаха. — Ваши с ним беседы и твои познания его очень впечатлили. Но хочется перефразировать бессмертную фразу: диплом какого ВУЗа вы предпочитаете в этой части земли?
— Ты волшебник что ли? — хмыкнул Илья и скривился от боли.
— Я не волшебник, ми мучачо. Я — человек мира. А для таких как я не существует границ, запретов и невозможного. У нас везде есть нужные люди. Звонок, два, и в любой стране я найду того, кто сделает то, что мне надо. Это вон как орден, — качнул он головой в сторону монаха. — Были бы деньги. Но я не приглашаю тебя из одной жопы в другую, стать таким как я. Я предлагаю тебе выбрать свой путь. И начать всё сначала. А такой случай, согласись, выпадает не каждому. Предлагаю, потому что ты свернул не туда, мой мальчик. Оно ведь не потому жизнь не складывается, что родился под несчастливой звездой или вынудили обстоятельства, так всегда происходит, когда идёшь поперёк души.
Селиванов встал. Илья поднял на него глаза.
— Можешь найти свою Дульсинею и всю жизнь поклоняться ей, — выразительно взмахнул руками Гриша. — Или вступить в монашеский орден, дать обет целомудрия и посвятить свою жизнь богу. Я не знаю, чего ты хочешь. Но ты можешь всё. Всё, чего твоя душа пожелает. Чего ты хочешь, мальчик мой?
Илья раздумывал меньше секунды.
— Свободы. Я хочу свободы.
— Их есть у меня! А у тебя есть время подумать куда держать свой путь. Назад или вперёд. Думай, мальчик мой, и я справлю тебе диплом и билет в любую страну мира, какую пожелаешь. Оставлю тебя ненадолго на попечение брата Джона, — похлопал он по плечу рыцаря. — Пойду хоть душ приму. Да и вообще у меня тут ещё дела. Но я приду. За тобой, или за твоими вещами — тебе решать.
Он вышел из аскетически обставленной, но всё же прохладной комнаты и посмотрел в голубое марево неба.
Ёбаная жара!
Но у Григория правда были дела. Его заждалась девушка.
Нина мерила шагами номер, когда посвежевший после душа и бритвы Селиванов блаженно упал в мягкое кресло — от жёсткого стула в крепости у него были кровавые мозоли на заднице, — и открыл бутылку холодного пива.
Он знал, что она хочет ему сказать.
Теперь знал. Как и то, почему два года назад Нина появилась в его жизни. Но пусть скажет сама, раз прилетела.
— Может… — показала она на кровать.
— Нет, дорогая, — сделав большой глоток, вальяжно развалился в кресле Гриша, сложив ноги на стол, — секса больше не будет. Уж прости. Но мне и так хорошо.
Выбил из пачки сигарету, закурил.
— Он был моим поклонником, Гольдштейн. Ты, может, не в курсе, но есть такие у порноактрис. Они дарят подарки. Иногда за нами таскаются. Он подарил мне квартиру.
— Серьёзно? А чего же тогда мы всегда встречались в моих? Пусть в скромных, съёмных, но моих же, — хмыкнул Григорий.
— И вот это всё тоже, — тряхнула она ушами, где блестели копи царя Соломона.
— Я понял, понял. И за это он попросил всего лишь стать моим другом и рассказывать про Прегера. Чего ж тут не понятного.
Нина виновато пожала плечами.
— Ну что ж, хорошо, что я ничего важного тебе и не рассказывал. Что всё выяснили. И спасибо, что прилетела, хотя я и не просил. На этом всё, — кивнул он головой на дверь. — Прощай, Нина!
— Я Аня.
Селиванов поперхнулся дымом.
— Ну приятно познакомиться, Аня. И… счастливого пути! — снова качнул он головой в сторону двери.
Приложил запотевшую бутылку ко лбу, а когда убрал, девушка всё ещё стояла перед ним.
— Иди, иди, милая. Возвращайся к своей работе, своим поклонникам. Я же говорил: ты зря летишь. Я ценил тебя за то, что с тобой не было никаких проблем, скандалов, ревности. Но я же не идиот. Я никогда не ждал ни любви, ни верности от проститутки. Поэтому ты прощена и свободна.
— Найдёшь себе другую?
— О, боги! — закатил он глаза. — Уже нашёл. Это не трудно. У меня всё. Адьёс!
— У меня — не всё, — села она напротив на низкий стол, подвинув Гришины ноги. — Имя Марк Реверт тебе о чём-нибудь говорит?
— Ну допустим, — напрягся Гриша, услышав своё настоящее имя.
Нина-Аня с пониманием кивнула.
— Тебя ищут, Гриша.
— Кто? — затушил он сигарету.
— Помощник твоего отца. Кажется, твоему папаше… пиздец.
— И ты говоришь мне только сейчас? — подскочил он.
— Я ради этого прилетела, чёрт побери! Потому что не могла отдать тебе это по телефону, — протянула она ему ключ и конверт. — Прости, что прочитала.
Он покрутил в руках ключ от банковской ячейки с круглым номерком, вытащил из конверта лист и, с трудом разбирая почерк отца, заскользил глазами по строкам.
— Проклятье! — выдохнул он, дочитав до конца. — В раскрытую грудь словно вставили ледяные руки и сжали сердце.
А он думал, что всё закончилось. Что, уехав навсегда из родного города, он больше никогда её не увидит. Ничего о ней не услышит. И даже имя своё не вспомнит, потому что так его называла она.
Но этот старый хер, его отец, даже в мир иной не мог уйти, не бзбрыкнув напоследок.
«…это твой сын, Марк. Не его…» — набатом гудели в голове прочитанные слова.
Мой
